Кто окружал Ларису Гениюш в последние годы, и, несмотря на реальные опасности, помогал ей выжить?
Сегодня после мессы (iмшы) священник обратился к местным жителям: «Людзi добрыя, патрэбны начлег для польскiх байкераў, якiя вяртаюцца з Катынi. Ужо 27 людзей узялi, засталося чалавек 10. Дунiлавiчы - вёска вялiкая, але ахвотных мала. Памятайце, што абавязак хрысцiянiна - падарожнiку даць начлег. Пасля iмшы ахвотныя зайдзiце i запiшыцеся». 40 польских байкеров возвращаются из Катыни, куда они ездили почтить память жертв сталинских репрессий.
Это странное совпадение, ведь исполняется 100 лет со дня рождения самой известной белорусской политзаключенной - поэтессы Ларисы Гениюш. Женщина, отсидевшая 10 лет в лагерях, которая до конца жизни так и не приняла советское гражданство, до сих пор не реабилитирована. Остаток своей жизни она прожила в Зельве на улице Советской. Умерла она в 1984 году, но, несмотря на это, до сих пор не дает покоя властям.
Весной этого года я прочел «Споведзь» - документ, написанный кровью. Документ, обжигающий сознание. На мой взгляд, это самое значительное произведение в белорусской литературе прошлого века. Документ, который до сих пор взрывоопасен. И тогда я решил сделать спектакль о Гениюш. Даже не столько о ней, сколько о тех людях, которые ее окружали в последние годы, и, несмотря на реальные опасности, помогали ей выжить. 24 марта Я, yyaro и Леша поехали в Зельву, зная из интернета только имя человека, который мог бы нам помочь - краевед Юрий Качук. По дороге мы обсуждали план действий. Приехав в Зельву, мы решили искать помощи у творческих людей. Отправились в местный дом культуры, с уверенностью, что сотрудники смогут нам дать его адрес. В фойе мы встретили двух девушек:
- Девушки, где нам найти краеведа Юрия Качука?
- А хто это?
- А это ваш местный краевед. Он еще занимается Ларисой Гениюш.
- А, Гениюш, так это вам надо в райисполком в отдел по идеологии.
- Не, туда нам точно не надо.
Вдруг в дверях появилась крупная женщина.
- Во, может у Николаевны спросите.
- Может, Вы знаете краеведа Юрия Качука?
- Юру? Ну, знаю. И что?
- Вы не подскажете, где его можно найти?
- Не, не знаю.
- А где он работает?
- Юра? Юра работает нигде.
Через некоторое время мы все-таки получили адрес. Мы застали Юру дома за работой над книгой по традиционной белорусской кухне. Узнав, зачем приехали, Юра с радостью согласился нам помочь, дал фотографии и посоветовал пообщаться с Ириной Станиславовной – женщиной, которая была рядом с Гениюш в последние годы. Он тут же позвонил ей, и мы договорились встретиться через полчаса возле костела.
Напоследок Юра познакомил нас со своим котом:
- Гэты кот распазнае дрэнных людзей. Во прыязджалi да мяне тут адны з Менску, ён да iх нават не падыйшоў.
Мы слегка напряглись. Наступил момент истины: кот внимательно посмотрел на нас, молча подошел и (о, чудо!) начал тереться о ноги.
- А яшчэ ён умее размаўляць.
Юра наклонился к коту и произнёс:
- Жыве Беларусь!
- Жыве! - не задумываясь ответил кот.
Возле костела нас ждали две пожилые женщины:
- Здравствуйте, я Ирина Станиславовна, а это Зося. Она тоже знала Ларису Антоновну.
- Не могли бы вы нам рассказать о Ларисе Гениюш. Какая она была?
- Ну, какая? Добрая, хорошая, пироги пекли вместе. Ну не знаю, что вам рассказать. Она же памерла давно, в 84, это ж сколько гадоў прошло, я уже и не помню ничего. Я ж не одна там была, много женщин к ней ходило. А знаете что? Давайте я обзвоню всех женщин, которые с ней общались. Во завтра утром после имши в доме у Зоси соберемся, да, Зося? – Зося кивнула. - Чаю попьем, фотографии принесем вам, покажем, расскажем все.
- Это было бы замечательно. А где мы встретимся?
- Так во, Зося через дом от Ларисы Антоновны живет, на улице Советской.
На следующий день в назначенное время мы приехали к дому Зоси. На улице Советской почти не было машин и людей. Перед домом стояла Ирина Станиславовна. Мы направились к ней:
- У Зосi cустрэцца не атрымаецца. Яна захварэла. Cёння гаворыць: «Я глухая, я нiчога ня помню». Толькi фотаапарат ваш яна помнiць. Во, i лавак нiдзе няма, каб прысесцi…
Ирина Станиславовна достала из сумки полиэтиленовый пакет с фотографиями:
- З Мiнску многа прыязджала. Ня ведаю, жывыя яны, не жывыя ўжо. Скоблу знаеце? Во, адзiн ён маладзец. Кнiжкi яе выдае, прыедзе да мяне – я яму картачкi падпiшу, ён возьме, а потым заўсёды вяртае. А астальныя – не. А у мяне ж свае дзецi, унукi ёсць. Хачу iм пакiнуць.
Мы рассматривали фотографии. Кого-то она помнила, кого-то уже забыла:
- Гэта ж даўно было. Цяпер ужо мала хто помнiць, гэта ж сталецiе ужо будзе. Я ж у 55-м прыехала на работу, у 56-м пазнакомiлася, у 58-м Ларыса Антонауна кумой стала i сына крэсцiла майго. Ну, ня можна была крэсцiць. А яшчэ я i настаўнiца. «Ня месца вам у савецкай школе, ня месца вам!»- так гаварылi мне.
Мы спросили, не страшно ли ей было общаться с Гениюш:
- Да, страшна. Хадзiлi пад вокнамi, пры мне па чэрдаку адзiн раз хадзiлi. А Ларыса Антонаўна ужо хворая была, Iвана Пятровiча не было ўжо. Дык я начавала у яе. Во пры мне па чэрдаку хадзiлi. А хто там хадзiу – ня ведаю. Всяка была. Тады жызнь была пры камунiзме. Эта ж цяпер – свабода.
- Вы же рисковали…
- Ну i што? Я вазiла ў Гродна в iздательства вершы яе, яна хворая была, усё перажывала, што мяне могуць запынiць. А я казала: «А чаго мяне запыняць?». Яна была добрая. Нiкому нiчога дрэннага не зрабiла. Многа да яе хадзiлi. Хадзiлi сельскiя людзi, а начальнiкi не хадзiлi. Прыязджалi з гарадоў другiх. З Караткевiчам на крыльцэ у яе пазнаёмiлася. Тады быу яшчэ малады, нежанаты. Ларыса Антонауна гаворыць: «Вось, сёння прыедзе Караткевiч, трэба спеч яму торт да гарбаты». I мы iдзем з Зосей ужо, круцiм. Яна была добрая. Новы год всегда встрэчалi. Яна нiкому нiчога дрэннага не зрабiла. Колькi у яе цвятоў было, а цяпер няма нiчога. Ну што вы хочаце? Другiя людзi жывуць. Як памiрала у бальнiцы у Гродна, кажа: «Iрачка, скажы усiм зельвенцам i усёй Зельве, што у мяне недазволенага у хаце нет нiчога». I столькi народу прыйшло. I во гроб яе ў хаце стаяу, а праз вакно глядзелi i запiсвалi, хто прыходзiў.
- Здравствуйте, Ирина Станиславовна!
Мы обернулись и увидели женщину средних лет, которая проходила мимо нас.
- Здравствуйте, - сказала Ирина Станиславовна и сунула фотографии в сумку.
- Как ваше здоровье? – поинтересовалась женщина.
- Ничего, спасибо.
- Пропаганда какая-то?
- Прапаганда, ну. Можаце i вы прыняць учасцiе.
- В чем, Ирина Станиславовна?
- Во, прыехалi з Мiнску, просяць хату паказаць, пра Ларысу Антонаўну расказаць.
- А, здоровья вам …
- Ну i вам таго жа.
Женщина пошла дальше.
- Зараз падумаюць, што я тут прапаганду раблю, - усмехнувшись сказала Ирина Станиславовна.
Мы спросили, как местные власти относятся к Ларисе Гениюш:
- Як адносяцца? Во гавораць, што улiцу Савецкую нада паменяць – а хто яго паменяе? Прыязджау Пазняк на 40 дзен, казау мне: «Быць улiцы Ларысы Генiюш! Будзе!!». I што? Будзе, калi нас ня будзе? Эта было, ёсць, а як будзе – эта рашаць вам, маладым. Рашайце. А некаторыя гавораць: «Яна што - святая, што ёй памятнiк каля царквы паставiлi?»
Вдруг возле нас остановилась машина. Мы обернулись: это была бежевая «Волга», в которой сидело три человека. Они смотрели на нас. Из машины никто не вышел. Мы продолжили разговор.
- Ну а что думают о ней сегодня местные жители?
- Ну што мы думаем? I молiмся за яе, i ходзiм на могiлкi, ухажваем за могiлкамi. О, мiлiцыя яшчэ прыехала, - вдруг сказала Ирина Станиславовна.
Возле «Волги» остановился милицейский автомобиль, в котором сидело несколько человек. Все они смотрели на нас. Из машины никто не вышел.
- А што мне мiлiцыя? Дiплом не адбяруць – на пенсii ужо 28 гадоу. Так што страху няма. Такiя справы.
Ситуация становилась напряженной. Мы сфотографировали Ирину Станиславовну, поблагодарили за разговор и договорились о том, что встретимся с ней через несколько месяцев и привезем фотографии. Ирина Станиславовна объяснила нам, как проехать на кладбище, где похоронена Гениюш, и на прощание перекрестила нас:
- Благаслаўляю вас. З богам. Так i Ларыса Антонаўна дзелала. Шчаслiва. З богам.
Мы сели в машину и поехали в сторону кладбища. Милицейский автомобиль двинулся за нами. Буквально через метров 400 нас остановил сотрудник ГАИ. Он был очень вежлив, но задавал нетипичные для гаишника вопросы: «Что вы делали в Зельве? С какой целью прибыли? На кого оформлена машина? Куда сейчас направляетесь?». Мы решили ответить честно:
- Вот, ездим, собираем материал о Ларисе Гениюш.
- Для какой газеты?
- Для интернет-издания. Сейчас хотим поехать на кладбище.
- Может вам дорогу показать? – неожиданно предложил вежливый гаишник.
- Нет, спасибо. Это же рядом. Сами доберемся.
Мы поехали дальше. Подъезжая к кладбищу, заметили, что за нами следует та самая милицейская машина. Остановились. Остановились и они. После кладбища мы поехали в сторону Минска. На расстоянии трехсот метров нас «сопровождали». На границе Зельвинского и Слонимского районов милицейская машина развернулась и поехала обратно в Зельву.
Владимир Щербань - режиссер Белорусского Свободного театра