Как борисовчанин стал своим в бельгийском шоу-бизнесе

Олег Джаггер рассказал, как по капле выдавливал из себя «совок», чтобы стать своим в Бельгии.

В Брюсселе 26 градусов выше нуля, все это на фоне интенсивного солнца — для города, в котором дождит плюс-минус постоянно, поистине редкий день. В закоулке Гранд-Пляса живет тихонький ресторан, которым владеет белорус, пишет «Онлайнер». Возле входа сидит еще один. Из-под столика виднеются высокие «конверсы» коричневой масти. Их хозяин родился в Узде, потом переехал с родителями в Борисов, а затем волею судеб и девяностых годов оказался в бельгийском Руселаре. Его зовут Олег Джаггер.

Джаггер, «Крокодил»

Вообще, паспортная фамилия этого человека — Минаков. Просто лет сорок назад Олегу на глаза попался журнал «Крокодил». На одном из разворотов была статья, в которой высмеивалась западная рок-культура. На фотографии Мик Джаггер правой рукой держится за голову, левой — за микрофон, рот широко открыт.

Олег взял журнал в школу. Учительница что-то объясняла, а Минаков, спрятавшись на задней парте, хвастался фоткой перед друзьями. Конечно, ребят засекли. Учительница выхватила журнал: «Это что за обезьяна?» — «Какая же это обезьяна? Это же Джаггер». — «Сам ты Джаггер — такая же обезьяна». Так у Олега появился творческий псевдоним.

Van Halen, филармония

— После увольнения из армии я сразу поступил на работу в Белорусскую государственную филармонию. В итоге провел там период с 1988 по 1990 год. Правда, ровно посредине, в 1989-м, сделал первую роковую программу. Такой микс из Van Halen, AC/DC плюс немножко Whitesnake. Репетиционная точка у нас была в школе милиции. Надо было ехать за город. Там мы и сдавали программу комиссии из филармонии.

Собрался полный зал. Курсантики с подружками пришли. А мы отстегнули хороший такой рок. Ребята возбудились, покидали кителя и стали рвать на себе рубашки, орали, плясали. Глава комиссии Виктор Вуячич резюмировал: «Если сделали это с милицией, нельзя их выпускать в люди. Это ж дикость! Меняйте программу!» А я уперся: «Не буду ничего менять!» Рок был неплохой, но на английском языке. Не для того времени формат.

В итоге меня все-таки попросили из филармонии. Благо ровно тогда поступило приглашение поработать в Германии — в группе Inspector. Согласился. Дело пошло. Подписали контракт с хорошей компанией и работали на самых разных фестивалях. Хороший опыт.

В то время на слуху были только две группы из бывшего СССР, которые пели на английском: мы и «Парк Горького». Хорошо помню, как журнал Metal Hammer дал Inspector больше баллов, чем Bon Jovi. Однако в конце 1993-го закончился контракт, и я вернулся в РБ. Правда, больше тяжелую музыку играть не захотел.

Грива, хеви-метал

— Что потом?

— Возвращение в РБ случилось в 1994-м. Собрал группу Rouble Zone. В итоге в 1996-м я получил все награды и все короны — лучший-наилучший. Все, грань! Ничего выше быть не может! Потому что у шоу-бизнеса не было денег. Бизнес же живет за счет бабок, они крутятся — идет движение. А статуэтками не накормишься. Да, это твой статус. Ты как бы крутой. Правда, крутой в сфере, где нет денег и перспектив.

В итоге подумал и решил разослать по иностранным агентствам свои демо, видео и пластинки. В ответ прилетело три предложения: из Германии, Америки и Бельгии.

Сижу я такой, смотрю на эти три письма и думаю: Америка — это хорошо, конечно, но… Что такое для европейца потерять Европу? Вот смотри, мы тут живем. Нам 200 километров до Амстердама, 200 до Парижа, 250 до Лондона. Мы в ситуации. А что такое Америка? Двенадцать часов на самолете хрен знает куда. Там ни родственников, ни друзей. Здесь на автобус сел — и в Борисов приехал. А в Штатах ты сядешь на автобус и приедешь в Борисов? Не, ну, если доберешься, определенно получишь какую-нибудь премию как суперпутешественник.

— Почему не Германия?

— Снова предлагали играть тяжелую музыку. Пришлось бы трясти гривой. Уже не хотелось из-за возраста. Я ж пришел в профессиональный хеви-метал в 26, ушел в 30. Лабал его с детства. Считаю, наигрался и свалил вовремя. Потому и выбрал Бельгию.

Дюжарден, герлз-бенды

— Тогда я нашел себя как музыкант и, в принципе, понял, что хочу играть. Меня устраивали перспективы, которые предлагал позвавший менеджер. Человек был джазовым трубачом, с которым считались в Бельгии. По приезде менеджер заселил нас в свой дом. Там бегал его пятилетний сын. Я учил пацана играть на барабанах. А теперь он вырос, работает в оркестре «Брюссельского джаза». Три года назад получил «Оскар» за музыку для фильма «Артист» с Дюжарденом.

Помню, как собрались подписывать контракт. На встречу пришла жена менеджера и со старта заявила: «А давай запартнеримся на 20 лет!» Я посмеялся: такого же просто не существует. Смотри, какой прикол. Ей тогда стукнул полтинник. То есть если бы я согласился на предложенные условия, наш контракт истек бы, когда ей исполнилось бы 70. Они просто хотели меня к себе пригвоздить. Практически в любом деле существует своя градация аферистов. Пока разберешься во всем, нужно пройти через них, чтобы научиться определять на нюх.

В итоге период с 1997-го по 2003-й получился очень непростым. В Бельгии гремели бойз- и герлз-бенды. А интерес к блюз-року, рок-джазу и просто джазу был минимальным. Я пролетел мимо жанра.

Решить оргвопросы тоже не получилось. Хотелось вытащить своих музыкантов сюда. Но Запад есть Запад. Здесь копейку считают со старта. И когда мой менеджер начал прикидывать, сколько будет стоить везти музыкантов из Беларуси и во что станет проект, оказалось, что гораздо дешевле взять местных. Мои как раз стали пить по-тяжелому, говорить какие-то глупости в интервью. Я быстро понял: значит, все — развод.

Амстердам, армия спасения

— Каким был следующий контракт?

— Тоже неудачным. Контракт c рекорд-лейблом был написан на голландском. На встречу мы пришли с другом, которому я сильно доверял. Он такой: «Контракт стандартный, не парься, подписывай». Но потом оказалось, что я должен был отстегивать им 30% со всех своих заработков — пишу ли песни, снимаюсь ли в кино. Это ж бред!

Примерно в то же время мой знакомый учился в Амстердаме на продюсера. Я показал ему свои бумаги. Он обалдел: «Олег, если бы мне вложили такой контракт, я бы включил сирену — ву-у-ву-у-ву-у — на весь город и вызвал бы армию спасения. Потому что такие штуки подписывать нельзя в принципе!»

Он подумал и сказал: «Пока это дело не закончится, тебе лучше залечь на дно и ничего не делать. Пойми, что бы у тебя ни выстрелило, придется отдавать в любом случае».

— На сколько лет вы подписались?

— На пять. После общения с товарищем из Амстердама понял, что действительно лучше не высовываться. В итоге с 2003-го по 2008-й залег на дно в Руселаре. Строил студию, занимался саунд-инжинирингом, рос, писал музыку для разных артистов. Работал, но ничего не издавал, чтобы не попасть под контракт. Снова были сложные времена…

Шоу-бизнес, холодильник

— Что происходило в бытовом плане?

— Помню первое время. С собой из Беларуси я привез $10 000. Дело было в марте 1997-го, но уже в феврале 1998-го деньги закончились. Случались моменты, когда бабок было просто по нулям. Европа — это такое место, где или ты платишь, или за тебя платят, но «шары» нет. Тем более мы приехали налегке: ни телевизора, ни холодильника, ни мебели.

Я работал в джазовых коллективах. Приходилось играть на банджо, на барабанах, черт-те знает на чем. Я не мог оформить свои авторские права, потому приходилось продавать. В Беларуси и России это нормально. А тут — нет. Здесь есть авторские права, ты их залитовал, артист поет твою песню, ты получаешь проценты. Тогда одна моя песня стоила 20 000 бельгийских франков — нынешних ?500.

— Как принимал вас местный шоу-бизнес?

— У меня была четкая задача — войти в эту тусовку и быть наравне с местными звездами. Если на то пошло, то бельгийский шоу-бизнес совершенно небольшой. Грубо говоря, есть человек 60, которые решают все. Эти люди смотрят на тебя, оценивают твой интеллект. Любая элитная тусовка всегда закрытая и требует пропуска через кого-то. И желательно, чтобы ты был самостоятельно состоявшимся человеком. Естественно, задается вопрос: «Где ты живешь?» И если я даю свой адрес, а все прекрасно знают, что на этой улице социальные дома, то отношение будет так себе.

Мой менеджер почти сразу дал важный совет: не брать социалку. Когда мы на первых порах обитали в деревне, там жил один чувак на социалке. И все показывали на него пальцем. Лучше у государства ничего не брать. Ты делаешь себя, ты работаешь, ты не завалился на пособие. И ты ничего не должен. Если так, то и отношение людей будет другое.

А когда ты на социалке, государство постоянно предлагает тебе работу (раза три), а потом начинает задавать вопрос: «А чего ты не согласился? А?» То есть жить приходится под давлением и под контролем. А я этого не люблю. Да и любой приличный человек не любит.

Keep calm, обезьяна

— Что сделать, чтобы стать своим в Бельгии?

— Здесь мы чужие. Чтобы стать хоть в какой-то степени своим, надо выстраивать отношения с людьми, как и во всех других странах. Для этого мне приходилось по капле выдавливать из себя совок.

Мы же очень агрессивные и эмоциональные. А здесь этого нет. Первое время меня раздражала даже работа менеджера. Принцип-то совершенно другой. Никто не митусится и не создает видимость трудового процесса. Все идет медленно, ровно и четко. Все идет к цели. А мне казалось, что что-то не так. Как тишина? Блин, где тусовка?! В Минске и Москве все привыкли к движению, к толпе народа!

Помню, стою я в очереди, а она почти не двигается. Страна новая, а привычки старые — я на нервы исхожу. И тут ловлю себя на мысли, что дергает это только меня. А здесь так не принято. И если на машине перед тобой кто-то паркуется, другие участники дорожного движения не палят себе нервы, а просто останавливаются и ждут, никто не выходит и не бьет никому рожу. Без кипиша. Спокойнее, keep calm — и тогда все будет идти как по маслу. Просто надо выключить в себе этого бешеного дикаря.

Знаешь, как обезьяна муху ест? Никогда не видел? Вот представь. Обезьяна увидела муху. И сидит. Взглядом ее провожает. Траекторию вычисляет. Спокойно так, без движения. А потом берет аккуратным движением — хоп — и съела! Вот так живет Европа: никто не кипишует. И все на удивление происходит вовремя. Но к этому надо прийти: не нервничать и не бесноваться. Все мы в Беларуси немножко взвинченные люди.

Рай, мой босс

— Почему вы живете в Руселаре, а не в Брюсселе?

— Привык, да и смысла переезжать нет. Первое время жили в деревушке недалеко от Руселаре. Потом решили снимать самостоятельно, чтобы не обременять менеджера. Мы любим жить в городе. Деревушка без тусни — это да, красивые виллы, тишина. Сразу после Минска я кайфовал: рай. Но через пару месяцев этот рай надоел. В итоге нашли себе хороший вариант. Теперь арендуем дом 1905 года постройки в центре города. На третьем этаже я студию оборудовал. Остальные два — жилые.

Понимаешь, ведь нам в этой жизни ничего не принадлежит, мы тут временные персонажи. Да, было бы у меня было пару лямов, может, и купил бы дом. Но брать кредит на 20 лет и на смертном одре торжествующе кричать «Он наконец-то мой!»? Да ну! Тем более здесь очень крутые законы по квартиросъемке. Если я не захочу, мой босс не сможет продать дом. Много нюансов. Он не имеет права на очень многие вещи, а я на очень многие имею.

Дом обходится в ?900 в месяц. У нас давние отношения с боссом: 14 лет снимаем. Он поставил нам цену ?600, плюс ?300 набегает за «коммуналку» и интернеты. Но в Бельгии это нереально хорошая цена.

Гражданство, Иисус Христос

— Когда вы почувствовали себя бельгийцем?

— Уже в 2000-м получил вид на жительство, в 2003-м — гражданство. Есть тут такой закон — называется «регуляризация». Если три года проживаешь в Бельгии, принеси рекомендательные письма от местных, которые скажут, что ты нормальный, — получишь документы.

Так совпало, что именно к моменту регуляризации меня позвали в Антверпен на большой концерт, посвященный миллениуму. Я исполнял партию Иисуса Христа. И один друг предложил: «А давай напишем письмо королеве, что я, такой-то, приглашаю вас на концерт».

Письмо было отправлено. На удивление через пять дней пришел ответ. Красивый, на официальном бланке, со всеми штуками, подтверждающими подлинность. «Большое спасибо за приглашение, но, вы понимаете, у нас тут свои королевские дела. Мы не всегда можем пойти туда, куда хотим. Но если будут какие-то проблемы, вот телефон нашего королевского адвоката, который связан с министерством иностранных дел».

Когда надо было собирать рекомендательные письма, я прошелся по всему бельгийскому шоу-бизнесу. Сверху на увесистую стопку упало письмо от королевы. Через неделю мне дали бельгийское гражданство.

Наверное, получив паспорт, я и стал ощущать себя в Бельгии своим. Помню, как ехали из Германии, и в поезде кто-то стал говорить на фламандском. В голове впервые появилась мысль: «Дом». Когда разбираешься в ситуации, тебя больше ничего не парит. Ты все контролируешь и за все отвечаешь сам. Я уже привык, что закон один, а понятия у всех разные. И тут живут по закону. Меня это устраивает.

Коммуналка, мантра

— Ностальгия мучает?

— Знаю и помню, что изначально я белорус. И кайфую от этого. При этом прекрасно понимаю, что уже больше бельгиец. Вот ты жил в коммуналке, а потом тебя в комфортную квартиру переселили. И ты вроде чувак из коммуналки, но уже привыкший к комфорту. Вообще, я космополит. Когда мне говорят, что родину не выбирают, я соглашаюсь, но добавляю, что дом, место для жизни выбирают. «Где родился, там и пригодился» — мантра не для меня.

В 2010-м я впервые после 14-летнего отсутствия вернулся в Беларусь. Думал, накроет ностальгия. Но Минск настолько изменился, что я даже не узнавал некоторые районы. Я человек, безусловно, сентиментальный. И ностальгия во мне есть. Но на сегодня она уже где-то очень глубоко, и нужно хорошо копнуть, чтобы обнаружить ее.

Брюссель, Кобзон

— Чем вы теперь занимаетесь?

— Работаю в музыкальном магазине, пишу аранжировки, продюсирую других исполнителей.

Крутого я давал в 2006—2007 годах. Здесь текучая вода — нет такого, чтобы человек попал в телевизор и оставался там веками. Это не история про Кобзона и Пугачеву. Если ты, конечно, не стал классикой типа Rolling Stones, Леонарда Коэна или Стинга. А попса пошумит — и через два года забывается.

В 2010-м я вышел в финал программы My Name Is — в России аналогичный проект называется «Точь-в-точь». А когда крутишься в телевизоре, тебя постоянно куда-то приглашают. Так что раз в два года надо в него попадать. Недавно вот позвали на отборочный этап Belgium Got Talent спеть дуэтом с оперным тенором. Не знаю, возьмут ли нас. Но я не очень волнуюсь.

Все у меня ровно и хорошо. И вообще, после 50 ты уже больше паришься по здоровью. Честно, ходишь уже по дому, как Оззи Озборн, шаркаешь тапками по паркету, но потом на сцене выдаешь такую цаплю, что никто не верит.

В Брюсселе по-прежнему 26. Скоро Джаггер сядет на поезд и спокойно поедет в почти родной уже Руселаре.