Как встречают Новый год белорусские семьи с усыновленными детьми

Праздничный репортаж о людях с большим сердцем.

Этот Новый год Николай, Оксана и Сандра впервые встретят втроем. Сандре почти два годика. Но еще в прошлом декабре никакого «втроем» не существовало. Была одинокая девочка в детском доме и двое взрослых, отчаявшихся стать родителями. Усыновление пугало, но в то же время давало надежду. И они решились. На четвертый день Сандра взяла Николая за руку и нежно так сказала: «Па-па». У крепкого сотрудника МЧС что-то дрогнуло, не выдержало: «Доча!»

В канун Нового года Onliner.by встретился с усыновителями, чтобы узнать, какую цену приходится платить за обретение семьи. Так ли это похоже на новогоднюю сказку в действительности? Еще один важный вопрос: стоит ли упрощать процедуру усыновления в Беларуси? Ответы — в репортаже:

«Усыновителей нужно подготовить к разным ситуациям. Не так все радужно, как показывают по телевизору»

«Сандра встречает гостей в коридоре: внимательный взгляд, милые ушки на капюшоне, осторожное любопытство. Карие глаза, кажется, мамины. Или папины? Малышка так похожа на Николая с Оксаной, что посторонний наблюдатель может и не понять, что она стала их дочерью только полгода назад. Сандра фотографируется ответственно и прилежно. Смотрит прямо в объектив камеры, старается держать лицо. Вот тут впервые возникает догадка, что перед нами ребенок с непростой судьбой. Ну где вы видели двухлетнюю хулиганку, которая будет послушно позировать? Фантазия дорисовывает картины того, как могли приучать к послушанию ребенка в его «прошлой» жизни… На самом деле самое страшное — это не какие-то мифические рассказы про привязанных к кроваткам детей и прочие ужасы. Самое страшное и реальное — одиночество. Что было бы с вами, плачь вы в кроватке всю ночь, а никто не приходит?..

— Дорога к усыновлению у всех разная. Мы с мужем в браке 11 лет. Ну что ж, да, мы были бездетной семьей. Несмотря на все попытки, у меня с самого начала было убеждение, что у нас будет малыш из детского дома, — говорит 40-летняя Оксана. — Перед нами не было цели перебрать сотни анкет в Национальном центре усыновления, не было в голове пунктика о том, что должен быть именно мальчик или девочка. Вот честно. Познакомились — и все!

— Нам дали две анкеты, на двух девочек, — подключается к разговору муж Оксаны, 43-летний Николай. — Познакомились с Сандрочкой, услышали ее историю и сразу решили: «Это наша девочка!» В Доме ребенка попросили не спешить, подумать несколько дней. А мы в ответ: «Зачем ждать так долго? Выписывайте пропуска, будем Сандру навещать». С момента знакомства до того, как дочка приехала домой, прошел месяц.

Была ли процедура усыновления надуманно сложной? Стоит ли что-то упростить? Такие вопросы мы задали усыновителям.

— По сути, все объективно, — считает Оксана. — Государство должно знать, в чьи руки попадает ребенок. Ничего лишнего у нас не потребовали. Все справки объективные. Обязательные психологические курсы тоже должны быть. Усыновителей нужно подготовить к разным ситуациям. Не так все радужно, как показывают по телевизору. В последнее время усыновление популяризируется, особенно на российских каналах — программа «Ты супер» и т. д. У людей розовая шторка на глазах. Когда они столкнутся с действительностью, будет трудно. Не зная всех нюансов, можно навредить ребенку.

— Многое зависит от того, сколько времени малыш провел в больнице или детдоме. Месяцами, если не годами, он не получал внимания от постоянного близкого взрослого. Такие малыши замыкаются в себе, потому что знают: никто не придет. Все чувства боли, надобности, нужности притупляются. Они не плачут. Вообще. Наша Сандра, бывает, ударится, бухнется так тяжело — реально больно — но не плачет. Именно поэтому деток из детдома нужно воспитывать иначе. Давать им понять на тактильном уровне: это твое тело, его нужно беречь. Обычные родители, когда ребенок, например, упадет, стараются его отвлечь, успокоить: «Ахахахахах, как забавно, это совсем не больно». Здесь же нужно поступать наоборот. Объяснять ребенку, что это больно: «Иди сюда, мой хороший, я тебя пожалею». Воспитание детей в одной и той же ситуации будет абсолютно разным, и об этом нужно знать. Не проходя психологические курсы, родитель будет беспомощным, — объясняет Оксана.

— Да ладно, Оксана, не пугай людей. У нас все было легко. Сандра — обычный ребенок, полностью домашний. Она пришла к нам в дом, как будто была у бабушки на каникулах. Сразу поняла, где ее комната. Нюансы адаптации — это нюансы любого ребенка. У домашней девочки тоже может быть тяжелый сон и все остальное. Разговоры о том, что у детей из детдома якобы плохое поведение — это ерунда! Дети разные. Возьмите наше поколение: мы росли в обычных простых советских семьях. Разве занятые мамы и папы тогда увлекались психологией, были идеальными родителями? Да ладно! В саду, в школе, на улице — было полно разных детей, — говорит Николай.

Сейчас перед нами семья из троих человек — да, в чем-то еще неуверенная, осторожная, растерянная. И это нормально. Вряд ли родители, забравшие своего первенца из роддома, выглядели бы более уверенными в первые шесть месяцев. Как у любой семьи, у Николая, Оксаны и Сандры есть свои традиции — маленькие повседневные ритуалы, которые и создают ощущение тепла и близости в доме. По вечерам Сандра зовет всех в ванну — чистить зубы на ночь нужно обязательно втроем. Или вот еще: перед сном Сандру целует мама, папа, а потом — и как только маленькая девочка это придумала! — взрослые должны поцеловать друг друга, иначе она отказывается идти спать.

— Теплую после купания, закутанную в полотенышко Сандру на ночь целовал папа, целовала я, и мы шли спать. Так продолжалось несколько недель. А в один прекрасный момент она прямо до скандала не уходила и голову мою своими маленькими ручонками куда-то толкала. Пока я не поняла, что Сандра наклоняет мою голову к папе, мол, целуйтесь! — смеется Оксана.

Первый Новый год втроем семья отпразднует дома. В роли Деда Мороза — папа. Мама будет Снегурочкой. Сейчаc можно только позавидовать Сандре: не каждый родитель видит в своем кровном ребенке столько поводов для гордости, радости и любования, сколько видят в этой кареглазой малышке Оксана и Николай.

— Наша семья не одна такая. Есть целый проект под названием «Родные люди»: семьи усыновителей помогают друг другу, поддерживают один одного, говорят обо всем открыто. Недавно мы встречались с новыми кандидатами в усыновители — чтобы вдохновить их.

«Самое тяжелое для меня и мужа — это жить в условиях, когда на тебя смотрят косо и осуждают»

История Татьяны (все имена изменены по просьбе героини) не такая радужная и, как говорят специалисты, более типичная для усыновителей. Ее приемный сын, Костя, попал в семью «колючим ежиком» — и действительно, так часто выглядят дети, которые прошли через интернатскую систему. В десять месяцев Костя не откликался на свое имя, потому что в детдоме его называли только по фамилии.

— Первого ребенка мы с мужем усыновили в 2014 году. Долго шли к такому решению. Я думаю, это не редкая история: живешь вроде счастливо, все хорошо, а детей нет. Однажды приходит тот день, когда ты говоришь себе: «Да, я готова к усыновлению!» Конечно, это обязательно должно быть обоюдное решение. Если кто-то из супругов просто пойдет второму на уступки, чтобы не потерять семью, это неправильно. Потом будет еще больше проблем. Так что только обоюдное желание, — подчеркивает Татьяна.

— Я помню, как мы пришли в органы опеки. Костя был первым, кого нам показали. Ему тогда было десять месяцев. Мальчишка нам понравился. У нас еще оставалась возможность познакомиться с другими детьми из базы данных Национального центра усыновления. Помню, как сели с мужем в машину и одновременно сказали: «Все, никуда больше не хочется ехать». И не поехали. Стали ходить к Косте и поскорее забрали его оттуда, — вспоминает события трехлетней давности Татьяна. На вопрос о том, нужно ли упростить процедуру усыновления, она отвечает так:

— Да, это все непросто — собирать медицинские справки и другие документы. Но я убеждена: если у человека есть желание, то это не такая уж невыносимая проблема. Однако если произойдет какое-то упрощение процедуры усыновления, будет только лучше.

Костя оказался непростым мальчиком. Сверхактивный, хар?ктерный, как говорит Татьяна. Признаться честно, первое время с ним было тяжело. Каждую ночь он просыпался в истериках, орал диким голосом. Сколько внутреннего напряжения, какой силы конфликт должен был переживать мальчик, оставленный биологическими родителями? Такая травма не исчезает по щелчку пальца. Очевидно, что после усыновления ребенок вел себя в детском саду иначе, чем остальные дети. Но разве в том есть его вина?

— Самое тяжелое для меня и мужа — это жить в условиях, когда на тебя смотрят косо, осуждают, думают: «Что за плохая мать, не может воспитать ребенка!» Первый год нам с Костей было очень тяжело в саду. Это стало испытанием для меня. Я очень переживала, мне было больно оттого, что сын проявлял агрессию. Естественно, мы работали со специалистами — с психологом, неврологом и т. д. Все равно пришлось пройти через нападки со стороны других родителей! Никто не знал, что мальчик усыновленный. Нас поливали грязью с ног до головы, за спиной говорили: «Наверное, это неблагополучная семья. Давайте несколько отцов встретятся и дадут ему урок воспитания!» Представьте, малышу три года, а какие-то чужие взрослые мужики хотят идти и воспитывать его. Приходилось учиться держать оборону. Ведь никто не защитит твоего ребенка, кроме тебя. Самое сложное — это общество, которое у нас пока что трудно назвать понимающим. Конечно, я ни в коей мере не одобряю детскую агрессию. Но по опыту моей семьи скажу: если ребенок проявляет агрессию, за этим могут стоять совершенно разные причины, и не стоит никого осуждать. Ситуация может быть гораздо более глубокой, чем просто плохое воспитание. Это значит, что ребенку и родителям в первую очередь нужна помощь, а не осуждение окружающих, — рассказывает о болезненных сторонах усыновления Татьяна.

— Вы очень сильная. Знаете об этом?

— Это муж у меня сильный. Спасибо ему.

Вторым ребенком в семье стала Нина. Ее удочерили в августе. Нина, которую в детдоме прозвали «Хмарка» за нахмуренный лоб, надутые губки и замкнутый характер, совершенно изменилась рядом с неугомонным Костей. Подражая старшему ребенку, в семье она стала разговорчивой, открытой, артистичной. Конечно, это произошло не сразу.

— Помню, как с Ниной мы ходили сдавать кровь. Ей прокалывают палец иглой, а она не плачет. Только лобик нахмурит, скорчится, но ни звука не издаст. Молчит. Эти дети не привыкли жаловаться. Ни старший мой, ни младшая в первое время не плакали. И только потом, когда поняли, что рядом неравнодушные взрослые, которые отреагируют, если показать боль, стали понемногу оттаивать. Учились. Что говорить о выражении своих чувств, если Костю даже по имени не называли в детдоме? Какие чувства, кому они там были нужны? Я удивляюсь, как Нина, почти два года пробыв в этой системе, сохранила устойчивую психику… Вообще, еще когда начинаешь приходить к ребенку туда, в детдом, он сразу меняется. Чувствует, что кому-то нужен. Становится более смелым, показывает эмоции. Сотрудники детдомов говорили нам, что перед усыновлением ребенок всегда это чувствует, знает, что его заберут! Педагогически запущенные, эти дети сначала не умеют говорить, не знают жестов «да» и «нет», а потом очень быстро догоняют сверстников. В них много потенциала — только нужны взрослые, которые это увидят.

Второй Новый год с детьми Татьяна и ее семья отпразднуют тихо, по-семейному — дома. На католическое Рождество сын с дочкой уже побывали в костеле, получили облатки, наобнимались с бабушками и дедушками — семья чтит традиции.

— Как бы ни было трудно временами, жизнь с детьми стала гораздо более счастливой, чем без них. В повседневной жизни столько суеты, разных эмоций. Но когда вечером заходишь в детскую и видишь, как эти носики спят!.. Дети у нас замечательные, мы их очень любим! — с теплом говорит Татьяна. — А еще напишите, пожалуйста, про центр психологической поддержки усыновителей «Родные люди» — это очень большое дело. Возможность общаться с другими усыновителями глаза в глаза — словно глоток свежего воздуха. Мы понимаем друг друга больше, чем кто-либо.

«Усыновителям порой невероятно тяжело. Важно, чтобы люди вокруг это понимали»

Чтобы сложить полную картину, Onliner.by пообщался с семейным психологом, руководителем центра поддержки усыновителей «Родные люди» Ольгой Головневой. С каким проблемами в реальной жизни сталкиваются усыновители, нужно ли упрощать процедуру, о чем важно говорить вслух? — с такими вопросами мы пришли к Ольге.

— Начнем с того, что у нас в обществе не развита пока культура усыновления. Когда я говорю о ней, то не имею в виду, что каждый должен быть усыновителем, нет. Я полагаю, что люди, которые не усыновляют детей, относятся с пониманием, если ребенок ведет себя нетипично, демонстрирует что-то непривычное. Они не утверждают, что он «опасен для общества» или «нужно срочно вести его к психиатру», «ничего путного из него не выйдет». Нет. Они понимают, что девочка или мальчик проходит непростой этап: учится жить, как нормальный ребенок в нормальных условиях. Потому что до усыновления речь идет о нормальном ребенке в ненормальных условиях. Система, жизнь, травмы, все то нечеловеческое, что происходило — вот так приучило его реагировать. Усыновителю с этим тоже очень трудно и страшно порой бывает… Накатывает такая паника и чувство вины, собственной неполноценности: «А правильная ли я мама, если он так себя ведет?» У некоторых кровных родителей возникают такие вопросы. А тут, представьте, вы пошли, осознанно сделали выбор, взяли ребенка к себе — и это увеличивает чувство вины в разы: «Какое я имела право? Если у меня сейчас нет сил к нему идти, если сегодня нет той любви, которой я хотела окутать, то что я за мать?» Конечно, усыновителям порой невероятно тяжело, и важно, чтобы люди вокруг это понимали. К сожалению, часто в реальности происходит другое, окружающие кидают такие фразы, которые ни разу не поддерживают, только еще больше выбивают почву из-под ног.

Именно поэтому я горю идеей о том, что усыновителям нужно быть вместе, чаще встречаться, обсуждать открыто все эти на первый взгляд не очень «приличные для счастливых родителей» вопросы. Чтобы они могли справиться, пройти кризис и детей не возвращали бы в детские дома. Если вы посмотрите статистику отмен усыновления, то увидите, что она держится на уровне 2—3%. Добавьте сюда приемные семьи, и процент возврата детей в детские дома из замещающих семей будет еще б?льшим. Если же взять те семьи, которые уже несколько лет в нашем сообществе — работают с психологом, ходят на тренинги, семинары, ездят вместе на природу, — ни одной отмены усыновления. Хотя семей здесь больше ста и по статистике парочку таких случаев должно бы быть. А у нас отмены усыновления и не наклевывается. Хотя я как специалист точно знаю, что некоторые дети однажды были на грани детского дома. Потому что родители совсем опустили руки и не находили опор. Мы их «вытягиваем» к себе. Они включаются в наше сопровождение — и вот уже глазки начинают гореть, по-другому о себе и о ребенке говорят. Тепло на душе: не зря работаем!

— Как вы считаете: нужно ли упростить, либерализовать процедуру усыновления?

— Это частый вопрос. Как правило, сами кандидаты в усыновители говорят: не нужно ничего упрощать. Действительно, этот путь не должен быть совершенно беспроблемным и легким. Даже для собственного осознания, что ты к этому шел через преграды и получил как нечто ценное. Ты сам себя проверял на каждом этапе. Ты спрашивал себя: «А нужно ли мне это настолько?» И каждый раз отвечал: «Да, нужно». Это важно самому усыновителю для понимания того, что он идет верной дорогой.

Сейчас в России бурно обсуждают, стоит ли вводить обязательную психологическую диагностику кандидата в усыновители — то, что у нас существует уже давно. Активно дискутируют: нужно или нет тестировать людей? Моя позиция такова: диагностика нужна не для того, чтобы отсеять «негодных», ведь четких критериев годности не существует. Диагностика может быть полезна, чтобы понимать, каковы особенности этих людей, какие у них сильные стороны, а в чем им будет трудно, и значит — как дальше их сопровождать. А вообще, на мой взгляд, любой, кто прошел через эти бумажки, получил печати и штампики у психиатров «здоров», «годен», «не убивал», — может воспитывать ребенка. Но! Пусть работает служба сопровождения. Это возможно только в случае, если у усыновителей будет место, куда можно прийти за помощью, советом, поддержкой, общением, развитием своих компетенций.

Государство сейчас с этим не справляется. Каждый год в стране прибавляется 500—600 семей усыновителей, соответственно, должно увеличиваться и число специалистов, которые с ними работают. Факт второй — усыновляют все более старших детей, уже не новорожденных младенцев, а ребят с разным опытом — опытом сексуального насилия, или когда они видели, как папа зарубил маму топором, когда прожили в детском доме много лет и знают, что взрослые приходят и уходят, на них нельзя положиться. Вот эти дети приходят в семью. А значит, специалисты, которые сопровождают, должны быть опытными, грамотными. То есть не только количество должно быть значительным, но и качество. Педагоги в школах, детских садах должны понимать, что происходит. И давать адекватный ответ родителям, которые объединяются, чтобы убрать из группы мальчика, потому что он какой-то непонятный, «психиатрический», опасный. Педагоги должны правильно разруливать такие вещи, а не подпитывать.

Центр поддержки усыновителей «Родные люди» — это негосударственный ресурс, который существует в дополнение к имеющимся службам. Многие мероприятия проводим в социально-педагогическом центре Московского района, в сотрудничестве с его руководством и специалистами. Правда, родители говорят: «Здесь, в приюте, встречаться очень тяжело. Каждый раз окунаемся в атмосферу детского горя». Так что мечтаем о собственном помещении. Кто знает, возможно, нас услышат».