«Когда стали дедами, то не строили молодых»

Известные белорусы рассказали о службе в армии.

После открытого поста лидера "Дай Дарогу!" Юрия Стыльского о его опыте службы в белорусской армии, "Еврорадио" спросило других белорусских знаменитостей о дедовщине.

Юрий Стыльский, прызвался в середине 90-х. Служил в Марьиной Горке в разведбатальоне.

"Знаете, что такое сушить крокодила или подумать у бетонной стены? А лося? Видели, как люди плачут от дятла? Нет? Я видел! А перевод из духа в чайники? Когда лучше молиться, чтобы бляхой ремня не попали по яйцам, потому что лупят так, что на заднице остаются звезды! А фанеру к осмотру? У меня она была синяя. Вся! С желтыми разводами и изогнутой внутрь пуговицей, это я про свою грудную клетку. И не у одного меня...

Знаете, за что? За то, что нет с собой сигарет, а нужно угощать. Даже если не куришь, обязан купить и носить при себе. Еще потому, что на вопрос "Сколько?" забыл число дней, оставшихся до приказа о демобилизации, за то, что нет сил больше отжиматься, за то, что не улыбаешься, не сказал "Спасибо" за правильное воспитание! А избить сослуживца, потому что побьют тебя, слышали такое?

А стуканул начальству — вешайся. Вообще зачмырим, по уставу жить будешь, затянутый и застегнутый до дембеля будешь ходить и разговаривать с тобой будет в западло и запрещено, а кто будет говорить, таким же станет. И никто никогда вам не признается, как отгребал, закалялся, так сказать, учился жизни и военному делу... А духов потом я пальцем не тронул, они на меня молились".

Максим Жбанков, попал в армию в середине 70-х. Нес службу под Ригой и в Советске Калининградской области в строительных войсках.

"Ночью старшие, иногда в состоянии алкогольного опьянения, могли поднять по тревоге, приказать шить воротничок. Могли построить в ряд и через одного бить в морду, в живот или куда-то еще. Не скажу, что это было каждый день, но такие ночные тревоги были обычными, никого не удивляли.

Есть армия днем и армия ночью. Ночью армия сама по себе, там живут по своим законам, где работает не мораль, а статус. Это похоже на криминальную среду, где правит сила, наглость и агрессия.

Уровень экстрима связан с принципами существования армии по призыву. Людей отрывают от обычного окружения, они попадают в аномальную ситуацию, где они совершенно чужды и зависимы. И начинается очень сильная волна депрессии. С этим никто ничего не делает, так как считается, что это нормально.

У меня, когда стал "дедом", были другие приоритеты. Ребята из моего призыва в командировке в Каунасе покупали водку и напивались, моей задачей было, чтобы никто из них никуда не ушел и не попал в какой-то экстрим".

Александр Сапега, призвался начале 80-х. Служил в оркестре ракетных войск в Псковской области и в ансамбле песни и танца в Смоленске.

"Один "дедушка" демобилизовался. Он был с западной Украины, там популярны свадьбы под духовой оркестр. И он решил пополнить репертуар своего деревенского бэнда нотами произведений, которые мы играли. Заставил нас переписывать все партии. А наш земляк, парень из Бобруйска, хороший баритонист, заметил ошибки в нотах и говорит: "Что за дебил это писал?! Не буду править". "Дедушке" тут же донесли и началось. Наш призыв был небольшой, всего четыре человека, но очень дружный. Начали отбиваться. И хорошо отмахивались, пока я не получил табуретом по голове, и меня "вырубили". А могли убить... В таких драках и убивали. Парень из соседней роты во время такой же драки упал, ударился затылком о металлическую кровать и умер.

Я, когда стал "дедушкой", вел себя культурно и интеллигентно. Иногда подгонял молодых, потому что любому человеку, который попадает в экстраординарную ситуацию, из гражданской жизни в военную, нужно помочь. Я был учителем ну или хорошим полицейским... В оркестре вообще было не до "дедовщины". Мы репетировали, ездили по частям с концертами. В свободное время играли джаз. Я подрабатывал еще в местном ресторане на заменах".

Игорь Варашкевич, проходил службу в Минске в конце 70-х.

"В нашей роте и нашей батарее этого не было. А в соседней "дедовщина" была, и сержанта, который издевался над солдатами, посадили. Я, когда становился "дедом", никого никогда не трогал. Я же пацифист, мирный человек".

Евгений Калмыков, нес службу в середине 80-х в Москве в дивизии особого назначения, полк занимался охраной ЦК КПСС

"У нас был этнический отбор, не было, например, кавказцев. Но элементы дедовщины были, и на этом была построена внутренняя жизнь каждой роты в Советском Союзе. Через полгода службы наш взвод послали на тыловую базу таскать бочки с солеными помидорами. Я получил задание от сержанта. А потом подошел дед и сказал, чтобы я делал что-то наоборот. Я ответил, что не буду выполнять его приказы, потому что в курсе, что нужно подчиняться старшему по званию. В результате у нас завязалась потасовка, и неожиданно сторону деда принял сержант, который мне давал указания. Они меня вдвоем побили, а я на всю жизнь запомнил этот эпизод.

Армия — прекрасная школа жизни. И я считаю, что молодому человеку следует пройти такую школу, это определенная инициация, когда юноша становится мужчиной... Так получилось, что мой призыв был достаточно пассивным относительно дедовщины. Были индивидуумы, которые не хотели играть в эту игру. Через год службы каждый нашел нишу, где можно было индивидуально себя проявлять. Я пошел ремонтировать лифты в столовую часть, мой друг нашел себе теплое место в клубе, был там художником. Другой пошел в свинарник и прекрасно себя чувствовал среди этих свинок. А когда мы стали дедами, то не строили молодых. Мы прервали цепочку, нас вызвали младшие и... наехали. Мол, вы не поддерживаете порядок, у нас хаос. Мы предложили им занять наше место".

Пит Павлов, служил в элитных войсках ВДВ в Литве и Одесской области во второй половине 80-х.

"Я был в сержантской учебке. Муштра, страшная и сильная, была вроде бы по закону. Потому что молодых курсантов сержанты должны учить, и уставной принцип не нарушается.

С этими вещами физически невозможно бороться, так как вся система вокруг них выстроена. Мой взвод был лучшим во всем СССР, я получил за это медаль. В моем взводе была благоприятная атмосфера, хотя проблема дедовщины не была полностью решена. Но я сам давал пример.

Будучи мега-дембелем, сам заправлял постель, сам чистил сапоги, подшивал воротничок. Все, что человек должен сделать сам, я делал сам. Никогда не обременял молодых, которым и так тяжело, которые и так в стрессе. Следил за тем, чтобы мои старослужащие убирали за собой сами. Но это не было сознательное решение: а поборюсь-ка я с дедовщинкой. Мне было неприятно, что какие-то идиоты издеваются над нормальными парнями из-за того, что они младше на полгода.

Если я мог на это влиять, влиял авторитетом, и давал леща, когда нужно было. Это не была успешная борьба, но у меня было немного лучше, чем везде".