Интересные факты из жизни звезд белорусской музыки

Дмитрий Войтюшкевич, Игорь Ворошкевич, Кася Камоцкая и другие рассказали забавные истории из жизни.

Книга «Мозаика жизни» Александра Томковича вышла на рубеже смены года горластого петуха на год не менее горластой собаки, возможно, именно поэтому получилась такой информационно насыщенной. В том смысле, что изобилует неизвестными рассказами о жизни всем известных людей.

Sn-plus.com предлагает начать с мало кому известных эпизодов жизни популярного композитора и исполнителя Дмитрия Войтюшкевича.

Дмитрий Войтюшкевич родился во времена, когда местный хрустальный завод еще не назвали «Неманом» (забыв белорусское «ё»), что не помешало Березовке стать неофициальной хрустальной столицей не только Гродненской области, но и всей Беларуси.

Трудно поверить, но Дмитрий Войтюшкевич когда-то, в 90-е, продавал на Комаровке березовский хрусталь. Правда, только один раз:

«Однажды подошли ко мне какие-то молодые ребята и начали интересоваться товаром. Назвал цены и пообещал сделать скидку, если будет опт. Те согласились, но вместо денег вытащили из карманов милицейские удостоверения.

Отвертеться повезло штрафом, но с этого момента во мне навсегда «умер бизнесмен»...

Студентом, чтобы хоть немного заработать, время от времени играл в переходе метро «Площадь Победы» или в переходе возле главпочтамта, а когда туда приходили нищие, принципиально уходил. Хотел заработать «красиво», даже мечтал создать своеобразный белорусский Монмартр.

Однажды под Новый год играл на кларнете, одетый в Деда Мороза, раздавал детям конфеты и краснел, когда благодарные родители за это «выражали материальную благодарность».

***

С этим же временем связаны воспоминания и другого не менее известного представителя белорусской сцены — Алеся Камоцкого:

«Играть на гитаре начал еще во время университетской учебы. Благодаря ей и познакомился с будущей женой Екатериной Чалей. Она также пела песни под гитару. Маленькая такая, худенькая, но очень важная. Я даже подошел к ней не сам. Нас познакомили мои друзья.

Попытались петь вместе. Дуэт назвали «Кася и Алесь». Не мы — другие. Именно такое название было напечатано в одной из газет.

Попели-попели, а потом она сделала как-то так, что мы поженились. Катализатором процесса была Кася, потому что я как был тогда увальнем, медведем, так и остался им по сей день.

Свадьба состоялась в 1982 году. Точнее, в классическом виде ее и не было. Сразу после того, как мы в загсе расписались и обменялись кольцами, Касин отец Альфред Васильевич отвез в аэропорт, откуда мы улетели в Питер, который тогда назывался Ленинградом.

Это была моя инициатива. Еще за два месяца до росписи я предупредил, что никакой пьянки для нас не будет, так как я купил билеты на рейс, который состоится через два часа после росписи.

Больше недели мы «гойсали» по Питеру. Кася прилетела туда в подвенечном платье, с живым цветком в волосах. Так к ранее назначенному месту «дислокации» нас и привез ленинградский таксист.

Сразу же позвонили в Минск. Они здесь за нас что-то пили, а мы там сравнивали белорусскую «Пшеничную», которую привезли с собой, с местной водкой.

Когда вернулись домой, однокурсники не дали нам «зажать мероприятие», и мы еще месяц праздновали. Кася училась также в БГУ. Только на год позже меня. Она «шла» по истории, а я по философии.

После окончания БГУ некоторое время работал в театре «Рух» у Николая Трухана.

Формально мы прожили вместе с Касей девять лет и развелись в 1991 году. Оба решили — сколько можно? Дружим по сей день. Только через несколько лет после развода я по-настоящему почувствовал, что мы родня. Каким-то родственником чувствую даже ее нынешнего мужа — свои люди.

Наша общая дочь (тоже Кася) относится ко всему положительно и понимает, что родители у нее — «нормальные пацаны». Нам это очень приятно».

***

Продолжим повествование детскими воспоминаниями Каси Камоцкой:

«С самого детства жизненные приоритеты были немного смещены в сторону сильного пола. В футбол я не играла, но куклы всегда разбирала на анатомические «запчасти».

Самой важной игрой были «партизаны».

Суть в следующем. Мы залезали под стол, который накрывался плотной скатертью. Это была «землянка». Туда ставили почти ведерный самовар воды, солонку с солью и клали краюшку хлеба.

Иногда делались вылазки — ползком до ближайшего окна. Видимо, что-то в этом соответствовало действительности: моя мама со своими родителями была в партизанах, и за детской игрой стояли ее воспоминания.

В «партизаны» я играла вдвоем с подругой Катей. Мы никого не пугали игрушечным оружием, не брали в плен. Просто сидели под столом и пили воду с хлебом.

Еще мы любили кататься на коньках по паркету (коридор был длинным), что у других жильцов коммуналки не вызывало никаких вопросов. Никто на последствия не обращал внимания. Так происходит всегда, когда что-то «ничье».

***

Воспоминания другой легенды белорусской музыки, руководителя рок-группы «Крама» Игоря Ворошкевича об армейской службе:

«В нашей учебке были очередные занятия. В то время я делал ротную ленинскую комнату, поэтому о предмете разговора имел довольно абстрактное представление. Мне надоело слушать «учителя цвета хаки», и я начал рисовать. Было три фломастера — синий, зеленый и красный.

Нарисовал ими «учителя», которым тогда был какой-то подполковник. Кажется, с фамилией Гордейчик. Это было что-то похожее на шарж.

А потом автоматически вокруг него начал рисовать голых женщин. Он что-то заметил и попросил мой конспект. Я сбросил на пол изображение. Он попросил нашего сержанта поднять лист. Посмотрел, покраснел, но ничего сразу не сказал.

После занятий я извинялся. Себя он узнал, а насчет голых женщин спросил: «Почему?» Я ответил, что еще молодой...

Конечно, потом был довольно громкий скандал, но с учебки меня не выперли. По приказу командира части оставили в хозяйственном взводе. Чтобы до конца службы (в том числе и под командой подполковника Гордейчика) я что-то для них рисовал.

Кстати, дембельский альбом у меня сохранился по сей день. Не как у всех, сделанный под копирку, а каждое изображение — эксклюзив. Там вся наша жизнь, шаржи на всех офицеров и прапорщиков учебки.

Некоторые начальники об этом слышали, если бы меня поймали, что называется, с поличным… Но, слава Богу, пронесло. «Дембельнулся» я осенью 1981 года».

***

Воспоминания руководителя фолк-группы «Троица» Ивана Кирчука, естественно, связаны с творческими экспедициями:

«Запомнилось немало. В 1986 году в деревне Гавричицы Солигорского района я записал отличное мужское пение, которое потом привез на республиканское радио. Пели так, что у меня, как говорят, от восторга волосы на голове вставали дыбом. Сейчас это известный семейный коллектив Бойко.

Не могу также не вспомнить деревушку Гоцк, что недалеко от Гавричиц. Кроме записи песен я собирал вещи для своей музейной коллекции и различных обрядов. Зашел в одну избушку — две бабушки, очень чистенько, все самотканое. Спросил, как им удалось сберечь эту красоту во время войны?

Рассказали, что вышитые вещи они прятали в сундук и закапывали, так как немцы рвали полотенца «на портянки»...

Между моими экспедициями (первой и последней) — более четверти века и очень много изменений. К сожалению, не в лучшую сторону.

И не только потому, что ушли из жизни замечательные исполнители белорусского фольклора. Очень сильно вкус наших людей испортило телевидение. Испортило передачами вроде «Приглашаем на вячёрки» или «Пой, душа». Людей делают одинаковыми, переделывают искренность в зрелище, в шоу. Если бабушка в национальном костюме на сцене «садится на шпагат», то никакого фольклора здесь не может быть и близко. Мне кажется, это не режиссура праздника, а издевательство над нашим прошлым.

Для того чтобы их приглашали на ТВ, коллективы становятся похожими друг на друга, а весь фольклор ограничивается песнями «Течет вода в ярок» и «Ехал Ясь на коне».

На мой взгляд, главная проблема нашей страны в том, что белорусское остается где-то в стороне. Мы восхищаемся культурами других народов (японской или китайской, например) и не обращаем внимания на свое. Некоторые на этой заинтересованности зарабатывают хорошие деньги. Нравятся суши — уйма ресторанов и баров. Мода на йогу — масса соответствующих курсов.

А почему суши, а не драники?»