Резиденция снова погрузилась в тишину, но в приемной шел оживленный разговор шепотом.
Император спал тревожно, впрочем, как и последние несколько лет. Заграничный прибор на его запястье показал всего 37 минут глубокого сна и то — урывками. Сначала он проснулся от того, что снился ему он сам, но не в виде стерха, а в виде медведя. Лицо было полностью медвежье, но не узнать императора было невозможно. Все те же рыбьи глаза, влажные губы и лысина. Ведь лысых медведей не бывает. Сначала он себя видел со стороны крупно, в виде портрета, потом сон отъехал чуть дальше и он увидел, что на левом ухе медведя висит что-то среднее между шапкой-ушанкой и папахой, со звездой впереди. Клыки были на месте и вид был довольно грозный и хищный. Он хотел рассмотреть еще когти, но медведь в лапах держал балалайку и когтей не было видно. Как не странно, вид музыкального инструмента не портил пугающего вида, ибо оскал пасти перекрывал и ушанку и балалайку. Но потом сон отступил еще дальше и он понял, почему зверь имеет такой оскал. Он был занят реализацией медвежьей болезни и практически все вокруг он уже реализовал, а оскал выражал скорее муку, чем ярость.
И тут он проснулся от кошмара и странного цокающего звука. Распахнув глаза, он обнаружил личного охранника Ролшнугина, который бережно расправлял его, императора шарф, на спинке кресла. Тут же он увидел и источник цокающих звуков – золотую табакерку на прикроватном столике. Наверное. охранник ее нечаянно зацепил. Ему уже намекали на символизм табакерки, но так никто ничего толком и не сказал. Однажды, когда он ночью принимал своих питерских корешей по детской подворотне, внезапно ставших миллиардерами, он обыграл тему табакерки так, чтобы тема закрылась. На очередной намек Игорька Сечина он ему ответил: "Ты знаешь, начальник, я не курю, но в камере – пригодится"*. Шутка юмора всем понравилась и все засмеялись, находя в ней свой смысл.
До утра было еще долго и он расслабил ремень на любимых брюках, в которых он любит ездить на своей лошадке и, наконец, снял шлем пилота истребителя и берцы. Надо спать. Он уснул.
Очень быстро стал плестись сон. Якобы, он пребывал на своей супер яхте, записанной на имя Алишера Усманова, где они находились вдвоем, вспоминая самые пикантные эпизоды Жизни. Алишер мог рассказать много из своего сексуального прошлого, да и император был не промах. В общем, они были вдвоем на огромной яхте, а вокруг них стояли авианосец Кузя и почему-то три подлодки Курск, а в небе летал кругами самолет ФАК-ПА, сигналя посадочными огнями танку "Армата", который стоял вдали на мелководье. В общем, старики погрузились в обсуждение своих забав, где у каждого был свой, собственный конек. А параллельно они играли в только им известную игру. Уподобляясь римскому императору Нерону, Путин занимался отчаянным чревоугодием, поглощая редкостную и очень дорогую пищу. Усманов тоже понимал толк в таком развлечении, а потому – они между собой держали пари, кто больше съест за раз черной икры. Вернее, икра была белая, хоть и осетровая. Ее добывают на южном побережье Каспия, в Иране. Оттуда она и попадает на стол Путина. Денег стоит бешенных, но кто же их считает. Играли на интерес. Открывают по банке и едят ложками. Запивать можно только вином, изготовленным из урожая личного виноградника Путина в Испании. Больше – ничего. Только икра. Для того, чтобы такая игра имела хоть какую-то интригу, они всегда играли на интерес – ставили на кон какую-то мелочь, обычно это было три-четыре миллиарда долларов. Оно и выигрыш не абы какой и проигрыш незаметный. В общем – развлекались как могли.
И тут пришла очередь Путина идти к холодильнику за очередной парой банок икры. Пока они шли ноздря в ноздрю и никто еще не собирался сдаваться. Путин потянул ручку холодильника и снова проснулся. Во-первых, он снова услышал этот цокающий звук и проснувшись, видел все того же охранника, стоящего с отсутствующим видом. Но не только это его разбудило. Он испугался вида, открывшегося внутри холодильника. Там он увидел огромную улыбающуюся рожу сына генпрокурора Чайки, с замершими под носом соплями и остатками икры на губах.
Короче говоря, он проснулся окончательно и решил уже не ложиться. Пройдя в соседнюю комнату, он привычно вскочил на лошадь, и уже было потянулся за винтовкой, но понял, что на улице – ночь и это – не совсем хорошая идея. Пытаясь занять себя хоть чем-нибудь, император решил заняться делами государственными и сделать что-то полезное: либо отослать свой портрет Ирочке Тридыркиной из Иркутска, которая давно просила денег на лечение в Германии, или начать небольшую, но победоносную войну. Для этого ему нужен был министр иностранных дел.
Лавров отозвался не сразу, только после шестого гудка в трубке Путина. Он только что закончил процесс коксования второй ноздри и глаза выпрыгнули за орбиту пенсне, а потому он просто не мог взять свой телефон в руки. Тем не менее, он понял, что вопрос назревает серьезный и ему надо срочно лететь в Сочи. На ходу он вспомнил про "прикуп" и ему стало немного жалко того, что живет он не в Сочи.
Их х/ф "Место встречи изменить нельзя" — лечь Кости Сапрыкина, "Кирпича"
Император с нетерпением ждал министра иностранных дел, нервно прогуливаясь по диагонали огромного зала. Специально выписанный из Валаамского монастыря иеромонах Ксенофобий, тихо вошел в зал, вызванный охраной. Он был кем-то вроде исповедника, и когда неугомонный император был явно не в себе, он всегда появлялся с коробочками и бутылочками различных церковных снадобий. Понятно, что это был не ладан и не миро, там были другие средства, присланные единоверцами-аскетами из Колумбии, Афганистана и других стран, где это добро вырастает отменного качества. В этот раз он удивленно остановился и наблюдая за императором, довольно улыбался незаметной, скрытой обильной бородой, улыбкой.
— Тасы нарезает* – подумал монах, имевший обширный опыт сидения не только в монастырях, но и в других местах, не столь отдаленных.
Оно ведь как получилось. Еще при совке, задолго до империи, он должен был идти на срочную службу. Должен, но не пошел. На проводах, когда уже стал набирать обороты "сухой закон" имени Горбачева, самогона на всех не хватило и под утро, он с соседним пацаном залез в их сельский магазин, где обнаружили ящик портвейна "Три семерки". Что самое обидное, выпить успели всего одну бутылку, когда пришел участковый. Уговорить отпустить в армию – не удалось, и вместо службы в "деревянных войсках", Ксенофобий, а в миру Сергей Суходрыщин, попал на свою первую ходку и что характерно – пришлось иметь дело с деревом — валить лес на Дальнем Востоке. Потом он еще несколько раз возвращался примерно в те места, но потом решил уйти в монастырь, ибо "пхнуть по пацански"** не позволяло здоровье. Так он и стал братом во хресте Ксенофобием. На Валааме он как-то варил уху для Путина и тот учуял родственную душу. Путин не называл его монашеским именем, а кликал витиевато: "Пречетник из Компенхерста".
В общем, Путин в очередной раз проходил диагональ зала, когда вдали ухнула пушка Арматы, возвещая третий час ночи. Танкистам разрешалось стрелять боевыми снарядами в любое место, вне резиденции Бычаров Ручей. Иногда они пользовались этим разрешением и палили во что-нибудь интересное. Как-то раз им удалось срубить только что взлетевший Ту-154 с боевыми гармонистами и балалаечниками. Потом их всю ночь поздравлял весь персонал резиденции, а император лично поднес стрелку рюмку водки "Путинка" и хозяйский бутерброд со слабо соленой севрюгой. Утром еще орден вручил, Кутузова. Это был намек на снайперскую стрельбу. Ведь Кутузову не надо было щурить глаз, когда целишься.
Но тут послышались шаги министра и Путин, заложив ладонь руки за лацкан своего водолазного костюма и поставив ногу на антикварный барабан гвардии Наполеона, велел впустить посетителя. Серега вошел весь в каплях пота. Мокрым было даже пенсне, а ноздри раздувались и вовсе угрожающе. Но император стоял на барабане аки скала, невозмутим и грозен. Кроме того, барабан придавал ему 75 сантиметров росту.
— Вот что, любезный – начал император – что слышно в мире? И не случилась ли где война?
— Извольте видеть, начал было министр, — никаких новых войн вроде нет-с, кроме тех, что вы сами изволите вести.
Император покосился на министра и сурово спросил:
— Разве мы ведем войны?
— Ну как же-с, как же-с? В Украине, в Сирии, вот в Корее готовим.
Император вздохнул, слез с барабана, и заложив руки за спину, пошел к своему письменному столу. Не оборачиваясь он бросил министру:
— Снова взялся за коксохимию? Ты все забыл?
— Как можно-с, — взвизгнул министр – я снял маленькую пробу с новой партии. Самую малость. Перед сном. Вы же знаете, как у меня плохо со сном?
Император не смог сдержать улыбку и заметил:
— Как же не знать? Пилоты самолета, на котором ты летел в Америку говорили, что от твоего храпа чуть крылья не оторвались. Они даже хлопали над фюзеляжем.
*Ходить по самой длинной прямой в тюремной камере.
**Подниматься по воровской иерархии
— Наговаривают они. Ну враки же это, честное слово…
— Ладно, эту тему закрыли, но разве ты забыл, о чем мы договаривались? Мы не воюем, Сергей, нигде не воюем! В Сирии мы помогаем законно избранному президенту, а в Украине нас нет.
— Да, да. Запамятовал.
— И в Иране нас нет, и в Корее нас нет.
— Я вот все хотел уточнить, что мне отвечать на запросы Израиля, Штатов и других стран по поводу того, кто же в Сирии применил зарин? Что мне им ответить?
— А ты ответь не симметрично, как мы ответили по их помидорам, сырам и гусям. Так, чтобы они этого не могли ожидать.
— К сожалению, мой ум не может тягаться с вашим по изобретательности, подскажите старику, сделайте такую великую милость.
Император небрежно махнул рукой и нашел действительно неординарный ответ, который кого угодно поставит в тупик:
— Кто, кто? Скажи им – конь в пальто…
И тут повелитель услышал, как в том месте, где только что стоял министр, что-то глухо упало, а постом раздались рыдания и мольбы:
— Ваше благородие, ваше преосвященство, ваше сиятельство, ваше величество…
— Ну полно те, полно! Два последних меня устраивают. Чего ты так всполошился?
— Ваше величество, не велите казнить, велите слово молвить!
— Молви, — ответил Путин и раскрыл свой ядерный чемоданчик. Он всегда так делал, когда становилось грустно. Раньше это был другой чемоданчик, с различными игрушками из магазина для взрослых, но время прошло и "Бобик сдох", так что остался только этот.
— Пожалейте старика. Не хочу на старости лет в Гаагу!
— С чего бы это?
— Ну как же, для всего мира я давно не Сергей Лавров, а Унылая Лошадь или Конь в Пальто. Это же будет явка с повинной!
— Хорошо, мой верный Буцефал, мой старый Инцитат, придумаем что-то другое. Ты вот мне скажи, если мы жахнем ядерной ракетой по Лос-Анджелесу или Сан-Франциско, а скажем, что это сделал тот жирный хряк из Пхеньяна? Не нравится мне он, взгляд у него не добрый, да и не православный он совсем. Одной ракетой и сразу двух зайцев. Как мысль? Сечешь?
Лаврова, от этих слов, бросило в пот. Вернее, он сначала думал, что это пот, но будучи человеком опытным и кадровым дипломатом, он знал о том, что человек не может потеть только нижней своею частью тела или верхней частью штанов, тем более – с двух сторон одновременно. Путин заметил растерянность на очках Лаврова, и уныло махнув рукой, отпустил всех такими словами:
— Выйдите и внимательно подумайте об этом, а когда позову, извольте быть готовым доложить по существу. А теперь император желает вздремнуть.
И то сказать, он никогда не имитировал работу до обеда, ибо до полудня изволил почивать и решительно не видел основания менять правила, даже ради удара по Сан Франциско.
— Ваше сиятельство, а за что же Сан Франциско-то, — уже на выходе уточнил Лавров.
— Геи там, Сергей. Даже хуже – педерасты.
— Но ведь Александр Македонский, Чайковский, патриарх Кирилл…
— Вот за них и отомстим этим геям. Все, я – спать.
Резиденция снова погрузилась в тишину, но в приемной шел оживленный разговор шепотом. Лавров и Ксенофобий шипели на охранника. Монах цепко держал своею крепкою десницей того за причинное место и сурово шипел прямо в ухо:
— Прокляну тебя до седьмого колена, предам анафеме, ты сгниешь заживо, если еще раз цокнешь табакеркой!
Не цокнул. Через четверть часа, тяжелая табакерка метко легла на висок императора, а чтобы охранник не промахнулся, Лавров и Ксенофобий придушили лысого шарфом, таща концы обернутого вокруг шеи шарфа в разные стороны. В общем, император почил.
На утро внешне ничего не изменилось, но ближе к вечеру стали заметны решительные новации во всей федерации. Телезрители это поняли из очередной программы Соловьева, где он грубо перебил гостя, читающего осанну Путину. Он сделал вид, что ослышался и не понимает, о чем речь, а потом прямо спросил:
— Кто такой Путин?
— Ну как же? – начал было гость.
— Нет никакого Путина и не было никогда!
Где-то в глубинке, сидя у телевизора, некий любитель настойки боярышника чуть не проглотил пузырек и закричал жене:
— Нюрка, значит Уральские пельмени не шутили! Нет никакого Путина, он не существует! И не было никогда. Вот только что сам соловьев так сказал!
В это же время, на другом телеканале давал интервью министр Шойгу. Он еще раз пояснял, что в Украине российских войск нет, а те, кто пытается прикинуться россиянами, будут вылавливаться на границе и подвергаться децимации. Журналист уточнил:
— То есть вы будете выстраивать их по десять человек и каждого десятого расстреляете?
— Нет, — ответил Шойгу – мы будем их выстраивать по десять и расстреливать всех.
Журналист чуть не проглотил микрофон и решил немедленно свернуть разговор в другое русло:
— А говорят, что сбитый малазийский лайнер…
— Пока в Голландии пускают слюни, мы нашли виновных и расстреляли вместе с их семьями и домашними животными.
— А вот химическое оружие в Сирии?
— Нашли и расстреляли. Всех. Даже тех, кто был в их телефонной книге. Добрались до их парикмахеров и дантистов. Уничтожили всех.
— И все же наши войска в Сирии…
— Уже поехали люди, которые их всех расстреляют за ошибки в Алеппо, Пальмире и других местах. Их расстреляем, технику сожжем, а родственникам скажем, что несчастный случай. Если не поверят – расстреляем.
В резиденции Бычаров Ручей только что выключили мобильный крематорий, в котором нашла упокоение тушка ушедшего императора. Этот вопрос закрыт, но все понимали, что вот-вот придется кричать: Король умер, да здравствует король.
Пинком, с оглушительным грохотом, дверь зала отворилась, и они увидели его, нового, молодого, полного сил и энергии императора. Его красный, подбитый горностаем плащ развевался в лучах заходящего солнца и всем своим видом он сигнализировал, что старые времена безвозвратно прошли.
— Аллах акбар, Рамзан Ахматович, — сиплым голосом прокричал Лавров.
Преемник покосился на Лаврова и с хитрой улыбкой ответил:
— Во истину – акбар! И, Сережа, я последний раз слышал свое имя и отчество. Как правильно звучит мой титул? А то ты же знаешь, первого русского я убил в 16 лет, но никогда не говорил, что это был последний русский! – весело хихикнув, новый император положил руку на ядерный чемоданчик и задумался о чем-то своем.
За тяжелой портьерой, кряхтел Ксенофобий, он срочно делал обрезание складным ножом, с которым никогда не расставался. Вот и теперь он пригодился в совсем необычном деле. Сноровки не хватало, это не сонную артерию или яремную вену резать, но все же.
А над городом Сочи поплыл протяжный призыв муэдзина к вечернему намазу. Все изменилось даже быстрее, чем того можно было ожидать.
Аnti-colorados, «Обозреватель»