Внутреннее тунеядство строителей коммунизма

Начальники делают вид, что нам платят, а мы, естественно, делаем вид, что работаем.

Министр труда и соцзащиты Ирина Костевич сообщила публике, что в Беларуси к 1 мая все, желающие работать, трудоустроены. Власти, как она заявила, сумели «дойти до каждого», поэтому тот, кто хотел работать, вышел на работу. Кто не хотел работать, нашли для себя неубедительные препятствия.

Вывод — власти сделали все, что могли. Они, видимо, считают, что из обнаруженных полумиллиона социальных иждивенцев, без работы остались только настоящие «тунеядцы». Перевоспитывать их поздно, надо заставлять работать. В этой связи часто вспоминают советские методы принуждения к труду, хотя мало кто понимает, как их применить. Можно, разумеется, заставлять людей копать канавы и закапывать их, чистить отхожие места, не выдавая при этом даже рукавиц, как это было в Китае во время культурной революции, можно отправлять собирать камни, но это не даст пользы ни стране, ни самим «тунеядцам».

У Сталина такой «концепции» не было

В нашем правительстве даже на самых высоких должностях утвердились еще относительно молодые, всесторонне образованные люди, имеющие профильное образование. Пруд пруди в нашем правительстве юристов и экономистов, которые, обращаясь к насущным проблемам труда в стране, не станут возражать более высокому начальству, если то вознамерится восстановить, мягко говоря, дисциплинарные трудовые лагеря, работающие на полном своем хозяйственном расчете. Но опыт показывает, что в прошлом многие правительства разных стран пытались организовать эффективные производства в тюрьмах, но все эти затеи всякий раз проваливались. Заключенные работали плохо, учреждениям требовались государственные дотации, а получаемые ими преференции нарушали правила честной конкуренции в народном хозяйстве. Как это бывает у нас, когда фермера заставляют конкурировать с колхозами, которые чем хуже работают, тем больше денег получают из казны.

Принудительный труд заключенных применялся в новое время в странах, имеющих заморские колонии и далекие окраины, как Россия. Каторжане, как оказалось впоследствии, сделали много для развития цивилизации, поскольку на освоенные ими территории прибывали свободные предприимчивые люди. Там возникали колонии, становились новыми независимыми государствами. СССР, как все должны помнить, был заявлен своими основателями как государство нового типа, в котором факторы производства (труд, земля, капитал, предпринимательские способности, знания) были обобщены, национализированы и в конечном итоге огосударствлены. Иными словами, были обращены в собственность государства, которое в соответствии с целями и задачами правительства распределялось между различными наркоматами. Каждое из этих ведомств по своему значению и весу получало свою долю ресурсов, включая работников. Среди них были вольнонаемные, однако, для выполнения важнейших для государства проектов в массовом порядке привлекались заключенные. Не по их прегрешениям, а по потребностям, которые возникали в ходе «социалистических преобразований».

У Сталина не было и не могло быть концепции «заставить каждого работать». Ему было достаточно организовать ГУЛАГ и подчинить его народному комиссариату внутренних дел (НКВД), предварительно упразднив народный комиссариат труда (Наркомтруд).

Для начала было объявлено о закрытии Московской биржи труда. Когда через день к бирже пришли люди, кто за пособием, кто поинтересоваться заявками, им сказали, что безработица в СССР ликвидирована, и отныне трудоустройством займется непосредственно НКВД.

На самом деле безработицы не стало. Страна в одночасье из трудоизбыточной превратилась в трудодефицитную, поэтому для удовлетворения потребностей в трудовых ресурсах в ГУЛАГ пришлось отправить миллионы крестьян. Впрочем, почему пришлось? Сталин создавал НКВД не для ликвидации безработицы, а для производственного употребления миллионов людей, которые могли воспротивиться его революционному насилию.

Страх в помощь энтузиазму

Критики Сталина, а в 20-30-е годы они еще были, восклицали: «Был бы жив Ленин…». Но и Ленину пришлось бы углублять революцию, скорее всего, сталинскими методами. А революция, товарищи, есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможно. Эта формула принадлежит Энгельсу, использована Лениным в «Государстве и революции», книге написанной для большевиков всего мира, включая Сталина. Правда, формы насилия могли быть различными. Что такое крестьянство? В 1928 году в деревне проживало около 120 млн. человек, примерно 80% всего населения страны. Если (по минимуму) к капиталистическим элементам отнести 1% крестьян, то следует «изолировать» 1,2 млн. человек. Много! Но оказалось, что в деревне и спустя десятилетие после революции «антисоветчиков» было намного большей. По свидетельству бывшего переводчика Сталина Валентина Бережкова, в беседе с Черчиллем вождь признался, что в этой страшной борьбе (коллективизация) за 4 года были репрессированы 10 млн. человек. Возможно, памятливый на цифры Сталин, тут ошибся. А возможно, в это число он не отнес жертвы голодомора.

В общем, эти цифры постоянно оспариваются, обычно уменьшаются многократно, даже на порядок. Но все соглашаются, что насилие было «повивальной бабкой» советского социализма, все, в основном, признают, что советский человек существовал в атмосфере постоянного социального страха. Он использовался государством для усиления трудового социалистического энтузиазма в массах. Француз, коммунист и писатель Анри Барбюс сказал, что «Сталин – это Ленин сегодня», был прав и тогда, и остается «правым сегодня».

Ко всему у «государства нового типа» имелась и Конституция. В ее основу была положена ленинская Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа. Она провозглашала советскую власть трудящихся, имела в качестве основной своей задачи уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, полное устранение деления общества на классы, беспощадное подавление эксплуататоров, установление социалистической организации общества и достижение победы социализма во всех странах. Вождь Сталин, проводя коллективизацию за счет подавления крестьян-единоличников, с одной стороны, выполнял конституционную задачу своей партии, с другой стороны, он имел полное законное право на проведение такой коллективизации. В общем, дело было и в самом Сталине, но больше всего — в сложившейся в ходе революции организации общества. Оно требовало – бей эксплуататоров, пока они не посинеют!

Их били, и они посинели…

Делили шкуру неубитого медведя

Конституция СССР 1936 года констатировала, что социализм победил (состоялся) и приобрел вид двух сотрудничающих неантагонистических классов — рабочего класса, крестьянства (колхозного) — и интеллигенции в качестве социальной прослойки между классами, обслуживающией их специфические классовые и общие интересы. Высшая социальная диалектика – советский человек навечно освобождался от эксплуатации другим человеком, но становился обязанным работать на себя. На фабрике или в колхозе, поскольку они тоже фактически принадлежали государству, как и сам работник. Вполне закономерно появление в конституции положения, согласно которому, труд в СССР, с одной стороны, является почетной обязанностью, с другой стороны, неотъемлемым правом каждого трудоспособного члена общества.

Если каждого члена общества лишить частной собственности на средства производства, запретить ему использовать свои способности к хозяйственной деятельности в его собственных интересах, то задачу построения социализма можно считать завершенной и можно переходить к строительству коммунизма.

Коммунизму больше не нужны революции, но ему требуется чудо. Следует, чтобы работник, живущий при социализме по принципу «от каждого по способностям, каждому — труду», по мере приближения к коммунизму менял свою трудовую мораль – больше и лучше других работал, но не рассчитывал на вознаграждение, довольствовался той зарплатой, которую ему дадут. Может быть меньшую зарплату, чем получают те, кто хуже работают.

Идеологически все это выглядит, как типичная и пустая дележка шкуры неубитого медведя, поскольку для перехода на коммунистический принцип распределения «от каждого по способностям, каждому – по потребностям», еще нет «материально-технической базы».

Да и сомнения возникает в возможности ее создания. Например, для утверждения коммунистической экономики требуется активизация материальной заинтересованности, которая, мягко говоря, сопротивляется самой жизни, то есть коммунистическому отношению к труду. Тем более, что коммунизм строят не зажиточные рабочие, эксплуатируемые капиталом на Западе, а советские бедняки-пролетарии. Да, они завоевали свою власть, но их материальное положение существенно не выросло, как предполагалось, но по ряду позиций ухудшилось по сравнению «с 1913 годом». Поэтому на уровне обыденного сознания крепнет убежденность, что начальники делают вид, что нам платят, а мы, естественно, делаем вид, что работаем. Это можно назвать внутренним тунеядством строителей коммунизма в СССР.

Три принципиальных вопроса

Не удивительно, что в 1961 году фактически одновременно принимаются Программа строительства коммунизма и Указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». «Общественно-полезный труд» противопоставлялся труду социального эгоиста, частника, базарного торговца, спекулянта, шабашника, колхозника, который манкировал артельной работой, но целиком отдавался собственному хозяйству.

В итоге подсобные, по сути, хозяйства колхозников стали угнетать колхозы. Хрущеву, кстати, для их спасения пришлось пойти на ограничения количества скота, который содержался в частном секторе. Общественному хозяйству эта мера не помогла, но привела к сокращению поголовья скота в стране и спровоцировала продовольственные трудности в снабжении населения.

В общем, сотоварищи по партии спасения ради себя во власти, дорогого Никиту Сергеевича заменили на еще более дорогого Леонида Ильича. При нем вызрели экономические тенденции, которые в той или иной мере реализовались на всем постсоветском пространстве. При Брежневе сформировался тип хозяйственника-цеховика, предпринимателя, который имея доступ к государственным ресурсам, определенную их долю использовал для организации частного предприятия. Вскоре теневая экономика была официально признана, осуждена общественным судом как безусловное зло, но способов побороть его у властей не было. Андропов, например, попытался восстановить пошатнувшуюся дисциплину и трудовую мораль, но общество от его призыва отмахнулось. Люди хорошо поняли, что даже генсек-чекист не сможет возродить ГУЛАГ в его классическом виде. Потому что незачем.

Хочу подчеркнуть, Сталин и последующие вожди практиковали принудительный труд по праву, которое им давали все без исключения советские конституции. Такие вот они были – вожди и конституции. То есть речь идет о мере целесообразности и фактической возможности применения принудительного труда. Белорусская Конституция запрещает всякие эксперименты в этой сфере кому бы то ни было, в том числе и главе государства, по обстоятельствам являющимся ее гарантом. Очевидно, что ему тоже хочется поэкспериментировать, но и сомнения одолевают. Не столько в праве, сколько в их необходимости, целесообразности и возможностях. Не он один, но и его коллеги, которые многое сумели забыть о своей прежней советской жизни, но не приобрели положительного опыта жизни в современных реалиях: «И мы имеем этот опыт – опыт советских времен… Да, может быть не те методы… А может быть и те! Поэтому цель этого декрета должна быть одна – каждый должен работать».

И каждый при этом должен себя спрашивать – зачем? Только для того, чтобы работать? А как же светлое будущее?

Константин Скуратович, belrynok.by