Лаптей здесь не носят

О работающих «тунеядцах», контрабандистских традициях и трудной жизни в Гродно.

«Смотри, как интересно сделали, – говорит московский приятель. – Такое старое здание плющом обвили, очень оригинально». Мы идем мимо Гродненского университета, самое старое здание которого находится на главной улице города – улице Элизы Ожешко. Я не знаю, был ли плющ на этом здании во времена Мариинской женской гимназии царских времен, но и на послевоенных фото, и в памяти детства – это всегдашний плющ. Университет тогда назывался пединститутом, но плющ был.

На улице Ожешко, кроме достопримечательностей – дома самой писательницы Элизы (там же местное отделение Союза писателей), православного собора, построенного в память солдат и офицеров, погибших в русско-японской войне, других исторических точек, – были магазин «Башмачок», книжный магазин, парикмахерская «Ландыш» и часовой магазин «Луч». Сейчас там соответственно магазин обуви, книжный, парикмахерская и магазин «Прамень» (Луч), правда, продают там в основном вазы, ювелирку, сувениры. На углу Ожешко и Советской всю вторую половину прошлого века был магазин продуктов, сейчас его нет, там начинаются ресторанчики-пиццерии. А вот чебуречная на углу есть, как и была, годы над ней оказались не властны. Это одно из популярных мест, там недорого, а сейчас началось лето и выставили уличные столики.

Уличные столики поставили везде в центре Гродно, но за одними густо, за другими пусто. Конечно, своя публика есть и у кофеен со смузи и холодным кофе, и у нескольких вейп-кафе, но недорогая вечная чебуречная популярна всегда и у всех. В ней есть еще и пельмени, драники, салат с масляно-уксусной заливкой, томатный сок, кофе, разливное пиво. За соседним столиком – чей-то день рождения. Идет разговор о том, о чем говорят здесь все. Любой small-talk в любом месте начинается с погоды – вот почему-то береза распустилась, а ольха еще нет, и вот под Минском картошка взошла и померзла, а здесь еще ничего, – а заканчивается одним: темой работы или ее отсутствия. Юный, только что после армии, родственник именинника делится своим:

– Батька вот мой (следует заметить, что, вопреки представлениям многих россиян, «батьками» в разговорах между собой белорусы называют своих родных отцов, а не действующего президента), от него копейки алиментов мать не видела. Я после армии сказал ему: хоть бы пачку сигарет привез мне в часть, все бабушка и сигареты привозила, и еду. А он мне: да сыночек, а у меня же откуда деньги, нет… Так ты ж на Россию ездил на заработки, все хвастался, как тебе там платят! Правда, сам он с той России в одних трусах приехал, кинули его там, но хвастался тоже! Вот, говорит, теперь рабочая виза есть, в Польшу поеду. А я ему: как ты на России заработал, так и в Польше то же будет.

Через дорогу розовенький домик, особенно красиво выглядящий в лучах заката. Хозяин годами тоже ездил «на Россию» – строить. Возвращался и строил уже у себя дома. Старую хатку превратил в кирпичную отштукатуренную игрушку, в ней полы с подогревом, вокруг осушено болотце, выкошено, комары не мучают. Двум детям заработал на платную учебу в вузах. А сейчас вот совсем маленький еще один родился. Жена работу в сельской газовой котельной оставила. Платили копейки, долларов сто (здесь, говоря о деньгах, называют суммы в долларах), но деньги нужны на серьезные коммунальные платежи. А на столе – все с огорода и с хозяйства, покупного мало.

Приоритеты – дом поставить-отремонтировать и детей выучить. Учеба детей – пожалуй, главная статья расходов в семьях: учатся дети в ближнем городе, или в Варшаве, или в Минске, или в Москве. Ну и машина нужна, и прицеп обязательно. Машины в белорусской провинции покупают с большим пробегом – «Фольксвагены», «Опели». Доводят до ума у местных мастеров в гаражах. И поскольку белорусские дороги действительно неплохи по сравнению с российскими (хотя среди водителей постоянное ворчание: многие из них были в Германии, в Дании, в Голландии и считают, что белорусские дороги по сравнению с тамошними – «колхоз какой-то»), машины служат долго.

Однако есть и такие, как неведомый мне «батька-алиментщик». Они возвращались не то чтобы «в одних трусах», но около того – с рассказами о том, как скоро их обещали отправить на стройку сверхсекретного шикарного объекта для «главного олигарха», где уж точно лопатой можно будет деньги грести. В любом случае «на Россию» ездят все меньше. Дело не только в «законе о тунеядцах», который и придуман был, по сути, для того, чтобы заставить людей платить налоги с «отхожих промыслов». Против него были массовые, жестко разогнанные выступления, но он ко всему прочему просто не работает: побежала платить «тунеядский», или, как здесь говорят, «дармоедский» налог даже не половина «дармоедов», а куда меньше, остальные выжидают. Да и денег в общем нет.

Жить трудно. Учительница младших классов, получая ту же сотню долларов в пересчете, притаскивает домой на стареньком «Фольксвагене» гору постельного белья. Ей для летнего школьного лагеря (белье – для тихого часа) надо его перестирать и высушить. Никто и никогда не доплатит ни за сверхурочные, ни за электричество, ни за стиральный порошок. А только что директриса ее отругала за то, что играть с детьми на площадке она пришла в легинсах: «У нас деловой стиль!» «Пусть этот деловой стиль тогда выдают, как на заводе спецодежду! Блузка 600 тысяч на старые стоит!» – горячится учительница (после недавней деноминации, когда с банкнот убрали четыре нуля, здесь стали считать не только в долларах, но и в «старых деньгах»: 60 нынешних рублей – это примерно 30 долларов или 1800 в пересчете на российские). Муж у нее тракторист. Зарплата вся уходит на выплату кредита. Но есть халтуры, соляра же казенная. А сейчас электроника будет следить за маршрутами тракториста и считать расход соляры. Думают, как жить.

Что-то платят и на многочисленных сезонных спасательных станциях, которые находятся на каждом из здешних пляжей. Ты уже не тунеядец, и хватит на коммунальные платежи. Ездит на велосипеде каждый день на работу женщина средних лет – временный администратор на дешевенькой советского типа турбазе с фанерными домиками и «удобствами» (дощатым туалетом и колодцем) в сосновом лесу. «К нам тут один ваш питерский приезжает, на хорошей машине, каждое лето на 28 дней! Тишины, говорит, хочу, от людей устал! Ходит себе, мечтает. А когда на выходные молодежь приезжает шашлыки жарить – он убегает в Волковыск в гостиницу, запрется там и сидит все выходные, чтоб людей не видеть».

Да, здесь действительно есть где отдохнуть. И не обязательно столь мизантропически. В Гродно множество туристических автобусов – сейчас безвизовый въезд (можно и через Минск, если на самолете, – но и сам Гродно теперь отдельная безвизовая зона). Сюда едут – природа, рыбная ловля, старинные замки, Августовский канал. И отсюда ездят. Пустили новый поезд – полдня, и ты в Кракове за 45 белорусских рублей. Можешь прокатиться поближе – полчаса езды до литовского Друскининкай, час до польского Белостока. Там популярен шопинг, и погулять есть где, и языковых барьеров совсем нет – когда-то все вместе жили. Еще ближе – польская приграничная Кузница, но туда ездят уж совсем по делу на час-другой – купить-продать и, что греха таить, провезти контрабандой (в обшивке вагона, в тайных местах авто). В краях, которые постоянно перекраивали границами, это старинное занятие. На днях тут старожилы рассказывали, как груз и к днищу лодки привязывали, и под телегой прятали. Традиция.

Белорусская бедность может быть непонятной жителям российской глубинки. Видя нарядные домики с палисадничками, ухоженные автомобильчики или толпы студентов вполне европейского вида в уличных кафе, они начинают восторгаться белорусским президентом, который «навел порядок» и «думает о людях». Не хочется вдаваться в полемику по этой фигуре, а просто вспоминается исторический факт. В начале Первой мировой эту местность накрыла волна обязательных разнарядок (по зерну, трудовым повинностям, постою войск и пр.). И есть документ о недовольстве военных местными евреями-сапожниками, которые саботировали… плетение лаптей, которые у них получались бракованные. Но что поделать – бедности здесь всегда хватало, только лаптей здесь никто никогда не знал, обувь всегда носили кожаную. Кому-то из глубинки империи это тоже могло казаться роскошью.

Светлана Гаврилина, «Независимая зазета»