Концепция Бжезинского стала ключевой для политики Рональда Рейгана.
«Лидерство – частично вопрос характера, частично интеллекта, частично организации, а частично того, что Макиавелли называл «фортуной» – понятие, выражающее мистическую взаимосвязь судьбы и случая», – написал Збигнев Бжезинский уже на склоне лет, подводя итог и собственной жизни. Фортуной в его случае было то, что он родился в семье польского дипломата, который своими глазами наблюдал в Германии приход к власти нацистов, затем в Советском Союзе начало большого террора, а к началу Второй мировой войны оказался в Монреале в должности генерального консула страны, отчаянно сопротивлявшейся двойной агрессии.
Бжезинский сделал блестящую академическую карьеру в США. Он стал автором теории тоталитаризма и предсказал, что Советский Союз распадется по национальным линиям. Драматические события в Восточной Европе, прежде всего венгерское восстание 1956 года, убедили его в том, что противоречия между Москвой и другими странами Варшавского договора будут нарастать, а потому США не следует отталкивать от себя сателлитов Советского Союза – надо, наоборот, осторожно вовлекать их в противостояние с Кремлем. С этой программой Бжезинский стал советником Джона Кеннеди на президентских выборах 1960 года, а в 1964 году – советником Линдона Джонсона.
Он понимал, что для сохранения лидирующих позиций в мире Америке нужна не только военная мощь, но и социальная привлекательность. Поэтому он поддерживал программу Джонсона «Великое общество» и горячо сочувствовал американской либеральной революции 60-х. «Человеческое достоинство, – писал Бжезинский, – подразумевает свободу и демократию, но идет дальше этого. Оно также включает социальную справедливость, равенство полов и, сверх всего этого, уважение к культурной и религиозной мозаике мира». Романтик в стане циников, он не терпел напыщенного пафоса записных патриотов и отвечал на него ядовитым сарказмом: «История может быть сведена к фарсу, особенно если это соответствует целям политики».
Джимми Картер объявил себя «прилежным учеником» Бжезинского и, став президентом, назначил его своим советником по национальной безопасности. К этому времени Збигнев Бжезинский был уже хорошо знаком с лидерами польской «Солидарности» и чехословацкой «Хартии- 77». Он убедил президента сделать акцент на «третьей корзине» Хельсинкского акта – правозащитной тематике, которую советские вожди считали досадным довеском к политике разрядки. На этой почве Бжезинский вступил в острое противоречие с руководством Демократической партии и государственным секретарем Сайрусом Вэнсом – они считали, что нельзя жертвовать соглашениями в области ограничения стратегических вооружений во имя прав человека. А Бжезинский считал, что можно сочетать оба направления и продвигать их параллельно. Вэнс в итоге подал в отставку, а концепция Бжезинского стала ключевой и для политики сменившего Картера Рональда Рейгана.
1979 год стал переломным для всего мира: в Иране произошла исламская революция, а советские войска вторглись в Афганистан. Бжезинский был инициатором операции спасения американских заложников с помощью спецназа, провалившейся из-за плохой организации и неблагоприятного стечения обстоятельств. Бжезинский продвигал экономические санкции против Советского Союза, бойкот Олимпиады в Москве и вашингтонскую поддержку моджахедов. Драма заложников в конечном счете и стала причиной поражения Картера на выборах 1980 года.
Бжезинский больше не служил в правительстве, но оставался влиятельнейшим экспертом. Рыцарь холодной войны, он никогда не вкладывал в ножны свой интеллектуальный меч. В книге 1979 года «Великая шахматная доска» он провозгласил новую цель американской внешней политики, которую называл «благой и высокой» – битву за американское доминирование в Евразии. Битву не в оружием в руках, а с помощью «мягкой силы», силы убеждения и примера.
У советского агитпропа Збигнев Бжезинский заслужил ярлык «оголтелого антикоммуниста» и «зоологического антисоветчика». В последние годы к этому ярлыку добавилось новое определение – «патологический русофоб». При всей бессмысленности этих словосочетаний такими титулами можно гордиться. «Я верю в процветание России после Путина», – заявлял он.
Владимир Абаринов, «Радио Свобода»