История полешука Ничипорука или белорусский «Тихий Дон»

Белорус прошел сталинский лагерь, воевал в армии Андерса, а остаток жизни провел в Чикаго.

Историк Игорь Мельников подготовил к печати мемуары Павла Ничипорука «Одиссея полешука». Об этом историк рассказал в интервью kp.by.

- Воспоминания Павла Ничипорука мне передал в Бресте друг его сына. В советское время он сам их высылал понемногу родне в Беларусь. Но КГБ его записки конфисковал. Письма не доходили, и он в очередной раз понял, что если вернется, то ему не поздоровится. И только после перестройки его записки из Америки прислали на родину.

Интересно, что в 1989 году с воспоминаниями этого человека ознакомился Василь Быков. Он написал тогда такой отзыв: «Я прочитал Ваши мемуары. Несомненно, они заслуживают внимания. Надо их издать. Вам нужно обратиться в издательство в Минске или в Москве, которое издает подобного рода литературу, и представить туда два экземпляра рукописи. Дело это длительное, поэтому нужно начинать не теряя времени. Желаю Вам успехов! (…). С приветом, В. Быков. 13.09.1989». Однако тогда мемуары белоруса так и не увидели свет. Долгие десятилетия они лежали и ждали своего часа.

- Не возникло ощущение, что Быков просто не захотел заниматься этой историей.

- Нет. Он был занятой человек, да и рукопись не была готова на сто процентов. Мне с ней пришлось основательно поработать. Она была написана на трасянке, на белорусско-русско-польском языке. Читать было трудно. К тому же его воспоминания необходимо было дополнять комментариями, объяснить происходящее в историческом контексте. Если быть откровенным, Павел был малообразованным человеком. Простой белорус из деревни. Он писал, что у него было на душе. И писал сермяжную правду. Это наш «Тихий Дон».

- Расскажите нам вкратце его биографию.

- Павел Каленикович Ничипорук родился в августе 1902 года на хуторе Жердечно около деревни Запруды (сейчас Кобринский район Брестской области). В феврале 1941-го его арестовали и направили в лагерь ГУЛАГа в Свердловской области. В 1942-м белорус оказался в польской Армии Андерса и в ее составе участвовал в боях с нацистами в Италии. В 1948-м после демобилизации Ничипорук уехал из Великобритании в США, где и прожил до самой смерти. Умер он в 1979 году. В его воспоминаниях постоянно присутствует мысль о возвращении в Беларусь. После войны он хотел вернуться, но сестра ему написала: ты уже один раз побывал в ГУЛАГе, так зачем тебе еще раз туда возвращаться? Если бы он вернулся, то в 1951 году оказался бы в Сибири, куда депортировали всех андерсовцев. А в Америке жила его тетя - сестра отца, которая эмигрировала за океан еще до революции. Ее сын был фабрикантом, богатым человеком. И он ему помог получить гражданство и устроил работать на свою фабрику.

- А что с семьей?

- Она осталась в Беларуси. Он писал, что его жена ревнует, потому что он с другой женщиной живет в США. Он ей объясняет, что не может быть один, но любит он ее, Аксинию. Вот выдержка из одного из писем: «Знаю, что тебе, Аксинья, выпала тяжелая судьба. Понимаю, что досталось тебе с малыми детьми. Но я тебя не бросил. Мы были хорошей семьей и прекрасно жили. Просто меня арестовали и выслали из Родины. Ты пишешь, чтобы я ехал домой, и ты вместе с детьми примешь меня. Я верю в это, но мое здоровье очень плохое. Высокое давление, и лекарства не помогают. К тому же если я вернусь в БССР, то мне могут не позволить жить вместе с вами. Все очень сложно».

Павел переживал, что оставил семью. Но страх был сильнее. Его жизнь так побила, что снова окунуться в этот ад он не хотел. Хотя из простого селянина он в итоге стал настоящим бойцом. Я неспроста сравниваю эту историю с «Тихим Доном» Михаила Шолохова. Меня впечатлило описание деталей его трагичной судьбы. Как его арестовывали, как он выживал в лагере. Там ведь западников помещали рядом с криминальным контингентом с Востока. Чтобы последние держали первых в ежовых рукавицах. Криминальники называли политических доходягами, потому что они были дистрофиками.

- Он так и не увиделся с Аксиньей и детьми?

- Только со старшим сыном. В 70-х годах он съездил к нему в США.

- Можно представить, как Павел был зол на советскую власть.

- В своих воспоминаниях он не высказывался против советской системы, но в то же время не понимал, почему он, ветеран Второй мировой войны, сражавшийся с нацизмом, не может свободно вернуться на родину. Кстати, в США польские ветераны были по статусу и привилегиям приравнены к американским.

- Как он попал в польскую Армию Андерса, которую на территории СССР формировали из польских военнопленных?

- В марте 1941-го его арестовали и перед войной сослали в сибирский лагерь. Около года он провел в лагере. А затем попал под амнистию как польский гражданин (до войны он имел паспорт Второй Речи Посполитой), который должен вступить в Армию Андерса.

- Вы рассказывали, что по пути в эту армию он даже попал в банду? Как это произошло?

- Это настоящий детектив. Павлу Ничипоруку пришлось поскитаться по бескрайним просторам Средней Азии, прежде чем он попал в расположение польских частей, формировавшихся в СССР. В один из моментов, чтобы не умереть с голоду, ему пришлось примкнуть к шайке грабителей. Правда, белорус во время одумался и не пошел по этой кривой дороге.

- Он был хорошим солдатом?

- Павел Каленикович был награжден британскими и польскими наградами. Армия Андерса, напомню, была под британским командованием. Воевал в составе пулеметного батальона в составе 3-й стрелковой карпатской дивизии, участвовал в кровопролитных битвах во время освобождения Италии от нацистов. Наш полешук, среди прочих, принял участие и в знаменитой битве под Монте-Кассино.

- Как сложилась судьба Павла в Америке?

- Когда он умирал, то был небедным человеком. У него был трехэтажный дом в Чикаго. Работал он на заводе, жил с украинкой, детей у них не было.

Из воспоминаний Павла Ничипорука. «Разве я кулак, когда так много и тяжело работал?»

«Мой отец Каленик Демьянович Ничипорук умер в 1930 году. Я остался с мамой Варварой Филимоновной и двумя сестрами. Я уже был женат на крестьянской девушке Аксинье Петровне. Все хозяйство, разумеется, осталось мне. А вместе с тем в наследство я получил и все трудности крестьянской работы. Жили мы в урочище Жердечно Кобринского района. После смерти отца наше имущество было разделено на хуторы. Земли там были плохие, поэтому работы было много. Но я был доволен, так как работал на своем хозяйстве и неплохо, скажу я вам, у меня шло. Так продолжалось до 6 февраля 1941 года, когда моя жизнь сделала крутой поворот. Я тогда не знал, что меня ждет. Если бы узнал, что будет, наверное, не выдержал бы и покончил жизнь самоубийством...».

Началось с того, что кто-то донес, что у Павла хранится дома револьвер наган. Еще в 1923 году большевистский партизан дал его отцу Павла, а тот оставил у себя дома «да лепшых часоў». Прошло почти 20 лет. На Кобринщину пришла советская власть, которую Ничипоруки искренне ждали...

Чтобы расправится с «кулаком и недобитком» Павлом Ничипоруком, обвинив его в антисоветском заговоре, советской власти много не понадобилось. Всего лишь обвинить его в том, что не сдал наган в милицию.

В суде Павел говорил:

«Мой отец был трудолюбивым человеком, благодаря этому смог нажить хутор в 30 гектаров земли. Однако земля там болотистая. Все это мы обрабатывали собственной силой, без наемных работников. Разве я кулак, когда так много и тяжело работал? Мой отец, когда мне было 16 лет, взял меня на работу. Мы тогда пилили доски. Очень трудно, скажу я вам, но работали. Какой я кулак? Так, имею три коровы, лошадь, несколько овец. Но все это заработано тяжелым трудом. И что, за это я должен нести ответственность?»

Но Павла суд лишил свободы на два года. Дома у него осталась мать, беременная жена и трое сыновей.

Из воспоминаний Павла Ничипорука. «Лагерные будни»

«Лагерники, которые шли на работу, представляли собой ужасное зрелище. Грязные, оборванные, на ногах не обувь, а какое-то тряпье. Ботинки или сапоги обычно обвязаны веревкой. Вот такие работники были в ГУЛАГе. Накануне Пасхи я падсобирал немножко хлеба, чтобы отпраздновать. Утром, как обычно, я встал и пошел на завтрак. Когда вернулся, стал искать хлеб, но его не было. Украли, понял я тогда. Так у меня получилась третья черная Пасха.

Лагерный черный хлеб был плохо испечен. Он был тяжелый, как кирпич, и почти без вкуса. Но ели. А что делать? Эх, всегда говорил я тогда, хорошо покорми рабочего, он тебе больше сделает. Больше силы будет, но этого в ГУЛАГе не желали понять.

Наша бригада работала не внутри завода, а на улице. Мы разгружали вагоны с камнем и щебнем, а также складывали доски. Работа была очень тяжелая. Через каждые два часа был перекур на 10 минут. Я тогда не курил и просто сидел на скамейке.

В мае нас перевели на новую работу. Нужно было таскать бревна на фанерную фабрику. Каждое бревно брали по 10 - 15 человек. Оказалось, что эти лесоматериалы сплавляли по реке Тавде. Это была самая тяжелая работа в моей жизни».

Из воспоминаний Павла Ничипорука. «Я был уже не доходяга, а боец»

«Мы оказались у монастыря Монте-Кассино. Все про ту битву слышали, хотя знаю, что у меня на Родине после войны об этом не любили вспоминать. Странно это, ведь мы же с Гитлером воевали, а про те бои в Советском Союзе забыли. Монте-Кассино - это не крепость, а старый монастырь на горе. Там были толстые стены и глубокие подвалы. Обойти эту «горку» не представлялось возможным. Это прекрасно понимали немцы, наши враги, поэтому так удачно укрепились на той горе. В скалах немецкие десантники наделали окопов и туннелей, построили бункеры и доты. У горы - большое поле, которое очень хорошо видно с горы. Это поле наши солдаты назвали полем смерти. Следует также сказать, что до нас этот монастырь пытались взять французы, индусы, австралийцы - и без результата. Наконец, пришла очередь Второго польского корпуса.

...Я уже об этом писал, но повторюсь: в корпусе служили разные люди. И по национальности, и по профессии, и по отношению к жизни. Были кадровые военные, офицеры и подофицеры. Они еще в сентябре 1939 года бились с немцами, но позже попали в большевистский плен. Это в основном были поляки. А вот среди рядовых были представители разных национальностей. Белорусы, украинцы, евреи, те же поляки. Не все до войны служили в армии. Короче, много «гражданских» было. Но за время военной подготовки на Ближнем Востоке они превратились в настоящих солдат. Не было в Италии и того доходяги Ничипорука, что валил лес в сибирской тайге. Не было и напуганного крестьянина из-под Кобрина, но был боец, который хорошо знал, что такое «томиган» или «брен». Я был готов идти даже в штыковую...».