Аркадий Бабченко: Целые бригады имеют статус спецназа, но на самом деле никакой не спецназ

Журналист — о новой истории с пленением российского военного на Донбассе.

Попавший в плен к украинским военным россиянин Виктор Агеев в интервью ТСН рассказал подробности своей службы в армии РФ и участия в войне на стороне донбасских сепаратистов, пишет openrussia.org.

Когда Агеева взяли в плен, сообщалось, что он может быть военнослужащим 22-й бригады ГРУ Генштаба. По крайней мере, по словам матери Агеева, после подписания контракта он должен был служить в Батайске, и именно там расквартирована эта бригада.

В интервью украинским журналистам Агеев говорит, что действительно хотел попасть на контракт в бригаду ГРУ, но стать спецназовцем-контрактником у него «не получилось». Агеев вернулся в ту же часть, где проходил срочную службу: в Новочеркасск Ростовской области, в полк связи, приписанный к Воздушно-космическим силам. Подписав контракт, Агеев через несколько дней оказался на территории самопровозглашенной «Луганской народной республики», в рядах 4-й механизированной бригады вооруженных формирований «ЛНР».

При этом в интернете есть фотография, на которой Агеев позирует с флагом, на котором изображена традиционная эмблема российской военной разведки: летучая мышь на фоне земного шара. В плен Агеев попал, находясь в составе разведгруппы. По его словам, он вышел «в туалет» из строения, которое занимала его группа, не взяв с собой оружия, и оказался в руках бойцов украинской 93-й бригады. Затем попали в плен или были убиты другие участники группы.

Военный журналист, ветеран двух чеченских войн Аркадий Бабченко объясняет Открытой России, почему качество российских разведывательных и диверсионных операций не всегда является высоким, и почему Москва не может продолжать в Донбассе войну без таких, как Виктор Агеев.

— Почему командование отправляет на серьезные разведывательные операции людей типа Виктора Агеева, попадающих в плен при довольно абсурдных обстоятельствах и тут же рассказывающих украинским военным и журналистам все, что только могут рассказать?

— Ситуация с Агеевым, который говорит, что служил в войсках связи, не совсем понятная, но ведь уж точно спецназовцами были Александр Александров и Евгений Ерофеев, попавшие в плен к украинцам в 2015 году. И обстоятельства их попадания в плен тоже оставляют вопросы о качестве подготовки российских военных разведчиков. Группа наткнулась на противника, бросила двоих раненых — как раз Александрова и Ерофеева. И они, оказавшись в плену, тут же действительно рассказывают вообще все, что знают.

Такие истории — это, конечно, не уровень подготовки разведки, это уровень подготовки обычной пехоты. Сейчас целые бригады имеют статус спецназа, но нужно понимать, что это на самом деле никакой не спецназ. То, что называют сейчас «бригадами специального назначения ГРУ», — это просто хорошо подготовленная пехота.

Но при этом нужно понимать, что армия у России сильная и модернизированная, и там есть и настоящие спецназовцы, и настоящие специалисты по диверсиям. Например, если убийство в Киеве полковника украинского Главного управления разведки Максима Шеповала — это диверсия, то это очень профессионально проведенная диверсия.

Но повторю, свойственное сейчас российским силовикам желание называть «спецназом» все подряд мне совершенно не понятно.

— В составе разгромленной украинскими солдатами группы помимо Виктора Агеева был еще один россиянин, Евгений Щерба. Он погиб. Остальные члены группы были местными, жителями Донбасса. Получается, российские военные сейчас действуют на востоке Украины не только как отдельные подразделения, как в 2014-2015 годах, а просто рассосредоточены по подразделениям «ДНР» и «ЛНР» для их укрепления?

— Получается, что так. Но если Агеева, подписавшего контракт, отправили служить в частях «ДНР» и «ЛНР», то это серьезное нарушение с точки зрения армейской бюрократической машины. Должно же быть предписание, командировочный лист и так далее.

Хотя, впрочем, похожие ситуации с нарушениями были и в Чечне в Первую войну, в 1994-1996 годах, когда там формировали никуда не приписанные батальоны.

— То есть ты был в сводных батальонах, которые собирались со всей страны?

— Нет, у меня была другая ситуация. Там действительно были сводные батальоны, которые соскребали по сусекам, их кидали в бой, они там погибали, и людей не могли потом найти, потому что непонятно было кто куда уехал. У меня был знакомый, который в августе 1996 года две недели провел в окружении на блок-посту, но по документам его там не было.

А меня отправляли нормальным эшелоном из учебки, с документами. Я приехал в Моздок, а в Моздоке был бардак — ни ответственных офицеров, ни штабов, и меня просто никто никуда не записал. Я мог встать и уйти. Никто никакого учета не вел.

— Сейчас в связи с заявлениями Минобороны о том, что Агеев не является действующим российским военным пошел новый виток обсуждения морального аспекта такой политики военного ведомства. Говорят о том, что армия опять предает своих. Но есть и другая точка зрения: раз командование отправляет военных на специальное задание с диверсионными целями, то эти военные должны знать, на что идут, должны быть готовы, что от них официально откажутся. Какая из этих точек зрения является верной?

— Конечно, в мировой практике бывают такие «коммандос», которые действуют нелегально или полулегально, действуют в «серой зоне». И правительство, по предварительной договоренности с этими спецназовцами, может от них отказаться официально, если группа будет рассекречена в результате какого-то чрезвычайного происшествия. Но при этом людей все равно вытаскивают.

Но это должны быть прямо настоящие спецназовские группы, работающие в сверхсерьезных сверхсекретных операциях — типа уничтожения Бен Ладена. Но если ты посылаешь на войну множество людей с танками и пушками, то это уже не такая ситуация.

В случае с теми же Ерофеевым и Александровым Россия их, следует признать, все-таки вытащила. При этом их статус Россия так официально и не признала, потому что официальное признание российского военного участия в донбасской войне — это кратно усиливающиеся санкции и вылет уже и из G-20.

— Война длится уже три года, три года Донбасс наполняется российской военной техникой. Почему Москва за эти три года так и не смогла создать две пусть и марионеточные в политическом плане, но боеспособные местные армии «ДНР» и «ЛНР», снизив количество российских кадровых военных, находящихся там в качестве советников, до минимального уровня? Зачем Кремлю продолжать держать на востоке Украины всех этих Александровых, Ерофеевых и Агеевых, которые потом с паспортами и военными билетами попадают в плен?

— Потому что на Донбассе нет качественного человеческого материала для решения такой задачи. Для того, чтобы у тебя была профессиональная армия, туда нужно брать не бомжей и алкоголиков, а людей, которые готовы профессионально служить и воевать. Это уже совсем другой уровень расходов, другой уровень обучения, а самое главное — другой уровень мотивации. Но идея «Новороссии», скажем мягко, не пользуется популярностью среди населения.