Известный режиссер, гуру белорусской документалистики 18 октября празднует свой юбилей.
Накануне Юрий Хащеватский рассказал novychas.by, о чем снял свой первый фильм, как приехал из Одессы в Минск, о том, какой фильм снимает сейчас. А еще об ошибке, которую совершил с Лукашенко.
- Является ли для вас 70-летие важной жизненной датой?
- Ну, я не думаю, что это какой-то рубеж. Но в любом случае, хочешь - не хочешь, а приходится подвести итоги. Здесь уже некуда деться.
- Была, а может до сих пор есть, у вас какая-то формула самореализации?
- На каком-то этапе я очень хотел снимать кино. Я шел к этому. Долго уговаривал редактора, чтобы мне дали снимать кино. Наконец в 1983-м я снял свой первый фильм. После этого пошла моя кинокарьера. Конечно, были желания выигрывать фестивали. Но постепенно все это - призы, аплодисменты - стало наносным, менее значительным. По жизни появляется новая установка: делай кино, и делай его достойно. А потом будет, что будет. Как, например, случилось с фильмом «Обыкновенный президент». Этот фильм будет работать, потому что он - наша история, которая станет этапом нашей биографии.
- Согласно биографии, начинали вы не как лирик, а скорее, как физик. Ваша альма-матер - Одесский технологический институт ...
- Как и все советские дети, мы делали жизнь с кого-то. На меня очень повлиял фильм «Девять дней одного года» о секретных физиках. Лозунг освоения природы, смелости был одним из девизов поколения 1960-х, которое формировалось также на фоне политической оттепели. Помню, дочь моей классной познакомила меня с Окуджавой. Мама как-то принесла «Роман-газету» с рассказом Солженицына. Из прочитанного, правда, мне запомнилась только фраза «а на фуя мне это нужно», которую говорит один из героев.
Я начал интересоваться политикой совершенно случайно, после того, как поставил в институте театральный вечер, где читали стихи Ашкенази. Я даже не знал, что он был диссидентом, беженцем в ФРГ. Поскольку все происходило после Пражских событий 1968-го, для демонстрации политической бдительности меня исключили из вуза.
Следующим этапом было движение КВН, куда я попал через студенческую самодеятельность. Там было очень много нестандартных и самых известных позже людей, например, Борис Бурда или Борис Херсонский. Правда, до начала 1970-х КВН начал вырождаться, уходит в коммерцию. Перед каждым встал вопрос: в халтурщики или в профессионалы. Я выбрал второе. И заочно окончив институт, попал в Минск, уже знал, что хочу стать театральным режиссером. Правда, в итоге стал документалистом.
- Не было ли для вас шоком после курортной, портовой Одессы оказаться в достаточно глухом Минске?
- Были, скорее, сложности. Одесса - очень эмоциональная и громкая. И поэтому я воспринимался как очень агрессивный человек. Чуть ли не ежедневно приходилось драться. Были проблемы с милицией. Но вскоре я стал своим.
- Как вам удалось получить право снять свой первый фильм?
- В 1983-м на телефильме лежал сценарий, от которого отказались все режиссеры. Это был нестандартно написанный текст. И тогда главный редактор вспомнил, что за ним давно ходит один парень. Он предложил мне съемки, а я сказал «да». И только потом прочитал сценарий. На самом деле, я снимал не по сценарию, но все равно текст дал толчок. Первая фраза была такая: «Из кабинета райпотребкооперации можно увидеть книжный магазин. А если смотреть из книжного, можно увидеть кабинет. Вот так наши материальные потребности соответствуют духовным, и наоборот». И было понятно, как делать фильм - он должен быть ироничным. И, благодаря такому подходу, выиграл гран-при на всесоюзном фестивале.
- Когда вы впервые услышали о Лукашенко?
- С Лукашенко я совершил ошибку, которую совершила вся Беларусь, которая думает. Я запомнил его голос, который слышал из радио и ТВ. Тогда понимал замысел «молодых волков», которые решили использовать Лукашенко в качестве тарана против непопулярного режима Кебича. Первые пару месяцев после избрания Лукашенко у меня были идеи по реформированию БТ. Мы предложили проект, который в итоге свернули.
Все стало ясно после выхода фильма «Ненависть. Дети лжи ». Когда я увидел, во что превращается документальное кино, я решил сделать свое кино. Сегодня я могу признаться, что продюсер Петр Марцев, который финансировал «Обыкновенного президента», получал деньги от бизнесмена Пупейко.
Интересно, что позже Пупейко эмигрировал в Польшу, а Минск потребовал его экстрадиции. В результате поляки отказались выдавать Пупейко - как раз после демонстрации по польскому ТВ «Обыкновенного президента». К сожалению, таких, как Пупейко, было мало. В большинстве все хотели хапануть.
Я тоже мог стать миллионером. Летом 1991-го мне позвонили из ЦК комсомола и предложили снять кино. Я пришел с наработками и предложил несколько вариантов. А потом смотрю: им неинтересно. Комсомольцы говорят: «Давайте мы дадим вам три миллиона, а вы снимете материалы и не будете высказывать претензий». Я сначала не понял, в чем игра. Потом понял: они берут мои материалы и под них пишут заявку на фильм с бюджетом, скажем, 30 миллионов.
Если бы все получилось, по тому курсу рубля я бы получил около миллиона долларов. Но, поскольку была пятница, подписание договора перенесли на понедельник. А в понедельник было 19 августа, начался путч. И всем было уже не до кино.
- Находясь вне системы, вы продолжаете снимать популярные фильмы, и к тому же работать на «Белсате». Может, нашему кино не нужны никакие перемены?
- Нет, это все равно ненормально. Как можно снимать в таких условиях? Один мой знакомый московский оператор снимал меня на улице пять лет назад и попал в объективы уличных камер. В результате его вычеркнули из президентского пула, то есть практически лишили аккредитации. Но, безусловно, мы придумали новый формат работы. Мы работаем без офисов, по скайпу... Кроме того, появился видеохостинг - основной поставщик видеоматериала. За работой с интернет-материалами будущее нашей документалистки.
- Что собираетесь успеть к 75-летию?
- Главное - дожить, и дожить достойно. Теперь я заканчиваю фильм «Этот безумный, безумный, безумный русский мир», в котором на примере грузино-российских отношений хочу рассказать об особенностях имперской пропаганды. У меня есть еще какие-то давние замыслы о кино, но это, скорее, мечта. Гораздо более реально закончить к следующему юбилею книгу о документальном кино, которая будет совмещаться с мемуарами.