Как выглядит квартира, в которой жил Владимир Короткевич

Экскурсия по квартире на Карла Маркса, где жил и творил великий белорусский писатель.

Квартиры великих писателей всегда окутаны таинственным флером. Это ж представить — твой кумир спал вот на такой скромной тахте, сидел за кряжистым столом, листы толстой книги смяты его пальцами… Самое интересное, конечно, изучить все те мелочи, которые накапливаются в доме, храня память о каких-то событиях, раскрывая тайные пристрастия хозяина, пишет sb.by.

В квартиру Владимира Короткевича я только мечтала попасть — мне показывали ее окна в здании по Карла Маркса, 36, над книжным магазином «Веды» (прежняя «Политкнига»). Но это не музей, там живет семья племянницы писателя Алены Сенкевич, это о ней дядя написал рассказ «Як руйнуюцца iдалы».

Однако чудеса случаются. Экскурсию для студентов БГУ и поэтов клуба «Лiтаратурнае прадмесце» согласился организовать Анатоль Воробей, доцент Белорусского государственного университета и известный короткевичевед. И вот мы у заветного подъезда дома в стиле сталинский ампир, где жили многие классики. Это не первый минский адрес писателя — в 1963 году он получил однокомнатную хрущевку на пятом этаже по улице Чернышевского, 7: «Дали мне квартиру новую… Пол склизкий, потолок низкий, коридор неосвещенный и этот, как его, совмещенный». В 1967-м Владимир Семенович переехал на улицу Веры Хоружей, 48. Именно тот «подъезд холостяков» описан в романе «Чорны замак Альшанскi». А в писательский дом попал так: жена Валентина Брониславовна обменяла свою брестскую квартиру на комнату в Минске, а затем комнату и мужнину двушку — на эту трехкомнатную.

Адам Глобус, живший в том же подъезде, вспоминает: «Атрымаўшы трохпакаёвую кватэру ў доме № 36 па вулiцы Маркса, Караткевiч з бутэлькай каньяку абыйшоў усiх суседзяў па пад’езду. Каб з кожным узяць чарку за знаёмства i наваселле. Дзядзька Валодзя абяцаў пасадзiць у двары цудоўны яблыневы сад, якi ён сам будзе даглядаць, а яблыкi будуць браць усе, хто пажадае. Калi казаць праўду, дык усе ў доме добра ведалi Караткевiча, цудоўна разумелi, што нiякi сад ён не пасодзiць, а яму проста захацелася выпiць каньяку».

Табуретка для мамы

Обычный полутемный подъезд. На лестничных площадках в углу — табуретки. Это тоже память о Короткевиче. Уже в свою первую, однокомнатную, минскую квартиру он перевез маму Надежду Васильевну, которую нежно любил. А когда переехали на Карла Маркса, она уже ходила по лестницам с трудом. И Короткевич в каждом пролете поставил для мамы по стулу — прикрутив проволокой к батареям, чтобы не стащили.

Ракушки

Кабинет Короткевича бережно сохраняется именно таким, каким был при жизни писателя. Скромная обстановка, тахта, стол, на нем — ручка и лист бумаги… На книжных полках — ряды ракушек, кораллов, морских звезд и обласканных солеными волнами камушков. Ракушки Владимиру Короткевичу привозили отовсюду. И изображений кораблей много. Море — это же угодья романтиков, хотя Короткевич не любил, когда критики называли его романтиком.

Чертики

Еще одна коллекция — чертики. Их ему тоже дарили. Помните сказку «Чортаў скарб»: «Было гэта даўно. Так даўно, што на Беларусi тады яшчэ вадзiлiся чэрцi. I ў кожнага з тых чарцей было сваё месца працы.

Адзiн жыў у вадзе, пасвiў шчупакоў, лiнёў ды акунёў. Быў зялёны i калматы, вельмi падобны на купу тванi. Звалi яго Вадзянiк.

Другi жыў у лесе, пасвiў аленяў i быў падобны на аброслы мохам пень. Калi сустрэнеш, то i не адрознiш. Звалi яго Лесавiк.

Але быў i трэцi, што жыў па хатах i пасвiў цвыркуноў. Гэта быў самы шкодны. Рожкi ў яго былi, як у козкi, зубкi, як часначок, хвосцiк, як памялцо".

На полках есть они все!

Цмоки

А еще тут — цмоки, белорусские драконы. Тоже любимый персонаж. «Выглядам той цмок быў, як звер фока (тюлень), такi самы льсняны, у складках, толькi без поўсцi. I шэры, як фока. Але даўжэйшы за яго куды. Бо даўжынi ў iм было сем з паловай лагожаскiх сажняў», — утверждается в романе «Хрыстос прызямлiўся ў Гароднi». В кабинете же в основном цмоки глиняные, сделанные руками народных умельцев.

Швейки

Отовсюду выглядывает с напускным наивным видом бравый солдат Швейк. Деревянный, глиняный, в виде пробки от бутылки… Многое писатель привез из Праги. Очень любил Гашека и его персонажа. Еще бы, юмором Владимира Семеновича бог не обделил. Соседи до сих пор вспоминают, как на 8 Марта он ходил по квартирам в тюбетейке, халате, с подведенными черным глазами и поздравлял женщин «с восточным гламуром», каждой дарил по гвоздике.

Книги

Хочешь узнать, что за человек, — посмотри, какие книги читает. Вот истрепанная «Божественная комедия» Данте. Тома Джека Лондона, Антона Чехова, Ивана Бунина, Томаса Манна… «Большая энциклопедия» 1896 года. Томики Стивенсона явно брали в руки много раз, как и Джозефа Конрада, и Уилки Коллинза. А вот засунутая поверх других вконец истрепанная книжка — Генри Каттнер, «Робот-зазнайка». И я совсем не удивилась, когда узнала, что прежде чем приступать к новой работе, Короткевич перечитывал Дюма.

Колосья

А вот и колосья. Стоят в вазочке у портрета Короткевича. Анатоль Воробей рассказывает, что именно с этой квартирой связана легенда о продолжении культовой эпопеи. Короткевич даже договор с издательством подписал. Но была ли рукопись? Анатоль Воробей сомневается: скорее всего, замысел остался на уровне черновиков. Короткевич хитро улыбается с портрета… Правда известна только ему.

Нам оставалось пройтись к Александровскому скверу, где у фонтана «Мальчик с лебедем» очень любил сидеть автор «Каласоў». Может, вернется когда-нибудь, в бронзе? Пора бы…

Тоска о романе

Чакаў я доўга — годзе!

Трымаў сябе рахмана.

Няўжо i ў Новым годзе

Не ўбачыць мне рамана?

На самодельном плакате — Короткевич, чешущий затылок. Стихи — о романе «Каласы пад сярпом тваiм». Анатоль Воробей рассказывает о тернистом пути шедевра к читателю. Это в легендах осталось горделивое короткевичевское «Ні коскi з месца не зрушу!» В реальности без одобрения цензоров ни одна книга появиться не могла. Максим Лужанин написал на рукопись неблагожелательную рецензию, предложив многое исправить. Другие редакторы тоже внесли лепту. Треть текста пришлось в новом собрании сочинений восстанавливать!

Богданович и Калиновский

Дорогих, «аукционных» картин у писателя не было, в отличие от московского искусствоведа Нины Молевой, ставшей прототипом героини романа «Леанiды не вернуцца да зямлi». Зато есть портрет Максима Богдановича, подаренный хозяину на пятидесятилетие, фото Кастуся Калиновского, иллюстрация Петра Драчова, оформлявшего «Чорны замак Альшанскi».