«Скрывала от мамы тату три дня»

Белорусские неформальные модели и их родители о том, как принимать странности друг друга.

На съемочную площадку к неформальным воспитанникам модельного агентства B.O.O.M. мы приезжаем полные интереса и предвкушения: сегодня здесь не просто фотосессия, а совместный проект детей с родителями.

А значит, можно воспользоваться случаем и узнать, каково это – справляться с ребенком-неформалом, когда ты обычный взрослый. И заодно – как уживаться с обычными родителями, когда ты татуированный ребенок с тоннелями, кучей черной одежды и собственным миром в голове, пишет citydog.by.

ИРИНА ФАЛЬКИНА

руководительница модельного агентства B.O.O.M.

– Осуществить этот проект я планировала уже давно: идея появилась, когда наткнулась на картинку в интернете. Мама с дочерью на ярком фоне – все, в общем-то, довольно просто, но в то же время про поддержку и взаимопонимание.

Я думаю, если бы у меня были родители, они бы тоже приняли меня такой, какая я есть. Но у меня есть только дядя, и он, в общем-то, смирился, что я вот такая. Я ведь даже на собственной свадьбе была с разноцветными волосами.

Все родители, которые пришли сюда сегодня, отнеслись к этой идее с энтузиазмом и согласились на участие довольно быстро. У нас тут вообще часто можно увидеть поддержку семьи в действии – даже на кастинг, бывает, приходят модели с мамами или папами.

АНЯ С МАТЕРЬЮ ЕЛЕНОЙ И ОТЦОМ ВАЛЕРИЕМ

Родители Ани смущенно улыбаются и держатся рядом с дочерью – несмотря на макияж, образы и «забитые» руки хрупкой девушки, чувствуется, что перед нами явно семья максимально интеллигентная.

– Расскажите о своем стиле. Как давно вы к нему пришли?

– Все началось незадолго до окончания школы. Первая татуировка была подарком на день рождения от сестры, и, я думала, родители были не в курсе этой авантюры.

– На самом деле о подарке мы, конечно, знали, но особо не препятствовали, – улыбается отец. – Одна небольшая, красивенькая татуировка – ну ладно, пусть будет.

– А потом понеслaсь. Я тогда как раз поступила в университет. Хотела идти на дизайнера, но после долгих раздумий решила, что все-таки творческой профессией себя не прокормить. Тем более, жизнь наложила неслабый отпечаток: папа раньше был военным, и мое детство прошло в довольно тяжелых условиях. Когда каждый день видишь людей, которые отдали свою жизнь службе родине, где-то в ущерб себе и собственной семье, но на благо других, у тебя мышление складывается определенным образом: формируешь установку на то, что ты можешь больше, лучше. К тому же у отца два высших образования: когда под боком такой пример, я должна была доказать, что не хуже и тоже смогу добиться многого.

Я пошла учиться на юриста. В универе коллектив был довольно-таки серьезный. Я хорошо училась, не особо ходила на тусовки, но чувствовала, что мне не хватает какой-то творческой разрядки. И я решила набить еще одну татуировку. А потом еще и еще. Сейчас их уже тринадцать.

– И, я надеюсь, этим мы ограничимся, – включается в разговор мать Ани. – На самом деле образ дочери никогда не вызывал у нас негатива. Но и особого одобрения тоже. Сейчас мы уже смирились: если ей так комфортно, то комфортно и нам.

– Да и она поняла, что мы с ней заодно, – добавляет Валерий. – Стала с нами советоваться по поводу будущих тату. Вместе выбирали, обсуждали. Крылья на спине я ей сам порекомендовал. Но, если честно, не думал, что по итогу они выйдут такими огромными.

– Татуировки мне по жизни не мешают. Помню, когда я устроилась работать культорганизатором и стала много общаться с детьми, изначально очень волновалась из-за реакции их родителей на мой внешний вид. Но по итогу все отнеслись к этому спокойно: и руководство меня уважало, и родители никогда не жаловались.

Сейчас я работаю юристом, и нюансы все-таки есть. Однажды на работу пришла с коротким рукавом, и мне сразу влетело. Поэтому теперь стараюсь татуировки не афишировать – раньше и с синими волосами ходила, а теперь положение обязывает.

На самом деле проблема в общественных стереотипах: глядя на меня, люди думают, что где-то недалеко обязательно должна стоять стакашечка с пивом. А когда говорю, что я, вообще-то, юрист, отношение сразу меняется.

– Неужели родители никогда не мыслили стереотипно?

– По правде говоря, не помню, чтобы мы относились к неформальной внешности негативно, – отвечает Елена. – В молодости мы были довольно зажатыми и закомплексованными. У нас с мужем родители были педагогами, коммунистами, и все эти жесткие нормы, в которых воспитывались мы сами, постоянные рамки и оглядка на общественное мнение научили нас давать собственным детям больше свободы и принимать их творческие проявления. Теперь, глядя на дочь, мы и сами понемногу выходим из своей скорлупы. Я вот даже себе татуировку собираюсь сделать.

– Неконтролируемую волю, конечно, тоже нельзя давать, но поддерживать и помогать реализоваться нужно всегда. Хотя, пожалуй, главный принцип воспитания – быть примером для своих детей. Чтобы, глядя на тебя, ребенок тянулся только вверх, а ты, в свою очередь, мог чему-то поучиться и у него.

ДАША С МАТЕРЬЮ ЕЛЕНОЙ

Две эффектные блондинки с глазами в пол-лица, спасибо эффекту смоки айз, только что закончили свою часть съемки. Даша, похожая на ядерную смесь мультяшной ведьмочки и Аврил Лавин образца 2007 года, активно жестикулируя, начинает рассказывать о себе.

– Я выгляжу вот так, потому что это выражение моей души, я себя так ощущаю. Плюс повлияло вращение в байкерсой тусовке. Мне это интересно, это моя среда, мой мир.

Окружающие на такой стиль реагируют с интересом, поэтому быть белой вороной – это даже забавно. Тем более что с негативом по этому поводу я никогда не сталкивалась. Разве что часто ловлю на себе непонимающие взгляды, в которых прямо читается: «Оденься нормально, ты же девочка!»

Но чужое мнение меня в принципе не особо волнует, потому что я – это я. Мама, правда, тоже поначалу пыталась меня приучить к платьицам и туфелькам, но потом свыклась. Теперь сама предлагает вещи, которые понравятся мне.

– Открываешь ее шкаф – а там все черное, других цветов она попросту не воспринимает, – смеется Елена. – Но зато он ей идет. Иногда, правда, хочется видеть ее более женственной, но, наверное, это просто придет с возрастом.

– Мне повезло, мама меня всегда поддерживает. Серьезно, разногласий у нас попросту не бывает. Пока у меня 4 татуировки, на следующей неделе буду бить еще одну, и она об этом знает. А сейчас, после съемок, иду прокалывать нос, и, если честно, очень боюсь, поэтому попросила маму держать меня за руку.

– И в чем же секрет таких идеальных отношений?

– Просто, чтобы понять своего ребенка, полезно вспомнить собственную молодость, – советует мама. – Мы ведь тоже были молодыми, тоже тусовались и искали себя. Поэтому, когда наш папа не мог понять, что творится с его дочерью, я достала его фотографию с гитарой, шипами и цепями, показала и говорю: «Ты посмотрел? Вспомнил, как сам был металлистом? А теперь посмотри на свою дочь и успокойся».

А вообще, каждый человек в чем-то немного неформален. Главное ведь не одежка, а душевное состояние. Некоторые считают, что дети в таком виде непременно пьют, колются или что-то в этом роде. А пообщаешься с ними – умные, адекватные ребята. Дашу вот на работе тоже изначально не воспринимали в таком виде, пока она на стол не положила все свои заслуги и фолианты.

– Поэтому я собственным детям тоже буду свои фотки в молодости показывать и говорить: «Вот, посмотри, какая у тебя мама была». А вообще, я и в старости планирую быть такой же бабкой-рокершей. Куплю себе домик в деревне, буду гонять там на байке, а по вечерам сидеть на лавочке и смотреть на звезды.

ДЕНИС

Высокий бородатый парень, подошедший к нам, всем своим видом внушает почтительный ужас. Не знаем, что первым бросается в глаза – бесконечные татуировки, покрывающие внушительную часть тела, или добродушный взгляд, – но беседа завязывается быстро.

– Вы тут сегодня единственный без родителей, так что отдуваться придется и за себя, и за них.

– Да без проблем. В классе четвертом я нашел у отца кассету с песнями Rammstein, и с тех пор все пошло наперекосяк, – смеется Денис. – А если серьезно, первая татуировка появилась только в 18 – ее я выпрашивал у родителей месяца четыре. Ходил и ныл, пока не разрешили. Набил одну и начал ныть по поводу второй. Сделал вторую, а потом перестал спрашивать. Сейчас у меня точно больше сотни тату, и я буду забиваться и дальше – не стану трогать только лицо.

– И как на это реагируют родные?

– Конечно, пришлось с ними по этому поводу бороться. Были и ругань, и крики, и скандалы, и сотни ультиматумов. Ни один родственник, естественно, такому развитию событий рад не был. Отец у меня подполковник, мама тоже работала с ним в части. И тут вырастаю такой вот я.

Конечно, сейчас все окей: все мои причуды родители в конце концов приняли, да и куда им было деваться? Но раньше это была просто война, в которой я, судя по всему, победил. Мама, правда, до сих пор за голову берется с каждой новой татуировкой, но батя, похоже, окончательно смирился. Даже советует посылать портфолио в разные проекты, подсказывает, где мне можно себя задействовать.

– Мне нравится выглядеть вот так, хотя из-за внешнего вида бывали и проблемы: меня, к примеру, отказались восстанавливать после академического отпуска в барановичском универе, где я учился на преподавателя английского и немецкого. Сказали, выводи татуировки и тогда приходи. А вот в Минске публика полояльнее: тут, когда я подал документы в лингвистический, опирались на мои знания, а на внешность даже не посмотрели.

Хотя с неадекватной реакцией сталкиваюсь регулярно. И, кстати, чем более человек стремный, тем более бурно он высказывает свой негатив – это я заметил давно. Но и положительного отношения тоже достаточно: бывает, подходят, расспрашивают, фотографируются.

– Представьте, что в будущем дети решат пойти по вашим неформальным стопам.

– Я буду помогать им обдумывать эскизы и отводить к проверенным мастерам. Это, поверьте, в разы лучше, чем запретить ребенку реализовываться, чтобы потом он набивал себе что-то по подъездам черт пойми у кого. Но, конечно, какие-то методы воспитания все же буду перенимать от моих родителей: несмотря на все наши былые разногласия, все-таки они сумели вырастить, как мне кажется, неплохого парня.

САША С МАТЕРЬЮ КИРОЙ

Саша с матерью, несмотря на одинаковые луки, на первый взгляд совсем не похожи. Но это только на первый: когда обе переглядываются и одновременно улыбаются, все встает на свои места.

– С переходного возраста я начала слушать тяжелую музыку и потихоньку окунулась в неформальный стиль, – начинает рассказывать о себе девушка. – Я была и эмо, и челкарем, но потом начала добавлять в свой рокерский стиль больше женственности.

Я до сих пор пытаюсь остановиться на определенном стиле, но хочу, чтобы все было гармонично. Я понимаю, что с возрастом все меняется, и это, скорее, такой переходный этап. Хотя раньше была уверена, что буду в таком образе всю жизнь.

Возможно, все это выглядит странным: все детство я ходила в музеи и театры, а потом резко – рок-концерты, татуировки и тоннели. Наверное, я бросаюсь из крайности в крайность, но мне в этом состоянии комфортно.

– На самом деле еще с детства было понятно, что Саша – девочка необычная, – подключается Кира. – К примеру, она совершенно не воспринимала наши попытки одевать ее как принцессу: отведем в садик в платьице и бантиках, приходим забирать – все развязано и перекручено.

Но первые проявления такого стиля я заметила в увлечении тяжелой музыкой – уже тогда, в школе, она начала отличаться от остальных. Сначала повисла челка, которая раздражала всех преподавателей, потом все заполонил черный цвет.

Сначала я этот стиль поддерживала: это не мешало учебе, не касалось внешних модификаций и казалось просто игрой. Но эксперименты с внешностью все же начались. Знаете, когда смотришь на подобное со стороны – это кажется красивым и интересным, но, когда касается твоего ребенка, воспринимаешь все куда серьезнее. Поэтому первую татуировку она скрывала.

– Первые три дня мне успешно удавалось это делать, – смеется Саша. – А потом немного упустила момент – и все всплыло. Мама расстроилась, а папа начал очень сильно психовать, хотя на тот момент мне было почти восемнадцать. А когда появилась новая, отец завел серьезный разговор, хотя у самого есть тату и в молодости он вообще ими занимался.

– Она божилась и клялась, что эта будет последней. Конечно, нам по итогу пришлось смириться со всем, но каждый раз, когда она «забивалась» или делала что-то с ушами, у меня сердце сжималось.

– Такой внешний вид не помешает тебе в будущем?

– Сначала я училась на дизайнера, но потом пошла на психолога. И все-таки хочу связать свою жизнь с набиванием тату: мне нравится рисовать, это я точно буду делать не из-под палки, и такой образ будет мне в этом только помогать.

А вообще, реагируют люди на меня в основном с интересом, никто в глаза не обсуждал и не осуждал. Конечно, в универе иногда сталкиваюсь с преподавателями консервативных взглядов, но у нас там все такие творческие. Помню, когда только пришла на учебу, сразу увидела татуированного парня с зелеными волосами и поняла: я в своей тарелке.

– Да и я с неприятными разговорами в адрес дочери тоже не сталкиваюсь. Родственники, правда, не всегда понимают Сашины увлечения, но, в конце концов, это ведь только наше дело. Да и мы сами не сразу пришли к такому принятию друг друга – где-то приходилось уступать, где-то, наоборот зажимать, поэтому у всех нас страданий по поводу взаимоотношений хватило, – улыбается мать.

– Наверное, подростковый возраст у меня прошел еще не до конца, но уже намного легче. Было время, когда меня просто тянуло на дно. Мамины слова я не воспринимала никак, но потом либо сама повзрослела, либо до меня дошло, и я поняла, что так жить не хочу. Родители были правы – опыта у них все же побольше. Просто мы с мамой обе очень упертые, каждый гнет свою линию и не всегда слышит другого.

– То, чему меня научила дочь, – не нужно упираться в стереотипы. Нужно дать возможность меняться своим детям и вместе с этим неизбежно меняться самому. Конечно, это тяжело. Поэтому важно держаться золотой середины – не пускать все на самотек, но и не зажимать в тиски, чтобы ребенок не отвернулся и окончательно не ушел.

ЛЕРА С МАТЕРЬЮ ТАТЬЯНОЙ

Эта черноволосая парочка подходит к нам последней – и выглядит очень трогательно.

– В детстве мне казалось, что тоннели – это какое-то уродство и я в жизни себе такого не сделаю, но в четырнадцать лет я пошла уговаривать на это маму, – начинает рассказывать Лера, при всей своей брутальности все равно похожая на маленькую черноглазую птичку. – Сначала они были совсем небольшими, но с каждым годом становились все шире и шире.

А вот насчет татуировок сомнений не было: я всегда знала, что они у меня когда-нибудь появятся. Первую сделала в семнадцать, и сейчас их штук 13-14. А вообще, я не считаю, что выгляжу как-то неформально.

– Каждый раз, когда тоннели увеличивались, я тихонечко надеялась, что это предел. И до сих пор надеюсь, что больше они не станут, – бросает красноречивый взгляд на дочь Татьяна. – А вот к татуировкам отношусь весьма спокойно. Очень хорошо помню, как узнала о первой: я сидела за столом, когда Лера подошла и положила мне шоколадку. «Это в честь чего? Что ты уже натворила?» – «Да просто так», – ответила она. В итоге, конечно, все показала и рассказала. Я не могу сказать, что отношусь к этому как-то негативно, в молодости и сама хотела себе сделать, – просто считаю, что всему должна быть мера. В общем, смирились мы с этим довольно быстро, и не особо она у нас отгребала за свои модификации.

– А окружающие с таким образом смирились так же быстро?

– Нет, на мой внешний вид обращают внимание очень часто: я работаю продавцом, и к нам в магазин приходят разные люди. От пожилых я наслушалась всякого: и что все это – метки дьявола, и что пиво я должна постоянно пить, и что вообще я, оказывается, человек не очень хороший, – улыбается Лера. – Часто засыпают стандартными вопросами: «А это больно? А это навсегда? А что ты будешь в старости делать? Ой, да ты это перерастешь!» – и все в таком духе. Но есть и позитивная реакция. Как-то спрашивали контакты мастера, чтобы набить себе что-то похожее.

– Ко мне тоже, бывает, подходят знакомые, спрашивают о моем отношении к Лериному внешнему виду и всячески тактично намекают, что с моим ребенком что-то не так. Я же на это в свою очередь так же тактично намекаю, что, не их это, собственно, дело. Я всем всегда говорю, что у меня идеальный ребенок и у нас полное взаимопонимание, – смеется мама.

– Так и есть. У нас за все время, наверное, был только один скандал по поводу моей внешности. Это было в период, когда я начала активно тянуть тоннели: помню, маленькие отверстия быстро стали довольно большими – у меня тогда уже пролезал в них палец.

И, когда это увидела мама, у нее была такая реакция, что я просто пошла и сняла их. Думаю, съеду – тогда и дотяну. Мы поссорились, она тогда в расстроенных чувствах куда-то ушла, и через какое-то время мне пришло от нее смс: «Тяни свои тоннели».

– Да, я тогда ехала в транспорте и была очень зла из-за всей этой ситуации. И тут увидела женщину со взрослой дочерью, которая явно была чем-то больна. Вижу, как она то встрепенется, то захохочет, а мать ее заботливо одергивает. Смотрю на эту картину и думаю: боже, ну не нравятся мне ее тоннели, ну что поделать? Главное, что она у меня есть вот такая: здоровая, послушная, умная, с какими угодно ушами, – смахивает слезу внезапно растрогавшаяся Татьяна.

– Я очень ценю эту мамину поддержку и делюсь с ней всем – даже самыми незначительными мелочами, – подхватывает Лера, у которой тоже глаза уже на мокром месте. – Все, что есть во мне хорошего, привила именно она.