Александр Цекало: Может быть, вы не знаете, но Беларусь — это параллельная реальность

Бывший музыкант, а ныне телепродюсер рассказал про минскую «американку», улицу Киркорова и сказки о халяве.

За 31 год беспрерывного рабочего процесса Александр Цекало успел трижды начать все заново: из участника кабаре-дуэта «Академия» превратиться в телепродюсера, а потом уйти с Первого канала и начать продавать свои сериалы на Netflix. Человек с большими связями, который делает большие дела и при этом не всегда на виду. Сейчас российский продюсер приехал в Минск на съемки нового сериала и проведет в белорусской столице четыре дня, чтобы лично проконтролировать процесс.

Onliner.by поговорил с автором «Прожекторперисхилтон» и «Большой разницы», создателем «Мажора» и «Метода» про пьющих актеров, шутки за гранью, коммерческий успех «Гоголя» и русские сказки про лентяев и халяву.

«Ваша «американка» — это единственное, чего я не добился»

— Как ваши дела?

— Нормально.

— Сколько сегодня спали?

— Четыре часа.

— Это много или мало?

— Это нормально.

— Вы приехали в Беларусь на съемки нового сериала. Расскажете подробнее?

— Сериал называется «Заступники». Его действие происходит в 1966 году, а главная героиня — молодой, амбициозный адвокат, который берется за любые сложные дела. У нее повышенное чувство ответственности и справедливости, а дела не всегда простые: девушка защищает тех, кого обвиняют в диссидентстве, например. У нее есть прототип — Дина Каминская: она была отчаянным юристом, именно адвокатом. Это 16-серийный проект. Уже прошли съемки в Тбилиси, а сейчас большой блок в Минске — он продлится месяца три-четыре. Еще месяц проведем в Москве.

— Я так понимаю, Минск — это хорошая возможность сэкономить.

— Этот вопрос постоянно задают, причем именно в Минске. В Москве-то знают, что никакой экономии на самом деле нет. Когда-то на старте производства кино и сериалов в больших объемах это еще имело место, но потом цены выравнялись. Почему мы сюда приезжаем? В Москве очень трудоемкое передвижение: совершенно другой трафик, сумасшедшие, идиотские пробки. Еще один повод сюда приехать — это поиск новых объектов. По этой же причине мы часто бываем в Питере, один проект снимаем в Анапе. Есть в Минске и еще одно преимущество: город не так сильно испорчен наружной рекламой. В Москве ее тоже зачистили, но не до такой степени. Можно сказать, что в этом и заключается экономия: когда снимаешь улицы, здания и дома, на которых висят спутниковые тарелки, потом все это нужно затирать с помощью компьютерной графики. Это даже не столько вопрос денег, сколько вопрос времени. В Москве очень много всего висит везде, куда ни глянь. Там я снимаю один сериал, потому что больше невозможно: пробки, трудно договариваться о перекрытии улиц. А договариваться нужно со всеми, и любой человек, которого все время о чем-то просят, в какой-то момент может обнаглеть.

— И просить деньги?

— Просить деньги, просить другие деньги, капризничать. Москва вообще капризная.

— Мне казалось, что с вашими связями можно решить любой вопрос.

— Вы знаете, это работает 50 на 50. Иногда исполнительный продюсер не может решить проблему — тогда подключаюсь я. Это срабатывает, потому что людям приятно, что я нашел время, позвонил, попросил и пытаюсь договориться. А есть люди, которые думают: «Ага, вот так, да? Наверное, очень надо… Ну тогда вот так!» Однажды мы хотели сделать съемки в музее, и его директор говорит: «Приезжайте, поговорим». Я приехал, поговорили… Он предлагает: «А давайте-ка сегодня вечерком еще повстречаемся, поужинаем где-нибудь…» А у меня съемка висит дамокловым мечом, и этот музей-квартира очень подходит. Я понимаю, что человек беспокоится: придут киношники, испортят плинтус и так далее — мы всегда к этому относимся очень рачительно. Я поужинал с этим человеком, который пришел со своей женой — видимо, показал меня ей. А потом он сказал «нет». Мол, вообще не про деньги разговор. Вот так…

— Вы поняли логику? Почему он так сделал?

— Он насладился своей властью, и все. Он, скажем, неприятный человек: мог сразу сказать «нет», раз это решение уже созрело в его голове…

— А здесь отказал самому Цекало!

— Да. Он, наверное, скажет: «Звонил мне этот… Послал его». Я отношусь к этому спокойно: нам никто ничего не должен, это я пришел просить. А кто просит, тот и танцует разные танцы перед теми, у кого просит. И я их понимаю. Просто это можно было сделать более тактично и не морочить голову. А было такое, что вот так человек поступил, а я зарубился и начал ломиться в вышестоящую организацию, в ведении которой находится помещение. И человека «наклонили». Нашлось для этого время, а оно есть не всегда. Случается, что и исполнительный продюсер слишком поздно спохватывается, и тогда я уже не могу спасти ситуацию. В принципе, не было такого объекта, о котором бы мы не договорились.

И в Минске тоже были сложности. Есть улицы, по которым может поехать правительственный кортеж, — договориться про них непросто, но мне помогали: я ходил и знакомился с разным высоким начальством.

Так называемая «американка» — это единственное, чего я не добился. Позже выяснилось, что там просто кто-то находился. Мы снимали здесь четыре года назад сериал «Фарца» и хотели попасть в эту тюрьму, но в итоге нам дали другую. Вообще, такого рода помещения — режимные объекты, но везде люди помогают: агрессии против киношников нет.

— Часто в таких случаях просят взятку?

— Нет, мы не работаем со взятками, мы официально платим аренду. У нас в бюджете заложена аренда помещения — больше, чем есть в рамках этого бюджета, мы заплатить не можем. Если нам отказывают в объекте, мы ищем другой. Вот и все. А как эти деньги передаются, нам все равно: можем перечислением, можем обналичить и официально их выплатить. Было такое, что я расплачивался услугами.

— Какими?

— Просили в Москве познакомить человека с человеком. Но никаких преступных деяний никто не совершал. Съемки — это очень личное. Я вообще занимаюсь производством ручной работы, и в том числе поэтому сериалы компании «Среда» выделяются на фоне других.

— Тяжело контролировать весь процесс от и до? Часто случается, что на каком-то этапе выходит провисание, потому что человек просто ленивый?

— Проколы бывают. Что такое съемка? Это примерно 200 человек — группа и актеры. С белорусскими актерами, которых мы позвали на съемки, каждый день задействовано примерно 150—200 человек. И прокол может быть на любом этапе: реквизитор что-то забыл, художника не поставили в известность, что случилась замена актера и нужен другой размер костюма…

— …актер запил…

— Вы знаете, у меня такого не было, но у коллег случалось. В принципе, когда было несколько историй с актерами, которые запили, вся эта информация очень быстро распространилась — с такими больше не работали. Кроме того, в Ассоциации кинотелепродюсеров, в которой я состою, существует так называемый список «Африка».

Там находятся люди, которые «кинули», ушли с площадки, «развязались», дрались, пили, подвели, подставили, обманули. Там может быть кто угодно: актеры, режиссеры, операторы. Все друг с другом делятся информацией о том, с кем не стоит работать.

Просто это катастрофическая ситуация, потому что, грубо говоря, один съемочный день стоит примерно $30—40 тыс. (это я называю еще не самую высокую стоимость), и если главный герой запил… Ты приехал утром на смену, а он лежит в гостинице «в дрова» — все! У кого будет минус? У продюсера. Потому что люди вышли на работу. Может быть, как-то успеют перестроиться и снять другую сцену, но для этого должны быть актеры из другой сцены. Или, если съемка дуэтная, будут снимать на одну сторону. Но уже все равно бюджет «плывет», все плохо.

— Схема попадания в этот список понятна. А можно из него исчезнуть?

— Уверен, что можно. У меня была ситуация: я позвал на съемку сериала «Метод» режиссера Юрия Быкова. В ассоциации сделали замечание, что он находится в списке. Заставить его не взять меня не могут, но мне сказали: «Мы тебя предупреждаем, могут быть проблемы: Юра не доснял сериал». Возник какой-то конфликт на площадке, и он ушел — компания применила штрафные санкции, и Быков по суду этот штраф заплатил. И в ассоциации меня предупреждали, и Эрнст волновался, потому что сериал снимался для Первого канала. Говорю: «Да, я в курсе, но верю, что он снимет». И Хабенский хотел с ним работать, и сам сериал был непростой, не каждый режиссер за него брался. Я не пожалел, что пригласили Юру. И после этого он стал снимать и вышел из списка.

«Прожектор» — это эзопов язык, какие-то шутки и разговоры с двойными смыслами

— Сейчас у вас супернапряженный график…

— Я разделяю работу и семью и стараюсь проводить время с родными.

— Никогда не думали: «Зачем я ушел с Первого канала?» Все-таки хорошая должность, дружба с Эрнстом, куча успешных проектов…

— Сейчас я могу обойтись без себя в телевизоре. Наверное, это приходит вместе с другими интересами и с возрастом, меняются какие-то приоритеты. К тому же «Прожекторперисхилтон» восстановлен: весной было десять выпусков и с октября будет еще десять. Но все участники программы делают это не для того, чтобы прославиться или быть на Первом: у всех свои дела. Ване с головой хватает эфиров, Гарик намеренно не снимается в Comedy Club на ТНТ, а только продюсирует его, Сережа очень активно занимается кино и делает один-два фильма в год, у меня большое производство. Просто нам друг с другом интересно.

— Кайфуете?

— Да. Мы попробуем этот сезон, десять программ, потому что пока нас не трогают, но мало ли… Все равно есть определенный люфт — «шаг влево, шаг вправо»: «Прожектор» — это эзопов язык, какие-то шутки и разговоры с двойными смыслами.

— Где-то на грани?

— Не то чтобы на грани… Мы не занимаемся каким-то подпольем, мы не карбонарии.

— Но бывало такое, что после эфира вам говорили, мол, вот так больше не делайте?

— Нет, такого не бывало. Если на съемке что-то было сказано с перебором (а такое бывает, потому что несет), то это просто убиралось на монтаже. Это же не прямой эфир: мы снимаем в пятницу, а ночью монтаж. Программа заливается вечером, а монтируется до двух-трех часов ночи. Уже в одиннадцать нужно сдать на канал, потому что на дальневосточной орбите в Сахалине как раз время выхода в эфир. А поскольку «Прожектор» сейчас производит компания «Среда», у меня добавилась еще одна бессонная ночь.

— В «Прожекторе» у вас часто была роль «мальчика для битья». Случались ли за время проекта шутки, которые вас действительно задевали?

— У нас есть условное распределение обязанностей, и мы все время пытаемся что-то добавить. Сейчас, если хватит времени, тоже будем что-то менять в «Прожекторе». По поводу шуток… Случается, что кого-то заносит, когда программа не про новости, а про что-то конкретное. Я говорю: «Давайте уже сделаем отдельную программу — там все будет посвящено мне. Вы просто уже остановиться не можете». Это самое простое, что может быть. Но на самом деле ничего обидного нет…

— Вообще, с «Прожекторперисхилтон» связывали перезагрузку российского телевидения: мол, свежее дыхание. Как так вышло, что к тому времени телевидение настолько дискредитировало себя, что потребовалась вот эта перезагрузка?

— Я не знаю, кто связывал «Прожектор» с перезагрузкой телевидения или Первого канала. Не было бы «Прожектора» — продолжалось бы телевидение, небо не рухнуло бы на землю. Просто зашел разговор об этом, у Мартиросяна закончился эксклюзивный контракт.

Первый канал… Он обновляется, и это не связано с «Прожектором». Ушел на канал «Россия» Малахов — нашли ему замену. Лучше или хуже? Время покажет. Уходят старые программы, появляются новые. Ушла программа «Жди меня», появилась программа «Короли фанеры».

Канал ищет, варьирует, приводит новые лица и не боится омолаживать аудиторию. К слову, сериалы, которые я произвожу для Первого канала, предназначены для свежей, небезразличной и активной аудитории. Если бы Константин Львович (Эрнст. — Прим. Onliner.by) не соглашался на эти проекты и не финансировал их, они бы не состоялись.

Государственному каналу вообще очень трудно угодить зрителю, потому что надо и новости держать, и взрослую аудиторию, и молодежи что-то предложить, потому что она неумолимо уходит в интернет. Это процесс, который, конечно, не остановить: молодежь уйдет туда, где не будет рекламы, новостей — только чистый контент, развлечения и драма.

— Тяжело дружить с Эрнстом?

— Я не посмею назвать себя другом Эрнста. Все-таки дружба — это такой тип отношений, когда люди могут встречаться не только по делам, но и просто так. Они вместе проводят время, отдыхают, шашлыки жарят, в кино ходят, их дети общаются. Дружба — это когда не нужен повод для встречи, когда всегда есть о чем поговорить с человеком. У Константина вообще очень мало времени на дружбу, но наверняка у него есть друзья, с которыми он общается в те крохи свободного времени, что у него случаются. Где найти Эрнста в разгар воскресенья? На канале. В отпуск он не ездит. Я не знаю… Какая-то работа на грани, и это продолжается больше 15 лет. Как он живет в таком режиме, я не представляю. Слава богу, у него двое маленьких детей, и он, насколько я понимаю, счастлив.

Наверное, наши отношения в чем-то партнерские, потому что в сериалах «Метод» и «Троцкий» мы сопродюсеры. Во-вторых, я отношусь к Эрнсту как к старшему товарищу. Не в смысле возраста, а в смысле его участия в компании «Среда»: благодаря его доверию я могу реализовываться — это важно, когда в тебя кто-то верит. Отношения в том числе и финансовые: канал платит, а я на эти деньги снимаю.

Поэтому речь в любом случае идет не о чистой дружбе, потому что бизнес в ней не должен быть замешан: он придает отношениям определенный окрас. Возможно, нас можно назвать приятелями, партнерами. Просто Эрнст находится на другом уровне пирамиды Маслоу.

— Это доверие тоже не безграничное. Вы как-то говорили о том, что «Большая разница» исчерпала себя в том числе и из-за ограничений канала.

— Это не связано с доверием. Мы делали пародии на всех известных людей, программы, фильмы, события и так далее. Но они все равно ограничены: невозможно было в десятый раз делать пародию на Филиппа Киркорова. Самим уже не смешно.

Мы стали делать пародии на программы других каналов — передачи, которые популярны в узких кругах. Но зритель Первого канала не знает, что происходит на «Пятнице» или «Ю». А раз он не смотрит эти каналы, то и объект пародии не понимает — зрителю становится неинтересно, происходит падение цифр. А мы все рабы цифр: есть они — есть программа. Поэтому мы стали пробуксовывать, цифры начали падать. Нужно было принимать какое-то решение, и мы хотели делать пародии на разных политиков. Я делал «Большую разницу» в Украине, и там не было с этим проблем, а в Москве нам сказали: «Давайте не надо». Мы все поняли: все мы с вами живем там, где мы живем.

— В добровольно-принудительном порядке, да?

— Я же тоже сейчас могу начать применять к вам добровольно-принудительные возможности-невозможности. И думаю, что у меня будет даже побольше поводов. Будем взаимно корректными с руководителями стран, каналов, СМИ и так далее. Не это является для меня смыслом жизни: я не застрелюсь от того, что мне не дали сделать пародию на какого-то политика. Есть столько интересного в жизни, столько способов высказываться и делать свою страну лучше, создавать что-то, за что не будет стыдно детям… Не единой пародией живет мой мозг. Раньше хотелось шалить, а сейчас хочется говорить более серьезные вещи. Я снимаю драмы: семейные, полицейские, мистические. Сейчас в широком прокате «Гоголь»: впервые в мире сериал идет в кинотеатрах. Вот это мои нынешние шалости.

«Я не хочу снимать кино, которое буду смотреть дома со своими друзьями и упиваться своим талантом и артхаусом»

— «Гоголь» при этом получил достаточно неоднозначную критику. Прежде всего его ругали за отсутствие внятного сюжета. Вам понравилось то, что получилось с проектом в результате?

— Мне присылают отзывы и рецензии на «Гоголя»… У нас с вами, видимо, разные источники информации, потому что я по необходимости вынужден был весь этот массив прочитать. Я видел две нелестные рецензии, а еще мне прислали отзыв какого-то блогера, но я с блогерами не очень знаком. В основном отзывы хорошие, а сборы «убили» в прокате все фильмы. Никто не ожидал, что «Гоголь» сможет собрать 225 млн в первый уик-энд. Значит, всего он соберет около 500 млн, грубо говоря, такие сборы бывают у российского кино раз в год. А ведь это сериал: будут второй и третий фильмы. Я, конечно, мог не прочитать какие-то интервью, но если кто-то не понял сюжет… Я лично пожалею этого человека: значит, нужно развивать мозг, может быть, Гоголя прочитать, если в детстве этого не сделал.

Сейчас, кстати, случился невероятный рост продаж книг Гоголя. В России, по крайней мере. То есть в этом проекте есть и четкая образовательная функция. Это же классно! Угодить всем сложно, но, когда удается, а ты при этом не наступал ничему на горло, это здорово!

Я не хочу снимать кино, которое буду смотреть дома со своими друзьями и упиваться своим талантом и артхаусом: «Пускай никто не взял это кино, но мы тут, на диване, видим, что я гений!» Нет, я хочу делать лучшее и для всех. Почему это получается у американцев или англичан? Прекрасные сериалы на любую сложную тему, при этом коммерчески успешные.

— У американцев и англичан действительно получается, а в России наблюдается попытка создать собственную мифологию, придумать своих супергероев — в «Защитниках», например. Чтобы народ поверил и пошел. Но там эта культура создавалась десятилетиями… А в России все больше похоже на копирование западного образца.

— А почему в России не должно быть все по-другому? Россия ведь не Америка: разные истории стран, разные беды, даже религии разные. Протестантство — это очень четкая религия, даже бизнес-религия. Наверное, поэтому и экономика у них сильная. А православие… Мне кажется, перевод на английский язык — orthodox church — говорит сам за себя. Я в это не лезу и уважаю любую конфессию, но очевидно, что у России свой путь. Он в свое время был во всех республиках Советского Союза, которые сейчас стали независимыми государствами, и их путь теперь еще более свой — это тоже можно обсуждать бесконечно.

Комиксы — это просто часть американской культуры, как и мюзиклы, например. И это очень большой бизнес: сейчас золотой век студий вроде Marvel. У них покупают, перекупают эти истории с комиксами, снимают их бесконечно — «Мстители» собирают огромные деньги. Попытались в России сделать фильм, про который вы говорите… Попытка грустная. Но, может быть, прежде чем сделать веселую попытку, придется потерпеть несколько грустных. Станут ли комиксы популярными у нас, я не знаю: у нас же есть художники, которые их рисуют, и есть пять-десять персонажей, которых разрабатывают эти художники. Мало того, у нас есть художники комиксов, которые работают на Америку, и некоторые уже уехали туда — просто люди с хорошими мозгами. В Америке хорошие мозги умудряются транспонировать в бизнес, а у нас…

Как сказал мой преподаватель-режиссер в училище во времена Советского Союза, в СССР могут сделать самое лучшее в мире, но в единственном экземпляре. Мне кажется, в России могут создать комикс, снять по нему фильм, сделать сериал, выпустить книги. Но это будет единичный случай.

С другой стороны, серия мультфильмов про трех богатырей — это своего рода комикс. Вот это наши супергерои со своими сверхспособностями — просто немножко наивные, народные. Проблема в том, что комиксы создавались как картинки про людей, которые могут больше других и сражаются со злом. Они одерживают эту победу по заслугам. А русские народные сказки про трех братьев: один работящий, другой умный, а третий Иван-дурак. Получалось, что работящий и умный как бы в ж…е, а Иван-дурак ничего не делает, но находит щуку, скатерть-самобранку, сапоги-скороходы — и незаслуженно получает все, в том числе и царевну. Народ, воспитанный на сказках о халяве, будет уверен, что все произойдет само собой. А когда само собой не происходит, человек начинает искать виноватых. В состоянии дикой невостребованности и потери себя в обществе с этими людьми можно делать все что угодно: к чему угодно привлечь, растолковать и надиктовать какую-то идеологию.

«Хочется, чтобы мои дети гордились мной»

— В вашей истории ничего просто так не происходит.

— Мне никогда ничего не доставалось легко, это все были мои решения, не всегда простые. Мне становилось интересно другое, и я пробовал. Большинство из того, что я делал, успешно, но бывали и провалы.

— Ваш главный провал?

— Я думаю, что главный провал, как и главная удача, еще впереди. К нему нужно быть готовым. Один из провалов внешних — это второй сезон сериала «Обратная сторона Луны», показ которого был остановлен на Первом канале. Причем его режиссер Саша Котт считает, что это вообще один из лучших наших сериалов, и я придерживаюсь того же мнения. Воссоздан СССР, каким бы он мог быть, если бы не случилась перестройка — такая параллельная реальность. Снимали его здесь, поскольку Беларусь — это тоже параллельная реальность. Может, вы не знаете?

Это прекрасный сериал. Цифры не удовлетворяли канал, и там решили остановить показ — после этого он шел на разных платформах. Внешне это можно назвать провалом, неудачей: сериал прекрасен по содержанию, а зрителю не понравился.

— Не оправдались ожидания?

— Наши ожидания оправдались: мы захотели создать мир — и создали его. Изобрели лекарство от рака, победили англичан на чемпионате мира по футболу, для детей все бесплатно, но в одном экземпляре, 26 республик, включая Цыганскую ССР и Финляндию. Мы жутко веселились, когда создавали этот мир! Это, по сути, утопия. Но выяснилось, что наш зритель не готов к утопиям и антиутопиям. Не зашло… И я бы использовал в данном случае слово «разочарование», потому что я не считаю этот сериал провалом или неудачей. Все это делалось филигранно: пионеры в зеленых галстуках, улица Филиппа Киркорова, принцесса Диана жива… Там было столько классных штук, улыбающих зрителя!

Неудачи и неуспехи важны, потому что без них может затуманиться взгляд. В версии Черчилля успех — это возможность перемещаться от одного провала к другому, не теряя энтузиазма. Конечно, никто так не хочет, но важно совершенствоваться, учиться: время сейчас очень быстрое.

— Про успех… Продажа сериала на Netflix — о каких суммах идет речь?

— В условиях есть положение о коммерческой тайне, но я могу сказать, что это вообще не военные деньги. Скажем так: на прибыли от этой сделки компания с колен не поднимется. Плюс есть еще агент, который берет процент. Но ментально составляющая этой сделки стоит очень дорого. Netflix — это 100 млн подписчиков в мире, и за этот успех их ненавидит вся американская индустрия. Они самые дерзкие, самые ловкие, самые крутые! С того момента, как мои сериалы начали продаваться на Netflix и об этом стало известно в среде игроков в Америке, где я вращался, отношение ко мне поменялось коренным образом. Они не знают, за сколько мы продали сериалы, но сам факт их приобретения и показа на русском языке с субтитрами на весь мир — это невероятнейший успех. Эта сделка открывает мне очень разные двери. В этом смысле мы, конечно, гордимся.

Вообще, происходит много всего. «Маша и медведь» тоже на Netflix, Данилу Козловского утвердили на роль Вещего Олега в «Викингах». Это круто! Мы интегрируемся в международный рынок, за нами подтянутся другие продакшены и тоже будут продавать. Я 1 октября лечу в Лос-Анджелес на переговоры с продюсером сериала Criminal Minds: он посмотрел «Метод» и хочет поговорить о производстве американской версии. «Мажор» уже продан в Америку, Германию и Польшу для производства локальных версий. Будем двигаться в эту сторону и интегрироваться. Это интересно!

— Похоже, в российской сериальной истории вы и есть тот самый крутой. Часто сталкиваетесь с завистью со стороны коллег?

— Я коллег очень редко вижу — как минимум поэтому сталкиваюсь редко. В Ассоциации кинотелепродюсеров не так много людей, и все они успешны в своем деле: их сериалы не продавали на Netflix, но продавали в другие места. Да, мы добились качества, которое оценили в Netflix, но мои коллеги сильны в другом.

Может быть, кто-то завидует. Может, кто-то не понимает, зачем я рублюсь в эту Америку, потому что это долгий и трудный путь. И я не знаю, успею ли. Но точно буду заниматься этим до упора, потому что мне очень этого хочется. Хочется, чтобы мои дети гордились мной. Они не понимают, чем я занимаюсь, им 5 и 9 лет. Показать им свои сериалы я не могу, потому что они взрослые.

— Вы интересуетесь, чем живут нынешние подростки?

— Молодежь ведь разная… Есть ребята, которые проводят время на «Красном Октябре» — там, где дизайнерское бюро Александра Мамута. Я смотрю на них (даже на тех, кто ходит в бар «Стрелка»), и они другие. И они прекрасны! Это будущее страны. А есть люди, которые смотрят сериал «Наркоман Павлик». И даже смеются — «хе-хе-хе» — как этот наркоман Павлик.

Молодежь, за которой я наблюдаю, интересуется направлением TED Talks — они смотрят, слушают этих людей и хотят другой жизни. Да, возможно, они хотят другой жизни в другой стране, но сейчас они работают здесь и здесь же формируются как личности — даже если они уедут куда-то и там чего-то добьются, это все равно будет гордость России. Или Беларуси. Или Украины. И все равно это будет означать, что здесь живут не медведи и не дикари, а нормальные люди.