Прогресс по-белорусски: стагнация и апатия растут и ширятся

Аппроксимируя сегодняшние тенденции в нашей экономике на ближайшую перспективу, невозможно избавиться от ощущения безнадежности.

Прогрессирующее ухудшение экономического положения в стране, очевидные трудности с получением внешнего финансирования (российская нефтегазовая подпитка, внешние кредиты) оставляют нам очень мало времени для преодоления кризиса. Тем более, что основные конкуренты (Россия, Китай, Запад) озабочены ускорением развития своих экономик (за период 2008—2014 гг. темпы обновления основного капитала на Западе и, возможно, в Китае удвоились). И на наших основных рынках конкуренция только усиливается. И эту конкуренцию мы проигрываем. Если уже не проиграли безнадежно.

Примерная проблема

Аппроксимируя сегодняшние тенденции в нашей экономике на ближайшую перспективу, невозможно избавиться от ощущения безнадежности. Стагнируют даже, в терминологии нашего правительства, бюджетообразующие предприятия, которые долгие годы получали львиную долю государственной поддержки. Другие, особенно на периферии, просто тихо умирают. Если еще де-факто не умерли.

В сложившихся условиях я все же ожидал, что анонсированный «Большой разговор» или обсуждение письма П. Прокоповича будут использованы, чтобы хотя бы провозгласить какие-то реформы или другие экстраординарные меры для спасения экономики. Пусть недостаточные, пусть — спорные, но что-то делать ведь надо. А у нас — не только ничего. Возникло ощущение, что власть так до конца и не поняла, что за проблемы встали перед страной: весь свет заслонили проблемы текущие.

Опять ссылки на успешность «белорусской модели» в 90-х, опять требование «не обижать людей» при сокращениях (стыдливо называемых сегодня «оптимизацией»). Опять желание любой ценой обеспечить «макроэкономическую стабильность», поскольку курс доллара слишком многое определяет в нашей экономике.

Что касается «белорусской модели». Да, она спасла страну в 90-х. Но, с моей точки зрения, она себя изжила уже в кризис 1998 года. Начиная с этого момента, было необходимо строить в стране современную экономику. А мы пустились в украшательства.

Про недозаложенную амортизацию говорить не будем. Это, с моей точки зрения, просто преступление. Благодаря которому разрыв в техническом уровне наших предприятий с конкурентами все годы независимости только рос. Еще страшнее обозначившаяся потеря российского рынка.

Суть проблемы можно проиллюстрировать на примере МАЗа.

В начале 90-х в Москве беседовал с дальнобойщиком из глубинки, работавшим на фирме на Volvo. Каких только дифирамбов не пел он этой машине! Спрашиваю: а для себя какую бы машину взял? Ответ: только МАЗ. На иномарку, кроме Москвы и Питера, нет сервиса, а там — он очень дорог. Трудно добывать запчасти. Да и все иномарки намного дороже, чем МАЗ. А для МАЗа — в любой сельхозтехнике запчасти найдешь, и ремонт привычен.

С тех пор все инофирмы развернули сеть сервиса, создали логистику поставки запчастей (включая промежуточные склады). Остатки советских товаропроводящих сетей развалились, запчасти для МАЗа стали дефицитны. МАЗ существенно подорожал, его ремонт усложнился. И выходит из строя он значительно чаще, чем иномарки. Даже б/у.

И сеть сервиса, и логистика поставки запчастей, и склады — это инвестиции фирм в сервисно-сбытовые сети. Большие. Которые у них уже есть, а у МАЗа — нет. Уже и китайцы в Средней Азии, в Сибири создают такие сети: они не заморачиваются «измами», а просто копируют оправдавшие себя экономические практики. Учитывая катастрофическое отставание МАЗа от конкурентов в темпах техперевооружения, не удивительно, что сбыт МАЗа падал, падает и будет падать. Аналогичная ситуация складывается и по другим нашим машиностроительным предприятиям.

Я уже писал о том, что невозможно сравнивать экономические модели любой страны (кроме, разве что, Африки) через 20 лет. Несравнимы экономические модели СССР 1921 г. и 1941 г., 1945 г. и 1965 г. Пытаться удержать одну и ту же экономическую модель 20 лет, какие бы у нее не были заслуги в прошлом — просто глупость.

Не менее нелепым выглядит нежелание сокращать излишнюю численность под лозунгом «социальной справедливости».

Допустим, на госпредприятии содержат излишнюю численность. Если ее сократить — прибыль предприятия вырастет. Но прибыль госпредприятия принадлежит бюджету. Так почему деньги, которые должны были бы быть направлены на образование, здравоохранение, общегосударственные нужды, пенсии, наконец, должны расходоваться на людей, которых не могут загрузить полезной работой? Где здесь «социальная справедливость»?

Да и бюджет у нас не без греха. Про избыточную численность силовиков, контролеров у нас не писал только ленивый. Но ведь масса людей сидят на бюджете и в самых разных конторах.

Недавно менял паспорт. Было, конечно, приятно, что не было очередей, четко работал персонал. Но невозможно было не обратить внимания, что часть персонала откровенно маялась от безделья. Ожидая, что вдруг придет больше людей. Не думаю, что у нас сегодня в стране такая экономическая обстановка, что можно оплачивать такой резерв персонала. Уж и не говорю об откровенно излишних государственных организациях. А ведь все они тоже проедают деньги, которые в бюджете можно было бы направить куда рациональнее. В том числе и в плане социальном.

Я к вам пишу…

Что касается письма П. Прокоповича. Так ведь то, что жесткая кредитно-денежная политика угнетает реальный сектор и препятствует его развитию, стало очевидным не только у нас, но и по всему миру. Худо-бедно она срабатывает лишь там, где при ее проведении вероятен значительный приток иностранного капитала. В условиях нынешнего мирового кризиса такая вероятность существенна для очень немногих стран. И Беларусь в число этих стран не входит, у нас и других проблем для инвесторов хватает. А вина излишне жесткой кредитно-денежной политики в ухудшении финансового положения предприятий, конечно, есть.

Однако выводы из констатации этого факта в письме из разряда «ветер оттого, что деревья качаются». Эмиссионную накачку предприятий мы уже пробовали, адекватного эмиссии прироста экспорта не получили. А денежная система пошла вразнос. Так что проблема не в недостатке денег.

Проблема в том, что финансировать нечего: нет ни бизнес-планов, ни существенных оснований, что, получив финансирование, предприятия заметно увеличат свою конкурентоспособность на рынках. Проблема не в том, что, в порядке рационализации, предприятия сокращают рабочую силу. Проблема в том, что не создаются новые рабочие места. Падает общий спрос на рабочую силу. Особенно — на периферии. Где уже негде рабочую силу и обучить (основное обучение идет на рабочем месте, которого уже нет).

И не могут создаваться. Поскольку в стране нет ни системы в такой работе, ни организаций, которые могли бы их генерировать. Власть здесь сделала основную ставку на предприятия. Но в условиях падения спроса на их основную продукцию и хронического отсутствия оборотных средств и средств для инвестиций они с такой задачей справиться заведомо не могут. Малые предприятия, включая частные, генерируют рабочие места либо самой низкой квалификации (грузчики, продавцы, проч.), либо немного мест очень высокой. Всех проблем нашего рынка труда они не решат.

Абсолютно убежден, что нет проблем создать аналог почти любого предприятия. Ноу-хау, недоступные для других, в мире имеют в производстве считанное количество фирм. Это — вопрос инвестиций и подбора персонала нужной квалификации. Много сложнее и дороже отвоевать нишу на рынках, достаточную, чтобы инвестиции окупились в разумные сроки. Но и здесь для профессионалов вопрос только в затратах и квалификации персонала. И целесообразности всех этих затрат.

Наша проблема в том, что имеющийся капитал и персонал большей частью для производства конкурентоспособной продукции непригодны. В активной части капитала слишком мала доля современных станков и оборудования, да и имеющиеся загружены крайне недостаточно. В пассивной части (здания, сооружения, включая инженерные сети) износ местами достиг уровня катастрофы. На значительной части предприятий персонал даже не понимает, что такое «технология», современным методам производства не обучены не только рабочие, но и управленцы. Хорошая иллюстрация тому — ситуация в холдинге деревообработки.

По сути, создавать рабочие места можно только почти с нуля. А это — очень дорого. Причем наша практика разбрасывания скудных ресурсов на инвестиции по многим направлениям «по чуть-чуть» приводит только к обесцениванию и тех инвестиций, что делаются: недофинансированные проекты не могут быстро давать отдачу.

Вторым фактором, обусловившим жесткость кредитно-денежной политики нашего Нацбанка, является долларизация нашей экономики: и предприятия, и население в своих расходах, в конечном итоге, выходят на потребность в валюте. Реально сложившийся денежный оборот требует поддержания в М3 доли валюты на уровне около 70%. При остром дефиците валюты и продолжающемся падении экспорта это ограничивает возможность эмиссии. А регулярно получаемые в последние годы внешние кредиты и рост госдолга, за счет которых поддерживался денежный оборот в стране, сегодня засбоили.

Совсем другой вопрос, что у нас жесткость кредитно-денежной политики обусловлена и требованиями потенциальных кредиторов. Под которые власть вынуждена подстраиваться, поскольку без внешней подпитки (кредитов, российской нефтегазовой) функционировать наша система управления уже не может. Правда, не совсем ясно, нужны эти кредиты государству или нашему государственному аппарату. Чтобы позволить ему и дальше доить страну.

Однако и здесь не все безнадежно: ужесточение условий выделения кредитов и МВФ, и ЕАБР вызваны не столько политическими моментами (хотя они и присутствуют), сколько нежеланием выдавать кредиты на проедание. Ведь до сих пор все внешние кредиты государству шли на потребление. И государством, и населением (через ЖКХ, социалку, зарплаты избыточной численности).

Кроме того, и МВФ, и ЕАБР вовсе не исключают смягчения кредитно-денежной политики при условии, что ресурсы будут направлены на модернизацию экономики. Так, ЕАБР выводит за ограничения средства, направляемые на реструктуризацию предприятий и направляемые на пособия по безработице. МВФ не настаивает на ограничении государственных расходов на модернизацию экономики, но требует достоверной экономической отчетности, по которой можно будет судить о действительных потребностях нашей экономики и обоснованности планов.

Проблемы, которые поднимает в своем письме г-н Прокопович, являются следствием давней потери управления экономикой страны и в рамках «белорусской модели» решения не имеют. Кроме того, носят они системный характер. Просто денежными вливаниями они не решаются. Необходимо с максимальным использованием имеющегося капитала, государственного и частного, начинать выстраивать в стране новую экономику. Поскольку ту, что досталась нам в наследство от СССР, мы проели.

В свою очередь, это требует и кардинального изменения системы управления экономикой в стране, и четкой юридической базы во взаимоотношениях государства с частным бизнесом (без него в нашей ситуации поднять экономику просто невозможно), и режима жесткой экономии. Никаких признаков понимания этого в «Большом разговоре» я не увидел.

Александр Обухович, tut.by