В минувшем месяце белорусы сумели здорово самих себя удивить.
Тысячи людей вышли на центральные площади и улицы своих городов. Таких широких протестов мы не видели много лет, что делает нынешнюю ситуацию уникальной. Что же с нами случилось и как мы превратились в политически активную нацию?
Поводом для протеста стал «налог на тунеядцев». Но на площадях звучали самые разные лозунги.
Одни требовали смены экономической политики, другие — отставки Лукашенко, третьи — отмены всех налогов вообще, а кто-то просто хотел наконец получить свои сакральные 500 долларов зарплаты. Кто-то приходил с бело-красно-белым флагом или даже в шапке с российским триколором, а кто-то, наоборот, пытался от каких бы то ни было флагов дистанцироваться. Кто-то разговаривал по-белорусски, а кто-то оставался верным русскому языку. В таком изобилии оттенков и звуков белорусского протеста нет ничего удивительного. Именно так и выглядят современные протесты. И одна из причин — стремительное распространение интернета.
Многие из современных протестов стремительно организуются — буквально за несколько дней — причем, исключительно через интернет.
Лишь 36 часов понадобилось организаторам протестов против миграционных указов президента Трампа, чтобы вывести на улицы 40 тысяч человек в Лондоне. И протест тот организовался исключительно через социальные сети.
Наши онлайн-контакты в социальных сетях очень часто шире обычного ежедневного круга общения в офлайновой жизни, что повышает шансы узнавать о чем-то новом и необычном для нас именно через интернет.
Поэтому и информация о протестах распространяется в социальных сетях быстрее, чем в старом офлайновом мире, — при условии, что идея протестов может увлечь людей.
Белорусы наконец вышли в социальные сети
Уникальность этого момента для Беларуси в первую очередь в том, что большинство людей, независимо от возраста, пола, достатка, стали общаться через социальные сети.
Эта коммуникация в настоящее время открыта не только для молодых или достаточно образованных представителей элиты, для многих из которых фейсбук стал синонимом общественной дискуссии. За последние годы к фейсбуку и другим социальным сетям присоединились сотни тысяч белорусов старшего возраста — тех, кого, вероятно, в наибольшей степени коснулся налог на «тунеядцев», и тех, чье появление на митингах так сильно удивило многих.
В настоящее время фейсбуком ежемесячно пользуется почти столько же белорусов в возрасте от 45 до 54 лет, сколько и 15—24-летних, свидетельствуют закрытые исследования. Аудитории твиттера в Беларуси среди молодых и тех, кто в возрасьестарших тоже почти сравнялись. При этом в белорусских «Одноклассниках» людей от 45 лет, даже больше чем школьников и студентов.
Такое выравнивание возрастных аудиторий различных соцсетей происходит на фоне значительного роста численности их пользователей. Например, YouTube — главный live-источник информации о протестах — ежемесячно просматривает более двух миллионов белорусов, что делает эту соцсеть второй по численности аудитории после российского VK. И это, возможно, объясняет гигантские, если сравнивать с предыдущими протестами, просмотры live-трансляций протестов. За день, прошедший после минских протестов, live-видео с места событий было просмотрено более миллиона раз.
Цифры вовлеченности людей в коммуникации в социальных сетях указывают на то, что активисты получают огромную аудиторию, на которую относительно легко выйти.
Протесты цифровой эпохи
Удалось ли организаторам протестов против Декрета №3 воспользоваться ростом разнообразия и интереса белорусской аудитории к контенту социальных сетей, остается большим вопросом. Некоторые встречи в Фейсбуке с призывом выйти на улицы не набирали и тысячи лайков. Но иногда посты, казалось бы, забытых оппозиционных политиков, приглашавших прийти на протест, имели до 50 расшариваний.
Многие из этих постов и встреч были созданы буквально за несколько часов до запланированных протестов. Но так действовали не все. Были и активисты, которые работали с темой налогов на безработицу на протяжении нескольких месяцев.
Например, гомельский активист Адрей Стрижак предпринял несколько кампаний противостояния «налогу на тунеядцев», собрал вместе со своими единомышленниками 23 тысячи электронных подписей против Декрета, а также приложил руку к первому в Беларуси суду против государства на тему Декрета. Конечно, суд состоялся в Гомеле.
В конце концов, кто бы ни мобилизовал людей на протест, многие из них если не узнали, то получили возможность обсудить и увидеть его сторонников именно в интернете. Особенность социальных сетей — в возможности давать каждому быть тем, кем он там хочет быть. И эта возможность распространяется на протесты.
Когда мы лайкаем идею собраться где-то или подписать петицию, мы часто поступаем так, исходя из собственных убеждений и представлений о том, что стало поводом для таких действий. Одни делают это с мечтой о смене режима, а другие просто от злости на элиты. Все эти гаммы чувств и представлений позже сливаются в единое море протеста — то же море с бело-красно-белыми флагами и шапочками с триколором. Но в онлайне мы не видим этого болезненного разнообразия идей. Мы видим призыв, возможно, картинку и текст, который отпечатывается у нас в голове чем-то своим. Мы лайкаем и… таким образом, возможно, впервые в нас зарождается идея присоединения к протесту.
Белорусы наконец преодолели страх
Одно из главных политических условий возникновения протеста заключается в появлении окна возможностей.
Ведущие ученые в области протестной политики говорят, что такие окна возникают довольно редко. И уж как этими возможностями воспользоваться — дело тех, кто хочет активизировать людей на протест. Протестующие в областных городах Беларуси сумели сделать это лучше. Они попытались мобилизовать людей в момент наступления дедлайна на оплату ненавистного налога — 20 февраля. Пришлась эта дата на период, когда белорусские власти, кажется, потеряли всякий интерес к политическим репрессиям, арестам во время политических акций и подобным действиям.
Но организация, распространение информации о протесте и непосредственное появление людей на улицах — вещи абсолютно разных категорий. И отделяет эти две категории одно существенно важное явление, знакомое, наверное, каждому белорусу, — страх.
Страх выйти на улицу, на площадь — это один из самых сильных демотиваторов, который обычно останавливал людей перед участием в таких коллективных действиях, какие мы наконец смогли увидеть. Почему многие белорусы вдруг сумели преодолеть свой страх?
Примеры недавних массовых протестов в Испании и арабских странах впечатляют своим сходством. Почти всегда на улицы выходили сотни тысяч людей, рассерженных и униженных отсутствием социальной справедливости и лицемерием элит. Эта ярость позволила людям преодолеть изначальный страх перед репрессиями, чтобы вместе занять важные площадки и пространства в центре их городов и начать протест. Первый успех протестов — занятые, хотя и временно, такие общественные пространства, как Октябрьская площадь в Минске и главный минский проспект, — позволил трансформировать гнев раздражения в надежду. Именно поэтому по окончании протестов многие из их участников и наблюдателей столь позитивно восприняли эти события. Ни одно из требований протестующих не было выполнено. Но факт временного захвата важного общественного пространства породил большие надежды на выполнение требований в будущем или хотя бы возможность беспрепятственно высказываться на этом общественном пространстве впоследствии.
Рука Москвы
Опыт других стран также объясняет, почему попытки отследить в белорусских протестах руку Москвы попросту не работают. Некоторые комментаторы по свежим следам поспешили настороженно отметить, что нынешние митинги и марши и общая дестабилизация выгодна России, которая спит и видит, как бы поскорее убрать с карты мира Беларусь. Или хотя бы сменить режим в ней.
Но борьба с собственным страхом, чувство растерянности и обиды, с которыми люди обычно выходят на площади, не имеет ничего общего с геополитическими рассчетами прагматичных экспертов. Игры в геополитику незнакомы и неинтересны рассерженным протестующим.
Они хотят выполнения их программных требований — отмены налога, смены экономического курса, но последствиями выполнения этих требований для государства они вряд ли сильно интересуются.
Как быть дальше
В отсутствии рациональных рассчетов на начальных этапах массовых движений имеются и свои негативные стороны. Наверное, главная заключается в том, что большинство протестующих не просчитывает последующих шагов, которые бы привели к выполнению их требований.
А между тем одним из наиболее важных шагов должно было стать соединение разрозненных протестных активностей в единое всеобщее движение.
такое движение может объединить разные взгляды на страну, власть, флаг и герб, язык и культуру. И это абсолютно нормально в эпоху цифровых медиа. Но оно должно быть способно выдвинуть лидеров для политического представительства. Совместные действия обычно лишь тогда оказываются успешными, когда они ведут к возникновению представителей движения, которые включаются в политический процесс и начинают разговаривать с властями.
Хотя некоторые протесты формально и считались возглавленными старыми и известными деятелями, такими как Статкевич и Некляев, протест выдвинул и нескольких новых интересных фигур.
Это тот же Андрей Стрижак, это гомельский блогер Максим Филиппович с более чем 24 тыс. подписчиков его блога на YouTube. Это десятки других активистов, имен которых мы пока еще не знаем. Но есть шанс, что нам придется очень скоро выучить их.
Алесь Герасименко, nn.by