Как определить агонию укушенного смертельным ядом режима?

Лучше спасти страну сейчас, чем воскрешать ее потом.

Убить культуру легко и трудно — как человека. Все зависит от того, куда и как вмазать. Нынешние участники гонений на культуру, открытых и исподтишка, жаждут крови.

Я исхожу из того, что культура — это борьба с энтропией. Энтропия отнюдь не абстракция. Это реальная сила разрушения. Культура противостоит энтропии вплоть до того, что оба понятия персонифицируются в богатырей поединка — ну типа того, что предшествовал фантазийной Куликовской битве, когда сошлись Пересвет и Челубей, и оба, как вы знаете, погибли. Впрочем, Пересвет все равно победил, потому что дошел до своих и умер на руках товарищей.

Русская интеллигенция исторически сравнивала политический режим нашей страны с татаро-монгольским игом. С этой оккупацией она смело вступала в схватку, побеждала его в славе и памяти народной, но энтропия вновь и вновь накатывала на страну, и наш Пересвет вновь и вновь умирал на руках товарищей.

Стоит ли удивляться тому, что энтропия хочет убить культуру? Но не поздно ли удивляться нашей реальности? Как определить агонию режима, укушенного смертельным ядом энтропии? По его яростному наскоку на культуру.

Убей культуру! — приказывает энтропия своему вассальному режиму.

Защити культуру! — говорю я.

Защити культуру, потому что без культуры не будет России, а без вассального режима энтропии — еще как будет!

Культуру преследовали цари. Не только провидческий Радищев, но и гениальный Державин был в опале.

Рылеев — на виселицу. Пушкин — в ссылку и под надзор.

Это так очевидно, что набило оскомину.

Но нет: энтропия снова размахивает кнутом.

Именно та культура России, на которую бычились власти, стала всемирной ценностью. Именно она принесла в мир те представления о добре и зле, которые стали частью общечеловеческого тезауруса.

Так что же такое энтропия?

Она разрушает и камни, и души. Она разрушает планеты и гасит звезды.

Она может быть метафизической и материальной.

Конечно, полезно знать пределы культурных возможностей. Культура не зажжет угасшую звезду. Но в нашем случае энтропия имеет гибридный характер земной отравы. Она — мастер переодеваний. Она меняет рясу на мундир, святость на государственные услуги и услужливость, моральное шило на оперное мыло пропаганды. Она превращает государевых людей в лихоимцев.

Она боится демонстраций и похорон, дружеских встреч и социальных сетей. Она прячет в подсобки книги или сжигает их. Превращает взрослых в испуганное стадо, а детей ставит в зависимость от своих национальных претензий. Запрещает фильмы, спектакли, выставки.

Метет все. Все метет.

Прикидывается добряком.

Она берет на себя право выступать от имени патриотов, превращая патриотизм в свою Бастилию. Она всегда имитационна, ничего нового, ни в архитектуре храмов, ни в речах, ни в жестах, ни в делах. Она пользуется верой во имя безверия. А сомнения в вере, богоборчество братьев Карамазовых — лучших примеров русского духа — она выдает за бездушие. Она имитирует деятельность. Застой — ее лучший помощник. Энтропия по сути своей бездарна и бесталанна. В Средневековье таким считалось зло.

Главным ее агентом является смерть.

Это мы проходили в 37-м.

Но все, что она ни делает, даже если у нее коротки руки для великого террора, есть приближение к смерти.

Несменяемость власти — это тоже энтропия.

И государственное вранье, пропаганда — это энтропия.

И квасной патриотизм — тоже энтропия.

И церковь, которая любит власть и деньги, — это тоже энтропия.

И люди военного образца, для которых приказ командира важнее конституции, — тоже энтропия.

В реальной культуре борьба с энтропией чаще всего бывает не прямолинейной, а парадоксальной. Морализаторство бьет мимо цели. Борьба с энтропией может быть демонстрацией энтропии. Роман Кафки «Замок» — это такая демонстрация.

И глупость — это энтропия. Но как сладить с ней? Воспеть так, чтобы ей мало не показалось! «Похвала глупости» Эразма Роттердамского — тоже борьба с энтропией.

Соцарт Ильи Кабакова — борьба с энтропией.

Ирония и самоирония культуры ненавистна энтропии. Она дергается от юмора.

И ушедший от нас Антон Носик — человек из будущего, свободный изобретатель — это все та же борьба, которая так необходима для продолжения жизни.

Энтропия никогда не исчезнет — это формула, заложенная в основание Вселенной. Но энтропию можно выявить, объяснить и постараться ограничить ее воздействие. Что еще, кроме культуры, способно это сделать? Нормальные свободные политические институции, просвещенная демократия, которой не хватает даже в демократических странах. Есть, конечно, всякие приманки энтропии и там. Вроде общества потребления. Энтропия вылила на человечество океан глупости. Какая же может быть просвещенная демократия? Тут надо возвращаться к истокам.

И нам тоже пора к истокам. К истокам нашей культуры. Потому что все остальное тронуто плесенью, разъедено ржавчиной. Но культура у нас, так сложилось, — это наша религия. Вот почему энтропия в наших краях командует власти:

— Убей культуру!

Все остальное убить несложно.

Да и культура уязвима для расстрела. Свистят пули. Сохранить ее. Спасти. Дать ей жить и видоизменяться, ибо она не умеет быть как вчера, если она настоящая, а не игрушка властей.

Лучше спасти культуру сейчас, чем потом воскрешать ее в потомстве.

Виктор Ерофеев, «Сноб»