Белорусский «драконовед»: Фольклор – основа народного самосознания
Геннадий Коршунов рассказал, как легенды наших предков повлияли на менталитет белорусов.
Год назад минчанин Геннадий Коршунов, кандидат социологических наук и доцент, превратился в драконоведа. Он утверждает, что мифология помогает детям изучать географию и историю, а взрослым – формировать идеологию государства. Обо всем этом – в интервью для Млын.by.
– Геннадий, действительно ли существует такая профессия, как драконовед?
– Назвать меня драконоведом решили ребята, пригласившие стать гостем «Живой библиотеки» (это проект, где «книгами» становятся люди с особым мировоззрением, необычной профессией или хобби. Подобные встречи, на которые в качестве «читателя» может прийти любой желающий, проводятся в Минске, Молодечно. – Авт.). Считайте, что это яркий маркетинговый ход. Я серьезно увлекаюсь изучением фольклора, мифологии. Просто про драконов якобы знает каждый, вот и оттолкнулись от этого. Официально же я кандидат социологических наук, доцент. Занимаюсь прогнозированием развития научной сферы.
– Интерес к мифам из детства, или же он пришел к вам в более сознательном возрасте?
– В школе я много читал. Сначала это были книги про войну, потом про космос, дальше фэнтези и мифология. Особо увлекала литература Говарда и Толкиена. В студенчестве уже исследовал политическую мифологию. Но систематизировать и сводить все воедино начал лет 10–15 назад. Тогда я наткнулся на интересный сайт, посвященный мифическим существам, и нашел много ошибок в текстах. Стал регулярно писать об этом администратору. И, видимо, тому надоел, поскольку однажды он ответил: «Раз такой умный, давай сам пиши…» Ну, я и написал! (Смеется.) Статей 200–300 уже накопилось.
– Вам не приходится слышать от окружающих, что увлечение мифологией – это несерьезно? Ведь, как правило, знакомство с легендами и мифами о богах, героях и необыкновенных существах заканчивается еще в школе…
– Да, есть такое представление о мифологии. Взрослым же надо жить разумно, рационально, прагматично. (Улыбается). Но каких—либо насмешек в мой адрес не было ни разу. Подспудно эта тема всем интересна! Посмотрите, фильмы в жанре фэнтези постоянно «рвут» прокаты. Почему люди так увлечены сказочными мотивами? А потому, что мифология помогает сделать мир соразмерным человеку и лучше понять устройство Вселенной. Но в целом мифология – это мое исследовательское хобби без фанатизма. Помимо этого воспитываю детей, занимаюсь домом, дачей.
– А кто с бóльшим интересом читает и слушает истории про драконов: дети или взрослые?
– Ко всем нужен разный подход. Как-то жена уговорила меня провести что-то вроде факультатива по мифологии для школьников. Было волнительно. Мы подготовили специальную презентацию с картинками, чтобы аудитории было понятней. Собралось человек 15 в возрасте от 7 до 14 лет, всем очень понравилось. И что меня удивило: с ребятами 8–10 лет вообще можно говорить по-взрослому, обходя лишь сексуальные предпочтения некоторых мифологических героев. (Улыбается.) Подобные занятия длились около полугода, но из-за проблем с арендой помещения пришлось их прекратить. Зато я получил чудесный опыт. Убедился, что, слушая различные легенды о мифических героях, дети лучше усваивают географию, историю, музыку. А взрослых больше интересует взаимосвязь между мифологией и идеологией.
– Даже так?
– Это только кажется, что легенды и идеологические концепты – далекие вещи, но на самом деле их можно и даже нужно рассматривать вместе. Да, сфера моих научных интересов – место и роль мифов в массовом сознании. И в этом смысле легенды о драконах порой играют важную идеологическую роль в становлении обществ и государств.
– Например?
– В европейской мифологии дракон – это животное, которое нужно победить, чтобы стать царем. На Востоке он – божество. А наш цмок – это тот, кто рядом, и он очень человекоразмерен: любит баню и опасен лишь тем, что ведет асоциальный образ жизни. У белорусов концепт святости исходил не от церкви, а от бытия. Вывод: нужно жить в добре и мире с окружающими тебя людьми – тогда никакая нечисть к тебе не прилипнет. Отсюда и формируется белорусская локальная социальность, или же, как ее метко назвал Янка Купала, «тутэйшасць». Есть один народный анекдот, который очень четко это понятие характеризует. «Наполеон возвращался после поражения по белорусским землям, увидел бабку и спрашивает у нее: «Бабка, как бы ты хотела: чтобы я русских прогнал или они меня?» А та ему: «Ой, сыночак, хачу, каб ты іх гнаў, гнаў, ды і сам не вярнуўся!» Смыл в том, что, в своей деревне нам чужих не надо, сами разберемся, ну а что происходит в остальном мире, нас не особо интересует.
– Получается, что на основании веры в цмока сформировалось белорусское мировоззрение?
– В том числе. Фольклор – основа народного самосознания. И для того, чтобы работала государственная идеология она должна базироваться в том числе на национальном сознании и самосознании, на мифах. Ведь народ становится силой, когда чувствует, что он един. Отсюда и моделируется идеология.
– А каким мифическим героям, кроме цмоков, поклонялись жители Минской области, например?
– Не поклонялись, а скорее чтили. В нашей области, к сожалению, устная фольклорная традиция слабо изучена по сравнению с витебской или гомельской. А кроме цмоков наиболее специфическими персонажами у белорусов были, наверное, оборотни и домовые. Например, в Западной Европе оборотней боялись, воспринимая их как своего рода бешеных животных. А в Беларуси их жалели, потому что считали, что это жертвы колдунов. Еще одна особенность нашей мифологии – вера во множество домовых. Это духи-хранители различных усадебных построек: Хлевник, Амбарник, Банник… За рогатой котиной следил Баган, за лошадьми – Вазила, всем этим духам помогал Поветник. Белорусская мифология – «живая», ее пока невозможно полностью систематизировать, но тем интереснее изучать. Люди у нас в основном христиане, а вот отношение ко многим вещам у них вполне языческое. А повлияла на это религиозная терпимость, существовавшая на нашей территории. На протяжении трехсот лет в Европе массово сжигали ведьм, количество жертв измерялось тысячами, в то время как на наших землях было всего 30–40 судов над чародеями. Причем судили их не за колдовство, а за вред, причиненный этим колдовством. И наказание было одинаковым как для преступника, допустим, зарубившего корову топором, так и для ведьмы, которая эту корову якобы погубила колдовством.
– Вы сказали, что на основе фольклора можно смоделировать идеологию. А можно ли для эффективной идеологии специально создать, синтезировать мифологию?
– Например, в Америке не было своей мифологии по той причине, что территорию населяло слишком много народностей. Там и английский стал государственным лишь после референдума, опередив немецкий всего на пару процентов. А в ХХ веке у них появился чудеснейший феномен, играющий роль мифологии, – комиксы с супергероями. То есть их герои даже круче, чем античные греческие и древнеегипетские (они же без приставки «супер»!). Сюжеты комиксов понятны с раннего детства и распространяются по всему миру. Они вселяют в читателей веру в то, что им, как и супергероям, все по плечу.
– Да, сделано действительно очень технологично!
– Как и главная американская идеологема – self-made man (англ. «человек, сделавший себя сам» – Авт.). Многие ведь уверены, что в США каждому под силу стать успешным и состоятельным. А в реальности большинство из списка богатейших людей Америки, якобы добившихся успеха сами, – представители влиятельнейших семейств. Таких, как Кеннеди, Буш и так далее. Но миф о том, что в Америке человек делает себя сам, работает! Это пример удачной идеологии: огромная масса смыслов ужата до одного слова, которое автоматически транслируется каждым.
– Геннадий, этим летом в Березинском заповеднике откроется Музей мифологических существ. Будет ли привлекательна белорусская мифология для туристов? В том числе и для иностранных?
– Конечно! Я не понимаю, почему такой масштабный музей не открыли раньше? Мы древнеегипетских и древнегреческих богов знаем лучше, чем своих. Потому что эти мифологические системы уже себя изжили, они четко структурированы и проиллюстрированы. Но наша история куда богаче! Только представьте, последнее языческое капище в христианской Беларуси действовало до конца первой трети ХХ века почти в центре Минска! Это был огромный дуб и камень у реки Свислочь в районе станции метро «Первомайская». Его снесли лишь в честь тысячелетия крещения Руси. А если бы капище сегодня восстановили как туристический объект, то к нему приезжали бы люди со всего мира. Ведь капище – это общеевропейский феномен, он понятен многим народам. Белорусам тоже будет полезно более глубоко изучить верования своих предков, чтобы понимать, кто мы есть и чем отличаемся от других.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]