Три истории барановичских свидетелей войны
Очевидцы войны из Барановичей рассказали о детстве и жизни в годы Великой Отечественной.
В памяти тех немногих живущих сегодня ветеранов уже путаются названия населенных пунктов, даты событий и боев, имена погибших. Но те, кому сейчас за 90 лет, помнят главное: они победили. 9 мая – 72-я годовщина победы в Великой Отечественной войне. Intex-press поговорила с барановичскими очевидцами войны о детстве и жизни в годы Великой Отечественной.
Нине Дмитриевне Бресс 89 лет. Она прошла концлагерь Шталаг 1А в немецком городе Штаблак.
До войны
Я родилась в Бегомльском районе (Борисовский, а позднее Минский округ), в деревне Горелый Луг. Моя деревня была большая, на 100 дворов. До войны папа работал бухгалтером, а мама была разнорабочей в колхозе. В семье нас было шестеро детей, старше меня – только брат. Жили дружно и в достатке. Папа был отличным садоводом, у нас на участке был свой яблоневый сад. Мы ни в чем не нуждались. Я окончила начальную школу в нашей деревне, а в 5 класс пошла в школу в соседнюю деревню Иканы. Предчувствия войны у меня не было.
Война
Мне было 15 лет. Однажды мама послала меня к родственникам за рассадой капусты, а когда я вернулась, впервые услышала от родных слово «война». Что оно означало, я тогда не понимала.
Слышала, что наши войска отступали. Видела, как местные жители паковали сумки, в которых прятали еду и одежду, уезжали из деревни. Отец был в числе тех, кто верил, что война скоро закончится. Поэтому мы никуда не уехали. Только мама набила сундук продуктами и мы спрятали его в огороде.
В 1943-м в соседнюю деревню Иканы году пришли немцы. Местных жителей собрали якобы на собрание, расстреляли и сожгли в сарае. Я до сих пор помню этот запах горелого человеческого жира. Тогда мне стало по-настоящему страшно.
Партизаны завалили бревнами дорогу, по которой немцы могли проехать в нашу деревню. Тех жителей, которые пришли дорогу расчищать по приказу старосты деревни, немцы позже расстреляли. Я и мои братья решили не идти, поэтому выжили.
Немецкий гарнизон расположился где-то в 15 километрах от нашей деревни.
Через несколько месяцев к нам в деревню на парашютах с самолетов спустились партизаны, у нас в доме стали жить двое. Ночью они спали на полу в доме на соломе, а днем уходили в разведку. Мама готовила им еду. Немцы, прослышав про партизанское движение в нашей деревне, стали бомбить наши дома с воздуха. Одна бомба попала к деду в огород. На улицу выскочила мамина сестра Женя, чтобы посмотреть, что происходит. Я тоже выбежала. Смотрю, а Женьку разрезало осколком пополам. Она умерла на месте.
На следующий день немецкие самолеты «рама» забросали нашу деревню огневыми шашками. Наш дом сгорел, как и большинство других домов в деревне. В 1944 году наша семья перебралась жить в лес, а спустя несколько месяцев немцы нашли нас с односельчанами в лесу. Самых молодых, в число которых попала и я, загнали в машину, усадили в поезд и отправили в немецкий концлагерь в город Штаблак.
В концлагере
В Германию нас привезли осенью. Было холодно, нам дали деревянную обувь. Помню, нас кормили брюквой. Она была такая соленая, что ее невозможно было есть. Сначала меня поставили разнорабочей, мы прокладывали дороги. На машине привозили песок, а я лопатой должна была его разровнять. Потом меня перевели в авторемонтный цех на промывку автозапчастей.
Пленных в концлагере было очень много, точно не могу сказать сколько. Еду выдавали по карточкам. Однажды у меня эти карточки украли. Я не ела несколько дней. Кто-то рассказал об этом моему «шефу», тогда он пришел, взял меня за руку и лично завел в столовую.
В концлагере я была полгода. 28 февраля 1945 года над нашим концлагерем пролетел первый советский самолет, а еще несколькими днями позже пришли советские солдаты, «открыли» лагерь и всех пленных отпустили домой.
Я не знала, в какой стороне дом, куда идти, вместе с такими же пленными просто скиталась по стране. Немецкий язык я не знала.
Местные жители догадывались, как фашисты издевались над нами в концлагерях, и побаивались освобожденных. Немцы паковали фуры и с полными фургонами добра выезжали из страны. У тех местных, кто остался, я с другими освобожденными просила еды и ночлега в сарае. Помню, как однажды в немецком хлеву мне во сне приснилось, как я надела красное крепдешиновое платье. Наутро меня в сарае нашел русский солдат и отвез на немецкий хутор, на котором ночевали советские солдаты. Там мне дали солдатский паек, который я ела не отрываясь, а потом мне предложили остаться готовить военнослужащим еду. Именно там, на хуторе, я и узнала, что война закончилась и наши в этой войне победили.
После войны
Я много работала. В немецком городе Бартештайн я готовила солдатам еду, потом попала в Тапиау трудилась санитаркой в госпитале, в Инстинбурге меня научили шить, в Кенигсберге взяли швеей на швейно-обувной комбинат. Оттуда я вернулась домой в Беларусь. В родной деревне все было разрушено и сожжено. Но все родные остались живы. С фронта вернулся односельчанин Коля Бресс, который мне очень нравился еще до начала войны. Я знаю, что ему многие шептали про меня: не бери ее замуж, она была в Германии, ее в тюрьму посадят. Но он не послушал никого, и мы поженились. Мне было 19 лет, а ему 23 года. У нас родилось шестеро детей. Когда они подросли, я стала работать на молоковозке в колхозе, жизнь наладилась. Когда дети выросли, а муж умер, я переехала жить к дочке в агрогородок Крошин Барановичского района.
В годы войны во мне жила только одна мысль: выживу или нет. Сейчас я уже многое позабыла, война мне не снится. Все хорошо.
«В корзине с яйцами я везла взрывчатку в оккупированный Минск»
Любови Алексеевне Черник 97 лет. В 21 год она осталась за главного врача районной больницы, потому что все врачи ушли на фронт.
Любовь Алексеевна Черник – ветеран Великой Отечественной войны.
До войны
Я родилась в деревне Иканы. В моей семье было восемь детей, я с сестрой – близняшки. До войны я окончила школу, отучилась в Борисовском медучилище и устроилась на работу в районную больницу в городском поселке Плещеницы. В 1942 году врачей начали срочно призывать в армию и я осталась в больнице и за главврача, и за завхоза. Работы было очень много: приходилось и больных лечить, и меню разрабатывать.
Война
Помню, как фашисты стали бомбить Плещеницы, один снаряд попал в кухню больницы. Это были очень страшные дни. Много раненых и крови. Хотелось, чтобы как можно скорее все закончилось. Я приехала в деревню к родным.
Как только в окрестных лесах деревни появились партизаны, я помогала им: лечила, ходила в разведку, участвовала в боевых операциях. Там я познакомилась со своим будущим мужем, мы поженились, я забеременела. Шел 1942 год.
Когда я была на восьмом месяце, партизаны поручили мне доставить в Минск взрывчатку. Опасный груз сложили в корзинку и накрыли сверху куриными яйцами. В столицу я поехала на машине с немецкими солдатами. Всю дорогу я дрожала как осиновый лист. Но никого не заинтересовала моя корзина. Страшно было не столько за себя, сколько за ребенка. Ведь если бы немцы заглянули в корзину, меня наверняка застрелили бы и сын так бы и не родился.
Я доставила в столицу взрывчатку, которая предназначалась для подрыва вагоноремонтного завода в оккупированном немцами Минске. Через несколько дней партизаны воспользовались взрывчаткой.
В 1943 году немцы пришли в мою родную деревню. Маму, сестер, племянников и племянниц вместе с десятками других жителей в деревне Иканы согнали в сарай и сожгли. Спрятавшись в огороде, смогла уцелеть только одна из моих сестер.
После рождения сына я ушла жить в лес к партизанам. Это было очень голодное время, я была единственная женщина с грудным ребенком на руках в отряде. Сын постоянно плакал от голода, а руководитель партизанского отряда боялся, что его плач выдаст местоположение нашего отряда.
Однажды немцы устроили на партизанов облаву, стали с собаками и автоматами прочесывать лес. Тогда я с маленьким сыном на руках спряталась в болоте в трясине. Пули проходили в сантиметрах от нас, но немцы нас не заметили и мы выжили. По правде, мне тогда очень хотелось, чтобы нас убили, и все поскорее закончилось, лишь бы не мучиться больше.
Я уже не помню, как узнала о победе. Знаю только, что не сразу в это поверила.
После войны
В 1946 году у меня родилась дочка Алла. Когда закончилась война, мужа несколько раз перекидывали по военным частям Советского Союза, а затем, в начале 50-х, его перевели в Барановичи.
Когда дети подросли, я устроилась на работу в Барановичскую городскую поликлинику. Трудилась старшей медицинской сестрой терапевтического отделения, а после работы редактировала стенгазету, участвовала в спортивных состязаниях, была председателем профкома. Я была требовательной и строгой. На пенсию ушла в 70 лет. Сегодня я живу как барыня: дети у меня замечательные, внуки взрослые, уже правнуки растут.
«Перед тем, как идти на фронт, мне пришлось отрезать косу»
Ольге Петровне Исаковой 94 года. Она легко узнает всех своих боевых подруг на старых военных фотографиях и плачет, когда вспоминает о потерянных уже в послевоенные годы двух сыновьях и муже. Ольга Петровна признается, что уже смутно помнит детали того, как жилось в годы войны. Говорит, что единственным смыслом ее жизни тогда была борьба.
До войны
Я родилась в Татарстане. В семье, кроме меня, было шестеро братьев и сестер. Жили небогато, но дружно. Помню, что по вечерам мы очень любили петь. Я окончила восемь классов и жила вместе с родителями.
Война
До войны у меня была ниже пояса коса, красивая, гладкая. А когда призвали меня в армию, косу пришлось остричь, потому что бытовые условия вынудили: помыться толком негде было, а за длинными волосами нужен особый уход. С тех пор мои волосы пошли кудрями.
Мне было 18 лет, когда меня призвали на службу. Сначала я попала на трудовой фронт, а затем в зенитную артиллерию неподалеку от Казани, где прослужила четыре года. Я помогала сбивать самолеты с черными крестами. В мои обязанности входило найти немецкий самолет и вычислить угол обстрела для имеющихся у наших военных в артиллерии пушек. Когда я смотрю фильм «А зори здесь тихие», часто вспоминаю то время, там очень реалистично описана та жизнь, которой мы жили в Великую Отечественную.
После войны
В артиллерии я познакомилась со своим будущим мужем. В середине 50-х мужа перевели в Барановичи. Я устроилась на работу в Дом офицеров контроллером-кассиром, проверяла билеты у желающих попасть на городскую дискотеку. Потом какое-то время работала в городском Доме культуры. Меня любили за мою ответственность и очень уважали.
Я пела в хоре городского Дома культуры «Беспокойные сердца», причем зачастую солируя, и даже стала сама писать трогательные песни о мире и добре. В последнее время не пою, потому что сложно стало даже из квартиры куда-то выйти, голова стала болеть, все забывать стала.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]