Как гомельчанин из бродяги превратился в менеджера в успешном бизнесе
Жизнь жителя Гомеля перевернула случайная встреча с однокурсником.
Сергей Гусев собирался стать ветеринаром, а стал в 23 года бездомным — из-за незнания законов остался без прописки и жилья. Шесть лет он цеплялся за малейшую возможность заработать. Пахал в колхозах по 12 часов в день за сто долларов в месяц и понял, что это «беспросвет». Колесил по «шабашкам» в России, трижды пешком возвращался из Москвы в Гомель без гроша в кармане. Его жизнь перевернула случайная встреча с однокурсником Денисом, пишет imenamag.by.
«Если бы не Денис, я не знаю, где бы и кем бы я сейчас был, — говорит Сергей. —Только тогда у меня появилась уверенность, что я не сдохну на улице, как другие бродяги. Я восстановился в ветеринарной академии в Речице. Прописался в Речицком районе, восстановил военный билет. Живу в съемной квартире, но хозяин денег не берет, договорились, что я в счет оплаты сделаю в квартире ремонт. Времени, правда, совсем нет, работы много». Работает Сергей в компании Дениса, которая занимается перевозками (служба такси в Речице), эвакуацией авто, грузоперевозками и строительством. Направлений много, работы у Сергея тоже, но он счастлив, потому что еще пять лет назад он был бродягой без документов, ел раз в день в приюте и «прожигал» вшей в санприемнике.
Каждое утро Сергей приходит на штрафстоянку, кормит своего «коллегу» Старого — дворнягу, которая охраняет территорию. Потом разбирается с заказами, грузами и документами на эвакуированные на штрафстоянку авто. На сегодня из заказов — перевозка бани и торгового павильона. Задача Сергея — организовать процесс. Заказы есть каждый день, их компания «Речицкое такси» — одна из крупнейших служб по эвакуации и грузоперевозкам в Гомельской области.
Клиенты, встречаясь с улыбчивым Сергеем, даже не подозревают, сколько испытаний выпало на долю этого 34-летнего парня.
«В первом классе я продал старшекласснику свой портфель, чтобы купить себе вкусные кукурузные палочки», — это Сергей вспоминает о том времени, когда жил с мамой. Со второго класса он жил уже в интернатах и был почти счастлив — там всегда была еда, не было вшей, пьяных родителей и побоев. После колледжа он, единственный из интерната, поступил в вуз. Хотел стать ветеринаром, а стал в 23 года бездомным — из-за незнания законов остался без прописки и жилья. Шесть лет Сергей перебивался случайными заработками, несколько месяцев жил на улице. Начать другую жизнь ему помог однокурсник Денис. Это благодаря ему Сергей сегодня живет в Речице, у него есть работа, крыша над головой и планы на жизнь. А еще он открыл для себя социальные сети, узнал из них про «Имена» и теперь не пропускает ни одной статьи. Об этом мы узнали из письма, которое Сергей прислал недавно в нашу редакцию. Его задел за живое наш материал о минских бездомных.
«Эта ноша – самое суровое наказание, которое можно было бы придумать. Я на своей шкуре прочувствовал, каково это – быть бродягой. Они люди! Они просто упали в определенный момент, и никто не пожелал подать им руки», – уверен Сергей. Он решил поделиться своей непростой историей, чтобы поддержать проект «Помощь бездомным», ведь этим людям без посторонней помощи просто не выжить.
«Боялся зайти в квартиру и увидеть окровавленное тело матери»
Сергей родился в Гомеле, и уже не помнит, почему развелись его родители. Ему было три года, когда отец забрал его вместе со старшим братом Сашей в Саратов. Сашу отец отдал на воспитание своим родителям, а Сергея сдал в Саратовский детский дом. Мальчик провел там год. Отец иногда приходил к нему вместе со своей новой возлюбленной Татьяной, а потом они забрали мальчика из детдома.
— Мама Таня, как я быстро стал называть ее, относилась ко мне действительно по-матерински. Она работала поваром в военной части и просто замечательно готовила, баловала нас пирогами и кулебяками, — рассказывает Сергей.
Однажды между отцом и Татьяной произошла крупная ссора, и буквально на следующий день отец с мальчиком сели в поезд. Мама Таня, как называл ее Сергей, провожала его со слезами. Сергей тоже плакал.
— Мне было тревожно, я не понимал, куда меня везет отец, — вспоминает Сергей. Оказалось, отец решил вернуть Сережу на родину — в Гомель.
— Мы вышли на вокзале в Гомеле. На такси подъехали к девятиэтажному дому. На лифте поднялись на последний этаж. Отец нажал на звонок, дверь открыла маленькая незнакомая женщина. За спиной у нее стояла девочка. Папа подтолкнул меня вперед, а сам быстро ушел, захлопнув входную дверь. Конечно, я закатил истерику, а женщина и девочка меня успокаивали, говорили, что отец пошел за конфетами. Я несколько дней и ночей ждал, когда папа вернется, но он не приходил. Моя мама Наташа — а это была моя мама, только я это далеко не сразу понял — объяснила мне, что девочка — это моя старшая сестра Ира, и что у меня еще был брат Степан, но он умер. А через некоторое время моя мать стала водить домой мужчин.
Очень быстро квартира превратилась в «блатхату», где «пили водку, устраивали поножовщину и занимались сексом прямо на глазах у детей». Это были 90-е...
— В 1991 году моя мама неизвестно от кого родила брата Костю. В этом же году я пошел в первый класс. Двойка для меня была высокая оценка, чаще ставили колы. Каждый день, когда я приходил со школы, мама была пьяная, могла даже двери не открыть, — вспоминает Сергей.
А когда в доме поселился мамин ухажер Валера, Сергей перестал спать и стал бояться приходить домой. Потому что Валера не только любил петь песни, но и лупил по ночам маму. Детям тоже доставалось. Иногда Сергей долго стоял на пороге квартиры и боялся зайти, представляя, как его начнет избивать отчим или как на кухне лежит окровавленное тело матери.
Дома часто было нечего есть.
— Помню, как в первом классе я продал свой портфель старшекласснику, чтобы купить себе вкусные кукурузные палочки, — рассказывает Сергей. — Иногда крал у пьяной мамы деньги, чтобы поесть мороженого и вместо уроков посмотреть «Ералаш» в кинотеатре.
А во втором классе парень скатился в школе настолько, что учебно-психологическая комиссия поставила ему диагноз: «олигофрения в стадии дебильности». С таким диагнозом в обычной школе учиться было нельзя. Мать отвезла сына во вспомогательную школу-интернат в Рогачевском районе.
— В новой школе мы учились, ели, спали, смотрели телевизор и ходили в кинотеатр, — вспоминает Сергей. — Здесь меня научили играть на гармошке, здесь я забил свой первый гол. Добавка для тех, кто не наелся, была всегда. Я даже умудрился стать отличником, и учителя недоумевали, почему меня зачислили в умственно отсталые.
Но по ночам Сергей продолжал вскакивать от кошмаров, от его крика просыпались дети в соседних комнатах и няни. Педагоги решили отдать Сергея в детское отделение Гомельской психиатрической больницы. Там парень провел три месяца. Медики пришли к выводу, что он просто запущенный ребенок. И Сергея перевели в Светлогорскую общеобразовательную школу-интернат для детей с задержкой развития.
Письмо из управления образования, в котором было сказано, что ее сын должен явиться 1 сентября в Светлогорский интернат, мать Сергея получила в августе, но очнулась только к 20-му сентября. Написала косметическим карандашом записку для водителя автобуса и отправила сына на вокзал. И в тот день он в последний раз закрыл двери родительского дома.
Десятилетний мальчик сам приехал из Гомеля в Светлогорск, пришел к завучу интерната, положил на стол письмо из отдела образования. Неумытый, в потрепанной и тесной одежде, с карманами, набитыми яблоками, которые от голода нарвал в чужом саду. Полного пакета документов у него не было, но что было делать? Вытравили вшей. Накормили первым за лето горячим обедом, переодели в одежду из гуманитарной помощи, уложили в чистую постель.
— Мама не приезжала ко мне год, не писала писем, не звонила. Я завидовал, что моим одноклассникам-сиротам государство раз в месяц выделяло небольшую сумму на конфеты и мороженое, а мне — нет, я же не был сиротой, — вспоминает Сергей.
Сиротой Сергей стал в 13 лет, когда его мать по заявлению учителей лишили родительских прав. А у парня появились «итальянские родители» — пара пенсионеров. Два раза в год он ездил к ним в гости и узнал о другой жизни.
— Для меня Джузеппе и Эмилия стали мамой и папой. Им обоим было уже за 80, но они сумели окружить меня теплом и заботой, которых так не хватало в интернате, — говорит Сергей. — Я жил Италией, жил этими встречами. Они даже хотели усыновить меня или как минимум взять опекунство, но не были уверены в своих силах. Решили помогать на расстоянии. В 1999 году Джузеппе умер. Мне тогда было 16 лет.
После девятого класса парень решил поступать в ветеринарный колледж в Речице. Это было серьезная заявка со стороны ученика школы-интерната. Ее выпускники могли пойти учиться без экзаменов в ПТУ, а в колледж надо было сдавать два экзамена. Оба экзамена — по русскому языку и математике — Сергей сдал на твердую «четверку». И поступил. Снял комнату за 15 долларов в трехкомнатной квартире недалеко от колледжа. Платить за жилье ему по-прежнему помогала итальянская «мама».
— У меня были деньги, но у меня не было отцовского совета и материнской любви. А без них люди часто совершают непоправимые ошибки. И я сам их совершил немало, а мои одноклассники — еще больше, — признается Сергей. — Многие мои одноклассники сегодня сидят в тюрьмах, и не по первому разу. Единицы детдомовских живут, а остальные выживают, пропадают и умирают. Не зря говорят: «Родители — это крылья, без них нет полета». У нас этих крыльев не было. Нас упрекали, нас ненавидели, нас осуждали за то, что у нас плохие родители и нас обеспечивало государство. Знаете, что живет в сердцах таких сирот? Глубокая обида. На судьбу, на родителей, которые нас предали и выбросили из своей жизни.
На третьем курсе Сергей стал залечивать раны от обид алкоголем. Из отличника превратился в «способного середнячка». Спускал на ветер и стипендию, и деньги из Италии. В 20 лет влюбился, но когда узнал, что девушка ему изменила, запил так сильно, что едва не вылетел из колледжа. Спасла парня завуч Вера Константиновна: уговорила педагогов не наказывать Сергея, а его самого смогла настроить на поступление в вуз — в ветеринарную академию в Витебске. Он поступил.
— В интернате учителя хлопали в ладоши, потому что я оказался первым из их воспитанников, кто поступил в вуз, — говорит парень. Завуч отправляла Сергея в Витебск, как родная мать: набила сумку салом, вареньем, картошкой и даже денег немного дала на первое время. И дала наказ: чтобы не пил водку, не прогуливал занятия, так как ошибки никто не приедет исправлять.
Сергею дали место в общежитии, в большой комнате на шесть человек. Соседи по комнате оказались хорошими ребятами. Жили дружно, питались вместе, готовили еду по очереди. Студенческая жизнь кипела. Будущее представлялось радужным.
«Сначала кинули родители, а теперь — государство?»
Сергей был на четвертом курсе, когда его судьба резко изменилась. В январе 2006 года вступил в силу Закон «О гарантиях по социальной защите детей-сирот», а через полгода Совмин принял постановление о государственном обеспечении детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Сергея вызвали в отдел кадров ветеринарной академии и сообщили, что через два месяца, когда ему исполнится 23 года, он не будет больше считаться сиротой и получать деньги на питание и одежду, как раньше. Останется только стипендия.
— В тот момент я еще не понимал, что новый закон перевернет мою жизнь и лишит самого важного — своего жилья, — рассказывает Сергей. — Раньше сироты могли получить социальное жилье в любом возрасте, а также могли взять субсидию на строительство и льготный кредит. Некоторые мои одноклассницы окончили ПТУ и успели взять кредит. Но я учился в вузе и даже не задумывался об этом. Да и подсказать было некому.
Парень решил, что на стипендию не выживет, и перевелся на заочное. Устроился на работу фельдшером в колхоз в Светлогорском районе.
— Жили в домике вместе с молодым зоотехником, — рассказывает Сергей. — Окна там были заколочены досками, а по полу бегали крысы. Зарплата — около ста долларов в месяц, и это за 12-часовой рабочий день, без выходных. Не выдержал, через пару месяцев бросил работу и уехал.
Позже он предпримет еще одну попытку зацепиться в колхозе, на этот раз в Жлобинском районе. И снова не выдержит.
— У колхозников нет никаких прав, есть только обязанности. Моей зарплаты хватало только на то, чтобы прокормиться и купить одну шмотку в месяц. Денег всегда не хватало, — вспоминает Сергей. — Я работал по 12 часов в сутки, штудировал книги по ветеринарии. Но заработная плата не увеличивалась, а уменьшалась из-за «непроизводственного выбытия животных». Каждый день я переживал за то, чтобы не сдохла очередная корова.
Сбежав из колхоза, Сергей попытался устроиться в Светлогорске. И тут выяснилось, что у него нет прописки, а без нее на работу не берут.
Из общежития Сергея тоже выписали, социальное жилье после вступление в силу закона ему было не положено, а на очередь по улучшению жилищных условий в статусе сироты Сергей не успел встать: никто не подсказал ему, что это надо сделать.
— Я стучался в кабинеты в Светлогорском райисполкоме, писал письма в Администрацию президента. Получал ответы, что утратил статус сироты, а значит, и все льготы, — говорит он. — И не понимал, как такое может быть в жизни: сначала кинули родители, а теперь — государство?
Чтобы выжить, Сергей отправился «за длинным рублем» в Москву. Три раза возвращался оттуда пешком и без денег. А однажды оставил в гомельском автобусе папку со всеми документами. На то, чтобы восстановить паспорт, денег не было. Весь сентябрь Сергей строил гаражи из силикона в Смоленской области. Там рабочих кормили, платили 10 долларов в день. Пусть и немного, но честно. Вернувшись в Гомель уже с деньгами, он занялся восстановлением паспорта. В управлении по гражданству и миграции спросили, где Сергей собирается жить. Назвал Чечерск — знал, что в Чечерском районе обосновалась его мать. Квартиру в Гомеле она давным-давно продала.
— Из Чечерска я пешком пошел в деревню к матери. Хлебом и солью меня там не встречали. Мать была закодирована, работала дояркой на ферме. И выплачивала государству за мое содержание сумму, которую ей насчитали за несколько лет с момента вступления в силу Декрета №?18 (Декрет «О дополнительных мерах по государственной защите детей в неблагополучных семьях», согласно которому родители обязаны выплатить сумму, потраченную государством на содержание их ребенка. — Прим.). Я попросился переночевать, но мать ответила, что места нет, и договорилась, что на ночлег меня пустит сосед. Утром я отправился пешком в Гомель, — рассказывает Сергей. Правда, в Гомеле у него никого из родных не было. Несколько дней Сергей вспоминает, что провел где-то на «блатхате», а когда пьянки надоели, сбежал оттуда.
— Вышел на улицу, сел на лавочку. Чувствую, по всему телу что-то ползает. Оказалось, вши — всех видов и размеров. И что делать?
Двое бродяг на вокзале подсказали, что вшей можно «прожечь» в санпропускнике на улице Крупской, а кормят бездомных в Доме милосердия имени Матери Терезы, там же помогают и с одеждой.
Выжидая, когда будет готов паспорт, Сергей разработал специальную систему, чтобы не надоедать друзьям. Два дня проводил в Речице, два дня — в Светлогорске. И за это время повидал многое.
— Среди бомжей есть совершенно разные люди. Одни сидели по многу раз и потеряли жилье — таких основная масса. Есть погорельцы. Есть люди, которые потеряли документы еще при Союзе. Большинство бездомных — алкоголики, — говорит Сергей. — Психически нездоровых, умалишенных и тех, кого обманули черные риелторы, — единицы. Молодые бездомные еще как-то стремятся восстановить документы и найти работу. Пожилые смиряются с улицей и ничего не хотят менять в своей жизни. Скажу проще — если ты бомж за 50, то ты и умрешь на улице. Многие настолько запустили себя, что им самим стыдно ходить по кабинетам и просить помощи.
Сергею жалко беспомощных, бездомных, у которых нет рук и ног. Особенно жалко тех, у кого онкология, — они умирают на улице в диких болях.
— Это ад, — говорит он. — А ночлежек для бездомных в Гомеле нет, как и реабилитационных центров, поэтому приходится уповать только на Бога, ходить по церквям и домам милосердия. Мы можем сколько угодно судить о бродягах. Но эта ноша — самое суровое наказание, которое можно было бы придумать. Они изгои. Их ненавидят. Их избивают малолетки, их оскорбляют и убивают. Они не нужны обществу, нужны только одному Господу. Я бы и врагу не пожелал бы такой жизни.
«Я не сдохну на улице, как другие бродяги»
От бродячей жизни Сергея спасла случайная встреча с однокурсником по колледжу Денисом — тот предложил работу на стройке в своей фирме в Речице. Это было пять лет назад.
— Если бы не Денис, я не знаю, где бы и кем бы я сейчас был, — говорит Сергей. —Только тогда у меня появилась уверенность, что я не сдохну на улице, как другие бродяги. Я восстановился в ветеринарной академии в Речице. Прописался в Речицком районе, восстановил военный билет. Живу в съемной квартире, но хозяин денег не берет, договорились, что я в счет оплаты сделаю в квартире ремонт. Времени, правда, совсем нет, работы много.
Успевать за день Сергею приходится на нескольких фронтах — принимать и выполнять заказы на грузоперевозки, вести учет документов и авто на штрафстоянке, выезжать на стройки.
— Можно сказать, я сделал карьеру: пришел мешать раствор на стройке, а стал менеджером в успешной фирме, — улыбается Сергей.
— На самом деле у меня нет стремления достичь огромных высот, успеха и славы, я привык обходиться в жизни малым, — говорит он. — Я хочу завести семью и быть полезным Господу и ближним. В этом году добрые люди и программа «Жди меня» помогли мне отыскать родного брата, бабушку и дедушку в Энгельсе. Родные зовут к себе в гости. Наверное, съезжу.
Сергей уверен: когда на своей шкуре прочувствуешь проблемы бродяг, никогда не обойдешь стороной человека, с которым случилась беда. Неважно, насколько пьян он или воняет.
— Я просто достаю из кармана деньги и даю. Не от хорошей жизни люди клянчат деньги на улицах. Мое дело помочь, а не осудить, — говорит Сергей. — Они люди! Они просто упали в определенный момент своей жизни, и никто не смог подать им руки.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]