Дмитрий Дашкевич: Сегодня все, кто сидит в «парламенте», — назначенные люди

Лидер «Молодого фронта» рассказал о предательстве, обидах на спецслужбы и защите Куропат.

17 июня лидер «Молодого фронта» Дмитрий Дашкевич получил премию Василя Быкова «За свободу мысли». Всегда ли нужно отстаивать свободу своей мысли, всегда ли сопротивление — путь к победе, что стоит за «делом патриотов»? На эти и другие вопросы Дмитрий Дашкевич ответил в прямом эфире «Еврорадио».

- Я прежде всего — отец, муж, плотник и борец. Свой выбор я сделал под воздействием референдума 1995 года. Когда он проводился, мне было 13 лет и я плакал, когда рвали на много флагов бело-красно-белый — не мог понять, почему нация отвергает свои символы. Эта детская боль, возможно, стала причиной, почему я присоединился к «Молодому фронту».

Когда меня арестовали в 2006 году, я стоял — что мне делать? И мне предложили отказаться от своих взглядов. Это избавило бы от уголовной ответственности. Как можно предать друзей, вместе с которыми я действовал? Если уж тюрьма, то я должен этот путь пройти.

Зона в 2006 году сильно отличалась от зоны сегодняшней. Раньше тебя сажали, и ты просто сидел, а теперь тобой и днем и ночью занимаются.

Мне ни разу не предлагали сотрудничество со спецслужбами. Возможно, недооценивают мой потенциал. Даже обидно. Все, что предлагали, когда меня переводили из зоны в зону, — ломали подписать прошение на имя президента.

Когда мы, шесть человек, пришли в Куропаты, было идиотизмом полагать, что мы чего-то добьемся. Я там строителям в какой-то дерзости кричал: «Вы здесь ничего не построите!», А потом сам себе думал: «Что я горожу такое?!». И на третий день валяния в тех лужах я уже молился, чтобы нас посадили просто. Чтобы пришел ОМОН, и нас посадили. Но мы там были ради своей совести.

В Куропатах несколько раз за последнее время видели людей в накидках «Белой Руси» — они там убирали. Чудесно. Люди наконец, спустя 30 лет, пришли — пусть убирают. Это прекрасное сотрудничество с властью. Но если они захотят навязать свое видение того места, залить все в бетон и луковицы православной церкви там насадить, то это уже не то сотрудничество и помощь.

Если есть конкуренция между людьми, между политиками, в политической и экономической сферах, то никогда не польется кровь. Кровь проливается там, где есть маниакальная жажда власти, денег, влияния и так далее.

Часто оппозиционные активисты избирательной тематикой прикрывают свое нежелание работать между электоральными кампаниями. Нам не нужно было никакой электоральной кампании, чтобы не в самое удобное время пойти и собирать подписи за бело-красно-белый флаг. Или чтобы пойти на защиту Куропат.

Нужно добиваться изменений через выборы. Но проблема белорусской ситуации в том, что нам нужно добиться, чтобы выборы были. Если мы их не добьемся, то и дальше будут такие формулировки: «Кто-то попал в парламент». Сегодня все, кто сидит в «парламенте», — назначенные люди.

Где были эти демократические «депутаты», когда арестовывали на сутки, почему эти люди не ломились в КГБ, когда патриотов волокли в КГБ, где эти «депутаты» были, когда Сергей Пальчевский ложился под бульдозер? Я бы мог их уважать, если бы было какое-то действие, какое-то движение. Сидеть, тыкать кнопки и рассказывать, как они проголосовали — это просто смешно.

Добиться изменений возможно тогда, когда мы научимся быть верными в малом. Проблема сторонников перемен в том, что мы, оставаясь неверными в малом, постоянно претендуем на большое. Зачем ждать смены режима, чтобы начать своих детей учить говорить по-белорусски — почему сейчас не делать этого? Разве это требует усилий? Если бы три миллиона человек, которые в соцопросах выступают за белорусский как единый государственный язык, завтра вышли и начали говорить по-белорусски — это бы уже было другое государство. Этого не происходит. Но мы постоянно размышляем, как добиться власти, как свергнуть режим.

Нужно не об амбициях рассуждать, а делать простое дело. Меня иногда упрекают, что я в лужах в Куропатах валяюсь, по столбам лажу или листовки разбрасываю. Мол, не твое это дело! Я кто полезет? Я имею право кого-то к чему-то призывать, если сам это делаю.