«Его секрет мы так и не раскрыли»
Минская семья отыскала в доме чудом сохранившийся документ 1678 года.
Однажды Денис Калашников, перебирая домашние папки с письмами, выписками и другими документами, неожиданно наткнулся на плотные листы бумаги с пожелтевшими краями. Каллиграфический почерк, завитушки — писали чернилами и кириллицей, но вот понять, о чем речь, парень так и не смог. Судя по дате, у его мамы каким-то непостижимым образом хранится документ времен Великого княжества Литовского. Как он попал к ней и что за история стоит за всем этим?
— Вам больше моя мама расскажет, это у нее дома я отыскал документ, — объяснил по телефону Денис и пригласил журналистов «Онлайнера» в гости к своей маме.
Татьяна Владимировна живет в одной из многоэтажек по проспекту Газеты «Звязда». Она дочка заслуженных артистов Беларуси, актеров государственного театра кукол Екатерины и Владимира Калашниковых. Ее бабушка по отцовской линии — минчанка Мария Федоровна Калашникова — была подпольщицей. Именно в ее доме во время Второй мировой войны издавали первую подпольную газету «Звязда». И именно у Марии Федоровны в доме и хранился этот старинный документ.
Торговец Калашников и слоны в Африке
— Бабушка моя родилась в 1898 году в Минске, жила в деревянном доме по улице Варвашени, за пивзаводом (сейчас «Оливария»). Там был частный сектор, помню, у бабушки был большой сад, — Татьяна Владимировна предлагает нам по чашке кофе. — Мария Федоровна дважды была замужем, первый раз — за неким Александром Калашниковым. Откуда он родом и как они поженились, я точно не знаю.
Папа говорил, что он был торговцем, что может быть и правдой: фамилия-то купеческая. Данных о том, чем он конкретно занимался, нет. Знаете, я только запомнила рассказ папы о том, как убегать от слонов в Африке (ему мой дедушка, видимо, рассказывал). Он говорил, что от слонов нужно убегать восьмерками, а если бежать прямо, то слон просто тебя затопчет. Вот то немногое, что я помню про него.
Бабушка Татьяны Владимировны родила от Калашникова двух детей, но потом они почему-то развелась. По какой причине, минчанка не знает. Даже ее отец так и не рассказал, что стало причиной развода. Позже в газете «Вечерний Минск» один из жителей города поделился своими впечатлениями о доме «тети Маруси», как тогда называли Марию Федоровну. Он писал, что в доме жил молодой артист Белгосфилармонии Иван Харитонович Козлов.
— В скромном деревянном домике на Комаровской (позже улица Варвашени, а потом и проспект Машерова. — Прим. Onliner.by), хозяйкой которого была Мария Федоровна Калашникова, жила обычная семья. Здесь мы часто бывали. До войны тетя Маруся, как величала ее детвора, радушно принимала соседских ребятишек, угощая дарами своего сада, приглашала на домашние концерты в небольшом дворике. Их давали ее дети — Тамара и Володя, а также квартирант — артист Белгосфилармонии и художник Иван Харитонович Козлов, — писал минчанин Александр.
Подпольщики и конфеты «Мишка на Севере»
Иван Козлов как раз и стал вторым мужем Марии Федоровны. Когда наступила война, Иван Козлов ушел в подполье. Он делал поддельные документы для пленных советских солдат и выводил их из плена. В доме Марии Федоровны, которая была связной у подпольщиков, стала жить и ее сестра, 19-летняя Виктория Рубец. Девушка работала медсестрой у профессора Евгения Клумова. Они вместе передавали подпольщикам лекарства, бинты, листовки. Именно в доме Марии Федоровны и был центр минских подпольщиков, там они печатали листовки и издавали свою газету.
— Второго мужа бабушки и ее сестру арестовали в 1942-м. Бабушка вспоминала, как в дом пришли немцы, перевернули все вверх дном и забрали Ивана и Викторию. Их сильно мучили: вырезали лоскуты кожи, пытали, но никаких имен они не выдали. Сначала казнили Ивана, а потом и Викторию. Уже посмертно их наградили: Викторию — орденом Ленина, а Ивана Козлова — орденом Отечественной войны І степени. У самой Марии Федоровны тоже было очень много наград. Правда, где они сейчас, я не знаю.
После войны Мария Федоровна жила в том же самом доме. На нем была памятная табличка, со всего СССР к ней приезжали на экскурсии, приходили пионеры и коллективы предприятий.
— Бабушке еще предлагали хорошую четырехкомнатную квартиру взамен дома, но она от нее отказалась. Сказала, что в своем родном доме хочет и умереть, — говорит минчанка. — Там же жила и тетя Тома с мужем. Мы с папой и мамой жили на Каховской, совсем недалеко. Все выходные и каникулы я проводила у нее. Помню, как бабушка вкусно готовила, особенно ее торт «Наполеон» и шоколадный торт. Если я хорошо ела, то она доставала из большого шкафа конфеты «Грильяж» или «Мишка на Севере». Поэтому в ее доме я кушала хорошо.
Наверное, как и у многих из тех, кто пережил войну, у нее была привычка всех накормить. Она даже кур своих Белку и Стрелку ловила и специальной смесью откармливала. Собственно, вот и все мои воспоминания о бабушке. Их немного, потому что, когда она умерла в 1971 году, мне было 7 лет.
Sotheby’s и нераскрытая тайна
После смерти Марии Федоровны ее дочке и мужу выделили отдельную квартиру. Дом снесли, а всю старинную мебель отец Татьяны сжег. В то время в моде были советские стенки. Антикварные в нашем понимании вещи считались ненужным старьем.
— Представляете, резной сервант, полочки с балясинками, большой шкаф из натурального дерева — все порубил топором и сжег во дворе, — качает головой Татьяна Владимировна. — В общем, у нас в память от бабушки осталась только вот эта вот синяя «птушка», удостоверение и это старинное письмо.
Письмо лежало в какой-то папке с документами, вот мы его и возили за собой, когда переезжали. Никакого внимания ему не придавали, не выбрасывали только лишь потому, что оно связано с бабушкой. Откуда оно было в доме у бабушки, мы ума не могли приложить. Возможно, оно принадлежало Александру Калашникову, может быть, Ивану Козлову, а может, и сама бабушка хранила какую-то свою семейную реликвию или реликвию чьей-то семьи. Отец про него особенно ничего не говорил, он уже умер, поэтому спросить не у кого. В общем, мы так и не раскрыли его секрет.
Татьяна Владимировна говорит, что так и перекладывала бы пожелтевшие бумаги из папки в папку, если бы не сын Денис. Именно он попытался больше узнать о них.
— Сначала сын подумал, что это какой-то реквизит для театра. Но в кукольном театре такой реквизит не используют, — объясняет минчанка. — Денис спрашивал у своих знакомых историков, писал даже экспертам на Sotheby’s, но там тоже не помогли. Может быть, в нашей семье это происходило, может, в другой, мы не знаем. История этого письма остается для нас загадкой.
«Гэта выпіс з кніг Галоўнага трыбунала ВКЛ, вышэйшага апеляцыйнага суда дзяржавы»
— Гэта выпіс з кніг Галоўнага трыбунала Вялікага Княства Літоўскага, пасяджэнне якога адбылося ў Новагародку, ад 17 снежня 1678 года (Галоўны трыбунал — гэта вышэйшы апеляцыйны суд у нашай тагачаснай дзяржаве), — рассказал кандидат исторических наук, заместитель директора Национального исторического архива Беларуси Денис Лисейчиков, которому мы дали почитать документ от семьи Калашниковых. — Разглядалася справа паміж сынам новагародскага кашталяна Габрыэлем Рудамінай-Дусяцкім і новагародскім гродскім пісарам Уладзіславам-Янам Вольскім.
Сутнасць справы ў тым, што яшчэ бацька Габрыэля Рудаміны-Дусяцкага вызваліў ад свайго падданства нейкага Лукаша Броля (альбо Бралінскага). Той ужо на правах вольнага чалавека карыстаўся дзвюма валокамі зямлі ў маёнтку Гняздзілава (у вёсцы Вароны). Таксама ён быў чаляднікам (слугой) у Рудамінаў-Дусяцкіх, загадваў у іх, так бы мовіць, «гаспадарчай часткай» («за челядника служыл, шкатулою его милости и розными речами завядывал»).
Вось гэты чаляднік Лукаш ехаў з вялікай сумай грошай па гаспадарчых справах «в край Пинский для купеня коней и волов» праз мястэчка Сваятычы. Там на яго напаў Уладзіслаў-Ян Вольскі. Забраў каня, грошы, усё, што ў таго было з сабой, і пасадзіў пад варту, ва ўласную турму — «до прыватного везеня своего». Ну і далей на некалькі старонак — падрабязнасці гэтага нападу. Паводле закона Габрыэль Рудаміна-Дусяцкі павінен быў занесці сваю скаргу ў Новагародскі гродскі суд, але паколькі ён скардзіўся на Уладзіслава-Яна Вольскага, які займаў пасаду ў гэтым жа судзе (быў гродскім пісарам), то скаргу ён занёс у Ашмянскі гродскі суд. Ну а пасля справа трапіла і ў вышэйшы апеляцыйны суд — у Галоўны трыбунал.
Падобныя выпісы з актавых кніг судовых устаноў ВКЛ шляхцічы бралі для сябе па самых розных нагодах. Часцей за ўсё гэта былі розныя маёмасныя справы. Выпісы каштавалі грошай, транспартных выдаткаў, зрэшты, часу, таму іх бераглі. З канца XVIII стагоддзя, калі шляхце былой Рэчы Паспалітай даводзілася пацвярджаць сваю радавітасць у дзяржаўных органах Расійскай імперыі, падобныя выпісы былі сапраўды на вагу золата. З’явілася безліч выпісаў-фальшывак — на сапраўднай паперы, з сапраўднымі пячаткамі, але зробленыя з тых актавых судовых кніг, якія згарэлі.
Канцылярысты зараблялі на вырабе фальшывак шалёныя грошы. У XIX — пачатку XX стагоддзя у прыватных шляхецкіх архівах захоўваліся тысячы выпісаў, сапраўдных і фальшывых. Хаваць, выкідаць і знішчаць іх пачалі ў савецкі час, паколькі гэта было рэальна небяспечна для жыцця. Але па Заходняй Беларусі, дзе савецкая ўлада трывала замацавалася толькі ў 1950-х гадах, прыватныя архівы былой шляхты захавалі гэтыя цікавыя помнікі мінулага.
Ці можа гэты дакумент быць фальшыўкай? Падаецца, што выпіс быў зроблены з кніг у тым жа 1678 годзе. Там маецца подпіс маршалка Галоўнага трыбунала ВКЛ Канстанціна Паца, а таксама завяральныя подпісы ад XIX стагоддзя.
Што да ўнікальнасці дакумента, то амаль у кожнай справе аб дваранскім паходжанні ў фондзе Мінскага губернскага дваранскага сходу, які захоўваецца ў Нацыянальным гістарычным архіве Беларусі, маецца некалькі такіх выпісаў, а спраў усяго каля 5000. Досыць шмат дакументаў захавалася і ў прыватных архівах.
Адкуль ліст мог трапіць да мінскай сям’і? Можа, быў які дзед-прадзед з тых Броляў (Бралінскіх). А можа, хто калекцыянаваў старажытнасці. З канца XIX стагоддзя гэта было папулярнае хобі.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]