«Всегда считал, что добро победит зло»

Создатель поисково-спасательного отряд «Ангел» рассказал о самоотверженности волонтеров.

34-летний Сергей Ковган не любит рассказывать о семье. Его жена и дочка уже привыкли к тому, что папе звонят сто раз на день. И что он в любой момент может сорваться на поиски пропавшего человека. Несколько часов в день Сергей проводит в дороге. И так уже пять лет — с тех пор, как Сергей организовал поисково-спасательный отряд «Ангел». Из тех, кто вместе с ним создавал отряд, остался только он сам, остальные перегорели. Сергей надеялся, что люди, чьих близких спасли, тоже станут волонтерами и будут ездить на поиски. Увы. «Имена» провели день с основателем «Ангела» и поняли, что быть отряду или не быть, сегодня зависит, по сути, от энтузиазма одного человека и от того, сможет ли он найти деньги на работу поисковой команды.

В воскресенье, 3 сентября, в 8.30 утра всем, кто подписан на СМС-оповещения от отряда «Ангел», пришло сообщение: «Внимание, Минск! Срочный сбор поисковой группы! Выезд в Воложинский район (45-50 км от Минска). Пропал пожилой мужчина с потерей памяти! Сбор в 11.00, ул. Дунина-Марцинкевича, д. 2, корп. 1 (стоянка магазина «Славянский»). Одежда: лес». В офисе «Ангела» уже горячо: печатают ориентировки, проверяют аккумуляторы, навигаторы и фонари.

Вечером 1 сентября 86-летний Тимофей Иванович Лукашик ушел из дома в деревне Родники Воложинского района. Родственники искали его целый день, обратились в милицию, расспросили всех знакомых, обыскали всю деревню. Еще через день родственники Тимофея Ивановича позвонили в поисково-спасательный отряд «Ангел» и попросили помощи в поисках. Несмотря на раннее воскресное утро, Сергей Ковган тут же отправился на поиски.

— В детстве я никак не думал, что буду искать без вести пропавших, — говорит Сергей Ковган. — Вырос в Минске, отец и дед — бывшие военные. Воспитан был в доброте и любви и всегда знал, что нужно помогать людям. Всегда считал, что добро победит зло. Было время, хотел пойти в милицию. Но передумал, пошел учиться на экономиста.

В обычный день в офисе «Ангела» работают за компьютерами, заполняют документы для налоговой, принимают звонки и отвечают на письма. Но когда пропадает человек, там становится жарко в буквальном смысле слова. Независимо от того, какой день недели и время суток.

Я никогда не терялся сам, и в семье не было ничего подобного, чтобы кто-то пропал, уехал или погиб. А отряд «Ангел» появился после одного случая. Мама увидела по телевизору, что нужна помощь в поиске пропавшего мужчины, который ушел в лес недалеко от Борисова.

Мама говорит: «У тебя выходной. Почему бы не поехать и не помочь?» И мы с другом сели на электричку и поехали. Я был уверен, что телевидение — это действительно мощное средство массовой информации, ведь попросили помощи на всю страну. Ехали с другом, представляли, какое там уже огромное количество народа собралось, машины, мигалки… Приезжаем — а там никого. Милиция посмотрела на нас большими глазами. Узнали, что мы из Минска. «А чего в Борисов приехали?» Говорим, искать человека, по ТВ просили помощи. Подполковник милиции нас поблагодарил.

Целый день искали пропавшего вместе с МЧС и военными, часов десять ходили по лесу. Была сильная жара, из леса выползли буквально на коленях. Но тогда мы никого не нашли. Через неделю мужчину нашли погибшим. А меня не отпускала мысль: вот если бы приехало больше людей, возможно, удалось бы его спасти. Скорее всего. И это сильно зацепило.

К 11 утра возле офиса поисково-спасательного отряда собрались около десяти волонтеров. На поиски выехали желтый микроавтобус отряда «Ангел», который в «прошлой жизни» был инкассаторским, и два легковых автомобиля с волонтерами.

Почти год я вынашивал идею создания группы. Подумал, что надо создать какой-то ресурс. Решил создать группу, в которой было бы около десяти человек. Чтобы каждый был спецом в своем деле, и мы вместе решали бы общую проблему.

А получилось по-другому. Пошло рывками. Я создал группу и пригласил в нее нескольких друзей. Когда через два дня, 17 июня 2012 года, пришла первая просьба о помощи, в группе было шесть человек. Пропала девушка из Минска. А группу мы создавали для поиска людей в лесу. Минск даже рядом не стоял. У нас не было ни офиса, ни оборудования, мы не знали, как выглядят ориентировки, какие вопросы задавать родственникам.

Та девушка ушла днем из дома и пропала. Мы разместили ее фото в группе и написали текст. И начались перепосты. Почти сразу на нас обратили внимание СМИ: такого раньше не было, чтобы пропавших людей искали через соцсети. Начали звонить журналисты. Всем объяснял, что я не родственник, я простой волонтер.

Приняли решение расклеить объявлениями город. Это было одно их самых массовых мероприятий «Ангела». Подключились программы «Жди меня», «Зона Х», газеты и порталы. Люди вступали в группу, предлагали помочь расклеить листовки, сами печатали ориентировки. Я жалею, что удалил тот пост. Было пять-шесть тысяч репостов из нашей группы, где состояло всего десять человек. А сейчас, когда в группе сотни тысяч людей, дай Бог, чтобы была тысяча репостов…

Девушку мы не нашли. Через несколько месяцев грибники нашли в лесу ее останки.

Сегодня у «Ангела» есть офис, собственный поисковой микроавтобус, укомплектованный оборудованием. Пять лет назад не было ничего, кроме группы в соцсетях и желания искать пропавших людей.

«Как люди теряются? А вот так!»

Какой случай запомнился лично мне больше всего? Когда мы в Гродненской области нашли пропавшую бабушку, хотя шансов практически не было. Это были или седьмые, или восьмые сутки, как она пропала. Ехала по дороге на велосипеде, свернула не туда и потерялась. Та женщина уже не могла идти, сидела возле дерева и не могла даже встать. Вынесли ее из леса на носилках. Вырвали у смерти.

Около полудня в воскресенье волонтеры прибыли к деревне Родники. Сергей Ковган расспрашивает родных и местных жителей о том, где последний раз видели Тимофея Ивановича. Пару грибников рассказали, что накануне встречали похожего мужчину в лесу.

Любой волонтер, который едет в лес искать человека, хочет не просто походить-потоптаться, а найти. Каждый буквально идет и думает: «Ну вот сейчас я пройду еще чуть-чуть, и обязательно найду». И очень разочаровываются люди, когда человека не находят. Это незаконченное действие. Надо искать дальше.

Когда наших отрядов в регионах еще не было, мы объездили всю страну. Это выматывало безумно. Иногда люди обращались, а у меня денег не было, чтобы заправить машину. Шел, одалживал у соседей и ехал на поиски.

Как люди теряются? А вот так! 15 лет собирал грибы в этом лесу, а потом раз — и заблудился. Бабушку, которая страдает потерями памяти, держат под замком, чтобы, не дай Бог, никуда не ушла и не потерялась. Нормальная семья, никто не пьет, не гуляет. На минуту отвернулись проверить яичницу на сковородке, дверь хлопнула, выскочили во двор — и нету бабушки! У каждого своя история, но никто не предполагает, что это может случиться именно с ними.

Тимофея Ивановича не могли найти больше суток. Родные от стресса и от страха за него не могли говорить. Поисковики нашли пенсионера через полтора часа после начала операции. Он полусидел под кустом малинника. Один из поисковиков увидел его через тепловизор — прибор, который позволяет обнаружить человека по его тепловому излучению даже в густой листве.

Понял, что не смогу помогать, если сам не обучен. Поехал учиться у российских поисковиков. Во всем мире такие отряды работают по одинаковому принципу. Причем, так же работают и полиция, и спасатели, и волонтеры-поисковики. Своего мы ничего не придумывали, это то же самое, что изобретать велосипед. Поиск людей на местности разработан военными много лет назад, опыт перенимается, главное — это умение ориентироваться на местности, координация людей и их безопасность.

Мы несем ответственность за волонтеров, которых мы приглашаем. И у нас никогда ничего с волонтерами не случалось. Люди иногда посмеиваются над нашими мерами безопасности: «Как это так, чтобы отойти по нужде, нужно останавливать 50 человек?» А по-другому никак.

Чтобы узнать, что могло случиться с человеком, поисковики задают множество вопросов: что пропавший делал накануне, с кем встречался, как себя чувствовал, ищут людей, которые видели его накануне и потом.

Пришла информация: такая-то вышла из дома и пропала. И что вы будете делать дальше? Какую информацию собирать? С кем беседовать? Как установить круг общения? Обстоятельства? Сегодня в 90% обращений мы уже понимаем, что мы ищем. Да, у родственников еще есть надежда, что, если нашли лодку, плавающую по озеру с вещами, их близкий человек просто пошел отдыхать с друзьями. Говорю им: «Вы всё правильно делаете, вы не имеете права терять надежды». Но я уже знаю, что нужно звонить водолазам. Да, конечно, параллельно расклеиваем ориентировки, размещаем информацию о поиске.

Во время поисковой операции начался дождь. Две ночи Тимофей Иванович провел в лесу. Как только волонтеры поискового отряда нашли его, тут же вызвали «скорую помощь».

«До сих пор не могу понять, почему так мало людей ездит на поиски»

Сегодня у «Ангела» разработаны четкие схемы, по которым работают волонтеры. За пять лет мы наладили контакты со всеми поисково-спасательными отрядами из соседних стран: Украина, Россия, Польша, Литва, Латвия. В 2012 году о нас никто не знал. В 2013 году к нам обращались люди, чьи родственники ушли в лес месяц назад — это дикие сроки. Мы понимали, что человек уже не живой, но его надо было искать. Метр за метром, часами, сутками, неделями. А сейчас к нам обращаются по факту. Человек пропал — сразу же заполняется заявка и через считанные часы начинаются поиски.

В Гомеле и Гродно появились свои поисково-спасательные отряды — «Симуран» и «Центрспас». На страницах «Ангела» в соцсетях сотни тысяч подписчиков (73 662 — в группе «ВКонтакте» на 10 сентября).

Однако людей, которые готовы прямо сейчас всё бросить и выехать на поиски, 10-15 человек, как я первоначально и планировал. Собрались специалисты, которые помогают каждый в своей области: кинолог, водолаз и т. д.

Я не вижу отдыха. За пять лет не был в отпуске ни разу. Людям, которые мне звонят, глубоко фиолетово, занят я или нет, сколько я спал. Потому что для них актуальна сейчас их проблема. Когда я создавал отряд, искренне думал, что люди, которым помогли волонтеры, сами будут помогать. Зная, насколько это тяжело и страшно. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть в глаза людей, которые стоят на входе в лес и предполагают, что там их родной и близкий человек уже умер или на грани.

Не шучу сейчас, но к поискам подключился только один человек из тысяч, которые к нам обращались за помощью. Поэтому я делаю вывод: если родственники пропавших не едут помогать, что можно говорить о простых волонтерах?

Я даже у психологов спрашивал, а почему так? У людей, у которых потерялся близкий человек, не просят денег, рассчитывают только на теорию «шести рукопожатий» — тебе помогли, и ты потом должен помочь. Но они этого не делают.

Если я сейчас решу не заниматься отрядом, думаю, что его и не будет

Помогают ведь не «Ангелу». Помогают людям, которые потерялись. «Ангел» — это ресурс, куда люди обращаются за помощью, и мы доносим информацию до людей, которые могут эту помощь оказать. Я долго не мог понять, почему мало людей ездят. Теперь просто не обращаю на это внимания.

Ситуация, как в анекдоте. «Если будет один трезвый сантехник, он сможет обслужить 10 квартир. Если их будет 100, то они обслужат район. Но где взять 100 трезвых сантехников?» Где взять десять обученных волонтеров? Если что-то случилось, мы дадим информацию, соберем группу, и до последнего я не знаю, сколько будет волонтеров. Может быть, вообще никого не будет. Может, люди уехали на дачи, на моря.

Я не могу никого заставить поехать на поиски, я не могу кого-то осуждать за то, что они не поехали. Раньше я обижался. Вот, волонтер перегорел, а его готовили, учили, а он вот так. А сейчас нет. Хочет волонтер помочь — он приезжает и помогает, хочет отдохнуть, покупаться или попьянствовать — это его личное дело. Не имею права требовать от людей того, что делаю сам.

Если я сейчас решу не заниматься отрядом, думаю, что его и не будет. Волонтеры, конечно, будут периодически собираться в регионах по необходимости, но системная работа вряд ли будет. А поисковая работа должна быть именно системной. Мой личный опыт показал, что совмещать основную работу и поисковую практически невозможно, если ты руководитель отряда. Как я могу принять звонок, если я на основной работе, а помощь в поиске человека нужна прямо сейчас? То есть прямо сейчас нужно подготовить и разослать ориентировки и собрать команду волонтеров.

Именно поэтому я уже не волонтер. Для меня это работа, за которую я получаю зарплату. У меня совершенно другое восприятие происходящего. Моя задача — организовать процесс так, чтобы волонтеры и специалисты работали с максимальной отдачей. Волонтеры приходят и уходят. С 2012 года не осталось ни одного человека, который со мной это начинал. То есть все перегорели.

Да, в стране есть милиция и МЧС, которые по долгу службы разыскивают пропавших людей. Но для того, чтобы успеть спасти жизнь человеку, иногда ресурса МВД недостаточно. Во все времена милиция привлекала общественность к поиску людей. Сейчас, когда есть наш отряд, эта помощь оказывается молниеносно. И мы оказываем помощь в поиске пропавших людей не милиции, а семьям пропавших

В офисе «Ангела» сегодня постоянно работают три человека: студент Дмитрий, который отвечает за технику и соцсети, бухгалтер и сам руководитель поисково-спасательного отряда. Чтобы разгрузить их, нужны координаторы, которые будут принимать заявки от родственников пропавших людей, общаться с ними по телефону и в соцсетях. Нужен специалист по фандрайзингу, который будет привлекать средства для работы поисково-спасательного отряда. Нанять этих специалистов «Ангел» сегодня не может — на это попросту нет средств.

«Каждый месяц думаю, хватит ли денег на аренду»

Схема финансирования «Ангела» сейчас простая: спонсорская помощь и частные пожертвования. Как только проходит информация, что кого-то убили, расчленили, потерялся ребенок, сразу нам на счет идет поток пожертвований. Люди выезжают на поиски детей, потому что они понимают, что это страшно, когда ребенок пропал. Потому что у них тоже ребенок. Но бабушка или дедушка у них тоже есть, однако на поиски пожилых поедет гораздо меньше людей.

Когда в 2015 году зарегистрировали организацию (добровольное движение по оказанию помощи в поиске без вести пропавших людей. — Прим. «Имен»), стали привлекать спонсоров.

Сделали упор на оборудование. Потому что не каждый волонтер может себе его позволить. Это стоит очень дорого. Надо искать человека ночью. Вот у вас дома есть фонарик? Но если бы вам пришлось идти на всю ночь, на сколько его бы хватило?

Благодаря спонсорской помощи у нас есть микроавтобус, укомплектованный оборудованием для поисковых операций: есть фонари, которые работают всю ночь, навигаторы, рации, носилки и тросы. Недавно купили тепловизор. Если предположить, что человек упал и не может говорить и тем более кричать, а чаще всего так и бывает, то тепловизор реально помогает его увидеть за 1200 метров и спасти жизнь. И днем, и ночью. Это мечта, к которой мы шли долгие годы. Стоит такая штука 7200 рублей, мы купили тепловизор в рассрочку, более 5000 рублей за него еще должны.

Декрет №?300 (о предоставлении безвозмездной (спонсорской) помощи), по которой отряд получает помощь от юрлиц, позволяет расходовать спонсорскую помощь только на укрепление материально-технической базы организации. Это покупка оборудования, раций, фонарей и т. п. Но это никак не аренда офиса, коммунальные платежи, не страховка автомобиля, ремонт автомобиля или оборудования и не зарплаты постоянных сотрудников.

Мы давно мечтаем о такой схеме финансирования, чтобы крупные корпорации перечисляли бы каждый месяц нам пожертвование, незаметное для них, но жизненно необходимое для «Ангела». Десять компаний способны закрыть эту нишу, чтобы я каждый месяц не думал, хватит ли у нас денег на зарплату, на то, чтобы оплатить аренду. Чтобы не жировать, но существовать, работать, развиваться.