Ради будущего надо убрать главный «тормоз» развития страны.
Роль инвестиций в качестве фактора экономического роста трудно переоценить. С констатации этой истины начинается статья Михаила Аникеева «Как мы оказались в инвестиционном пике?» Опираясь на официальную статистику, автор наглядно демонстрирует справедливость использования термина, позаимствованного из авиации, для оценки современного состояния инвестиций.
Промежуточным итогом пике стало снижение объема инвестиций в основном капитале к ВВП с 31,2% в 2012 г. до 14.9% в I кв. 2017 г., что ниже уровня экономической безопасности, утвержденного в Программе социально-экономического развития Беларуси на 2016-2020 гг. в 1,7 раза!
Такая динамика, естественно, порождает два классических вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» По мнению Аникеева, «глубокий и продолжительный инвестиционный спад в настоящее время представляется главным экономическим провалом правительства». Таким образом, ответ на первый вопрос найден.
С поиском ответа на второй вопрос не все так просто. Во-первых, само исследуемое явление не столь монолитно, как это может показаться на первый взгляд. Компании, работающие на нашем рынке, не склонны осуществлять инвестиции потому, что негативно оценивают перспективы экономического роста. В свою очередь, перспективы выглядят безрадостно, т.к. формируются в условиях рецессии, продолжающейся уже третий год.
Масло на мельницу всеобщего пессимизма добавляют эксперты.
Продолжительность кризиса активно склоняет их к мысли о структурной, а не циклической его природе. А там, где кризис, там и падение внутреннего и внешнего спроса. Причинно-следственная цепочка на этом не обрывается. Ее следующее звено – банкиры. Осознав ухудшение состояния заемщиков, они за последние 5 лет в 2,6 раза сократили объемы инвестиционного кредитования.
Такое локальное пике не смогла сдержать избыточная ликвидность в банковской системе. Следовательно, проблема нехватки денег оказалась проблемой нехватки эффективных инвестиционных проектов.
Невостребованность денег со стороны бизнеса обнажила проблему качества институтов. Цитирую: «В условиях плохой защиты частной собственности, отсутствия верховенства закона и неразвитости финансовых рынков частные инвесторы не будут иметь необходимых стимулов и возможностей для осуществления инвестиций».
Белорусское государство – государство хищник. Аресты крупных бизнесменов и стремительный рост доходов бюджета по статьям «доходы от реализации конфискованного имущества» и «штрафы, удержания» убедительно данное определение подтверждают.
Надеяться на то, что персонифицированный авторитарный режим начнет сам себя реформировать, не приходится, т.к. подобного типа режимы живут сегодняшним днем и «не ориентированы на долгосрочные стратегии в силу естественным образом ограниченного временного горизонта».
Отсутствие механизма преемственности власти – еще одна причина, отпугивающая потенциальных инвесторов, поскольку создает дополнительную неопределенность относительно будущего.
Итогом всего выше перечисленного является экономическая деградация как часть общей деградации страны. Остановить ее, по мнению автора, «могут только глубокие политические и экономические реформы».
Включаешь – не работает
Представим себе на минуту, что несмотря на отсутствие механизма преемственности власти, в Беларуси откроется окно возможностей для проведения политических и экономических реформ требуемой глубины. Какова при этом вероятность улучшения инвестиционного климата в стране?
Надеюсь, читатели не забыли, что на роль главного препятствия на пути инвестиций Михаил Аникеев определил институты. Таким образом, будущим реформаторам останется только засучить рукава и приняться за работу. Но вот с какого конца за нее взяться? Подсказки со стороны науки в столь благородном деле ждать не приходится. Поясню свой пессимизм словами одного из основателей институциональной экономики, нобелевского лауреата Дугласа Норта: «Мы знаем, как устроены эффективные институты либеральной экономики, единственное, чего мы не знаем, – как их сделать».
Институты (правила поведения) делятся на формальные и неформальные. С заимствованием первых особых проблем не возникает. Как тут не вспомнить опыт постсоветских стран по закреплению в конституциях принципа разделения властей. Посмотрели на западные образцы. Прилежно переписали. Но при первой же попытке применить на практике получилось точь-в-точь как у героев миниатюры Михаила Жванецкого «Поезд для машиниста»: «Ведь модернизировали, подхватили, перестроились, внедрили новый коэффициент, включаешь – не работает».
Почему западный теоретический и практический опыт отторгается белорусской реальностью? Потому что формальные правила даже в самых продвинутых экономиках по своему объему существенно уступают правилам неформальным. Тот же результат мы получим при попытке перенять опыт «азиатских тигров».
В книге «Власть и процветание» американского экономиста Мансура Олсона, которого цитирует в своей статье Михаил Аникеев, есть замечательное рассуждение о третьей ножке табуретки. Перескажу его своими словами. Экономическая наука возникла в экономически успешных странах. Она держится на ножках спроса и предложения. Вопреки законам физики этого хватает для устойчивости, пока речь идет о западных обществах. Но когда экономическую науку поворачивают к странам, совершившим переход от коммунизма к рынку, отсутствие третьей теоретической опоры (рыночного общества) делает анализ несбалансированным.
В 2010 г. один из кандидатов в президенты обещал в случае своей победы сформировать команду реформаторов из двух десятков нобелевских лауреатов. Спору нет, высококлассных экономистов в мире хватает, но многие ли из них без подсказки отыщут Беларусь на карте?
Конституция как тормоз развития
Выше было показано, чем завершилась попытка реализовать на практике принцип разделения властей в постсоветских странах. Приведу более приземленный пример. Высшее образование на западе, как правило, платное. Естественно, что большинство студентов стремятся получить за свои деньги не просто «корочки», а знания, которые сделают их конкурентными на рынке труда. Коммерциализация же высшего образования в Беларуси если и сказалась на его качестве, то негативно.
«Институциональные обновления, поясняет директор Левада-центра Лев Гудков, – всегда обусловлены появлением нового человеческого или социального типа, нового образца отношений. Ни техника сама по себе, ни идеологические лозунги или программы не являются ни свидетельством, ни предпосылкой социального развития, структурного изменения общества. Только человек».
Советская модель породила феномен городского, образованного общества без институтов рынка и частной собственности. На протяжении трех поколений оно формировалось в среде, исключавшей конкуренцию как в политике, так и в экономике. Поэтому любые современные попытки повысить эффективность за счет организации «капиталистического соревнования» наталкиваются на осознанное и неосознанное сопротивление.
Согласно бестселлеру «Почему одни страны богатые, а другие бедные» экономистов Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона, институты подразделяются на инклюзивные и экстрактивные. Первые «разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки». Цель вторых – «выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части».
Несложно догадаться, что в сохранении экстрактивных институтов в Беларуси заинтересованы прежде всего люди, которым принадлежит политическая власть. Именно они и оказываются главным препятствием на пути устойчивого экономического роста. Это по их инициативе с целью недопущения формирования инклюзивных институтов в 1996 г. была отредактирована Конституция.
На обломках, из обломков
Александр Лукашенко часто противопоставляет революционные изменения эволюционным. Первые, по его твердому убеждению, порождают хаос; вторые – позволяют совершать действия, увязанные «с уровнем благосостояния граждан и социально-экономическими процессами в обществе». Отсюда его призывы «совершенствовать то, что есть», частота которых возрастает по мере углубления экономического кризиса.
Его политические оппоненты также являются сторонниками эволюционных преобразований. Большинство из них верит в возможность их совершения усилиями команды реформаторов. Подобные представления строятся на убежденности в возможность механического переноса чужих институтов и никак не учитывают национальные особенности третьей ножки табуретки.
Для понимания возможностей совершенствования белорусской модели эволюционным путем (путем политических и экономических реформ) посмотрим на проблему глазами культуролога Андрея Пелипенко, который выделял два направления эволюции – горизонтальное и вертикальное.
Под горизонтальной эволюцией он понимал комплекс изменений, связанный с освоением обществом всех возможных ниш среды, тогда как вертикальная эволюция – это качественный скачок, позволяющий выйти за пределы материнской системы.
Данную теоретическую конструкцию иллюстрирует Перестройка и последовавшие за ней события. Перестройка – это вертикальной этап двуединого процесса эволюции. Разрушив старое, она одновременно запустила процесс адаптации населения к новым (псевдорыночным) условиям. Массовая купля-продажа дипломов – пример такой адаптации.
На стадии горизонтальной эволюции белорусская экономика демонстрировала рост, но к настоящему времени все ниши, способные обеспечить необходимый для выживания уровень благосостояния (в теневом и легальном бизнесе, на государственной службе и т.п.), оказались заняты. Развитие остановилось, и никакими программами реформ добиться качественных сдвигов в рамках сформировавшейся системы невозможно.
Для этого требуется смена эволюционных векторов. История учит, что новое может сформироваться, во-первых, только на обломках старого, а во-вторых, только из обломков старого. Т.е. на начальной стадии должен произойти частичный или полный распад наличных структур (в прошлом веке такой распад наблюдался дважды) и лишь потом начаться процесс рекомбинации «освобожденных» деструкцией элементов.
Будущее не предопределено, но оно не может быть произвольным, и возможности реформаторов выстраивать его в соответствии со своими умозрительными схемами крайне ограничены уже в силу скудности «строительного материала».
Из самана нельзя построить Эйфелеву башню. Политика – это искусство возможного, а границы возможного задаются обществом. Поэтому прежде чем упражняться в составлении проектов по строительству светлого будущего, неплохо бы разобраться с настоящим.
Сергей Николюк, «Белрынок»