В Беларуси от радикального лечения экономики отказываются. Получается и долго, и плохо.
Эксперты пробуют оценить риски белорусской экономики в наступающем новом году. Например, отмечается кредитный бум, благодаря которому ненормально увеличилась задолженность физических лиц, что увеличивает спрос на валюту, поскольку часть ее направляется на приобретение импортных товаров, в том числе отечественных, поскольку для их производства используются импортные комплектующие, сырье и энергоносители. Следовательно, возникла устойчивая тенденция роста спроса на валюту со стороны предприятий, что существенно усилит давление на курс рубля в 2018 году.
В декабре обычно выплачиваются годовые бонусы работникам, реализуемые ими в новогодние дни, и больше всего подходят для вывода СЗП на 1000 рублей. Вожделенное ожидание, которое истомило все общество, презентуется правительством как необходимая ступенька для дальнейшего роста (уже говорят о СЗП в 1500 рублей), что может спровоцировать недоверие населения к устойчивости национальной валюты. Основания для этого есть. Так, за месяц (с 15 ноября по 15 декабря) доллар по отношению к рублю вырос с 1,9976 рублей до 2,0277 рублей. Всего на 3 копейки. Но уже вполне определенно можно сказать, что СЗП в 1000 рублей никогда не будет эквивалентной 500 долларам. Она будет меньшей. Вполне возможно, что, достигнув 1500 рублей, в эквиваленте она не превысит 500 долларов.
По той простой причине, что «валютную историю» суверенной Беларуси во всем множестве и разнообразии методов и инструментов, применяемых в на практике, можно назвать волюнтаристской. Точнее, оценить принцип по принципу, что хочу, то и сделаю. Что с рублем, что с долларом. Хочу «возродить село», пожалуйста, хочу построить ледовые дворцы, пожалуйста, модернизировать деревообработку, ради бога. И всякий раз за такое вольное отношение к себе доллар мстил рублю, а низводимый обычно до «резаной бумаги» рубль мстил всем — обществу, государству, народу, населению и правительству.
Игра на доверии не получилась. Если же существует доверие, то даже фальшивые деньги могут заменить настоящие.
На сей счет существует реальный факт, основанный на анекдоте. В середине 30-х гг. прошлого века, когда Польша еще не могла выбраться из осложнений, связанных с обретением государственного суверенитета и последствиями Великой депрессии, к власти пришли военные. Им пришлось управлять и страной, и экономикой, о которой они имели четкое, но ограниченное представление. Ибо военные привыкли получать продовольственное содержание для личного, фураж для конского состава, но мало задумывались над тем, как солдатские пайки и мешки овса для лошадей попадают на интендантские склады.
Позади у Польши была война и гиперинфляция. Поэтому прежние методы управления, по необходимости — конфискационные (как у большевиков в период «военного коммунизма»), теперь не годились. А уставшая страна и ее народ жаждали лучшей жизни. И так уж сложилось, разрулить ситуацию могло только чудо. Самое современное на то время ноу-хау в виде теории Кейнса, которая по господствующему в Европе мнению, обещала быстрые улучшения. Но, подчеркну, экономика — не сильная сторона военных. Поэтому полковники пригласили экономиста Михаила Колецкого и попросили разъяснить суть кейнсианства.
Тот, сославшись на сложность теории, рассказал им притчу о путешественнике, который в баре города на диком Западе оказался в окружении бандитов. Пытаясь обезопасить себя, он подошел к хозяину заведения, достал из кармана 500 долларов и попросил сохранить деньги до своего возвращения. Хозяин деньги принял и положил в сейф. И больше его не открывал. Поскольку посетители бара увидели, что человек обзавелся начальным капиталом, под него все состоятельные жители города охотно выделяли процентные ссуды для ведения обещавшего стать прибыльным бизнеса.
Для него и для тех, кто субсидирует его текущую деятельность.
Хозяин для начала отремонтировал и расширил помещение. Люди, получившие работу на ремонте и в обслуживании увеличившегося количества клиентов, стали на свою зарплату покупать пищу и одежду, в городе появились магазины, вырос приток товаров, появились мастерские и фабрички, начались строиться дома. Путешественник, спустя некоторое время, возвратился не в убогую дыру, в процветающий город с разветвленным бизнесом.
Разбогатевший за это время хозяин с радостью открыл сейф и вернул ему те 500 персонально инвестированных долларов теми же купюрами. К изумлению посетителей бара, тот поднес банкноты к зажженной спичке. «Это были фальшивые деньги, — сказал он, — я специально дал их вам у всех на виду, дабы бандиты поняли, что меня нет смысла грабить».
К слову, в межвоенные годы экономическое процветание обошло Польшу стороной, хотя ее руководство, как видим, не чуждалось нового и передового. В экономике социалистической Польши ситуация радикально изменилась, но не улучшилась. Лишь полвека спустя случился прорыв, «польское чудо», в которое не верили сами поляки, но больше не верили в него сторонние наблюдатели. Никогда у Польши не было эффективной экономики и, видимо не будет. Но знал и верил Лешек Бальцерович, архитектор «польского чуда». Либерал, но не кейнсианец. Подобно Лукашенко, он мог сказать, что «поляки будут жить плохо, но не долго». В итоге обреченные на интенсивную «шоковую терапию» поляки излечились и, увидев чудесные результаты, поверили в новую жизнь.
В Беларуси от радикального лечения экономики отказываются, но и умереть ей не позволяют. И получается и долго, и плохо. Говорить о доверии глупо — они не верят нам, мы не верим им.
Верить в лучшее не приходится никому.
Константин Скуратович, belrynok.by