Как руководитель БССР сделал «Песнярам» загранпаспорта за несколько часов.
Петр Машеров мог быть как чиновником союзного масштаба, а мог оказаться душевным человеком, пишет kp.by.
Не секрет, что пристальное внимание самый известный руководитель БССР уделял культуре. Ее деятелям есть, что вспомнить о встречах и ситуациях, связанных с Петром Машеровым.
«Где «Александрына»? Шеф ждет!»
Владислав Мисевич, заслуженный артист БССР, участник первого состава легендарного ансамбля, теперь - участник «Белорусских песняров»:
- В середине 1970-х, когда Петр Миронович возглавлял то ли всесоюзную, то ли республиканскую делегацию в Берлине, для культурной программы он уже на месте решил вызвать «Песняров». Но пока дозванивались до Минска и передавали распоряжение шефа, почему-то у чиновников возникло название «Верасы». Их и отправили. Узнав о такой «самодеятельности», Машеров позвонил в Минск из советского Посольства и сквозь зубы процедил министру культуры БССР Юрию Михневичу: «Я же сказал: «Пес-ня-ры»! Срочно доставить их в Берлин!» Обо всем этом мы узнали уже по приезду от наших дипломатов.
А в Минске, как говорится, ничто не предвещало беды. «Песняры» сидели на своей точке во Дворце культуры автозавода, ковыряли материал, как посреди репетиции приезжают ребята в строгих костюмах и говорят заполнять анкеты на выезд за рубеж. За несколько часов всем сделали загранпаспорта, к московскому поезду прицепили вагон - и завтра мы в Берлине.
После концерта, уже на приеме в советском Посольстве, Машеров поблагодарил нас, а еще извинялся: мол, оторвали от работы ради одного концерта. Все это - перед носом у советского посла Петра Абрасимова, тоже белоруса, который только что отчитал «Песняров» за неопрятный, по его мнению, внешний вид. Машеров буквально отодвинул посла и стал говорить нормальными человеческими словами с музыкантами в клешах, с усами и длинными волосами.
Оценил Машеров и находчивость Володи Мулявина в общении с «зубастой» американской прессой во время гастролей «Песняров». Корреспондент «Голоса Америки» задал вопрос, как нам показалось, с провокацией: «Что передать вашим землякам у радиоприемников, пока вы находитесь на гастролях в США?» Мы глазами сверлим Володю: кто кого перехитрит? Сказать что-то конкретное - значит, признать, что в Союзе ловят «вражеские голоса», и ты - в первых рядах. А одно неверное слово могло на наших «загранках» поставить крест. Но Мулявин не растерялся: «Ничего не надо передавать!» «Почему?» - спрашивает удивленный журналист. «Мы приедем и сами обо всем расскажем!» Потом дипломаты говорили нам, что ответ Володи достоен учебника! Даже в советском Министерстве иностранных дел Мулявина ставили в пример: вот как надо обходить конфликт - не унизительно для нас, не оскорбительно для американцев! Этот ответ отметил и Машеров. Он сказал, что мы сами еще не понимаем, насколько обскакали дипломатов в ситуации с «Голосом Америки».
А однажды «Песняры» решили сделать подарок Машерову, когда в 1979-м ждали его на свои юбилейные концерты. Была у нас в репертуаре песня «Есть такая речка» на стихи Екатерины Шевелевой и музыку Александра Журбина, которую еще называли «Расонка» - по реке на Витебщине, где прошла юность Машерова. Это ведь какой соблазн спеть ее для непосредственного адресата! Правда, «Расонку» давненько не пели. И за несколько часов до прибытия Петра Мироновича поняли - зря: номер вроде есть, но все напрочь забыли и музыку, и слова, а времени на повторение совсем нет. Тогда Володя Мулявин в плане спасения утопающих несмело предложил поставить сделанную раньше студийную запись и исполнить подарок Машерову хотя бы под фонограмму. Попробовали за кулисами соорудить эту конструкцию - полное г…о в зале звучит! Так что от идеи с исполнением «Рассонки» отказались окончательно, а первая попытка петь под «фанеру» обломилась. Правда, на том концерте все-таки был номер по просьбе главы республики. Из правительственной ложи прибегает помощник Машерова с вопросом: «Где «Александрына»? Шеф ждет!» Так что концерт завершали этой песней. Сразу после нее снова прибежал «курьер» и передал слова Машерова: «Всем, кто пел «Александрыну», присвоить «заслуженного артиста БССР», Мулявину - «народного».
«Мы перед вами в долгу»
Валентин Елизарьев, народный артист СССР, народный артист БССР, руководитель Белорусского балета с 1973 по 2009 годы:
- Машеров не пропускал ни одной премьеры в театре, лично знал артистов. Очень хорошо относился к моему творчеству. Петр Миронович был одним из инициаторов того, чтобы выдвинуть мой спектакль «Сотворение мира» на Государственную премию СССР.
Когда я приехал в Минск из Ленинграда, то год жил в гостинице. За это время поставил два спектакля, второй – «Сотворение мира». После его премьеры Петр Миронович вызвал меня в ложу для короткого разговора. Поздравил меня, пожал руку и сказал: «Мы перед вами в долгу». Признаться, я ничего не понял, что это значит. Но эта фраза оказалась подкреплена вполне реальными шагами. А через неделю-две уже я получил звание первое звание - заслуженного деятеля искусств БССР - и свою первую минскую квартиру.
Всего однажды Машеров приглашал меня к себе. По-моему, это было после гастролей белорусского балета в Венгрии или Болгарии. Я понимал, что он очень далекий от искусства человек, фронтовик, партийный деятель. Однако Петр Миронович очень дотошно расспрашивал о каких-то деталях творческой работы, которые мне порой казались мелочами. Могу сказать, что этот человек производил очень хорошее впечатление, обволакивающее. Петр Миронович был тем, с кем хотелось общаться, высказывал неподдельную заинтересованность в деле.
«Что же вы так редко ко мне приходите?»
Юрий Иванов, фотограф, фотокорреспондент Агентства печати «Новости» с 1965 года:
- С Машеровым более плотно, чем во время съемок, я встречался несколько раз. Впервые – в 1969-м, когда прежний корпункт преобразовали в белорусское отделение всесоюзного Агентства печати «Новости». Заведующим назначили работника белорусского ЦК Приходько. Но перед началом работы по новому Петр Миронович пригласил нас с главой корпункта Борисом Устиновым на беседу. А Борис Владимирович был в годы Великой Отечественной военным корреспондентом – настоящее золотое перо. На встрече Машеров сказал, что давно зачитывается материалами моего коллеги: «Я в восхищении от них!» А потом интересуется: «Борис Владимирович, вы же не обиделись, что я не назначил вас заведующим отделением?» Устинов, который много лет возглавлял минский корпункт АПН, только пожал плечами и сказал: «Нет». Да и как можно было перечить первому секретарю ЦК Компартии Беларуси.
Потом Машеров заметил Устинову: «Вы столько лет работаете, но ни разу не обратились ко мне с просьбой. У вас разве нет никаких проблем?» А проблема как раз была: Борис Владимирович жил на Коллекторной в одной квартире с уже разросшейся семьей сына. Вот об отдельной квартире для молодой семьи он и попросил. Машеров нажал на кнопку громкой связи и сказал секретарю: «Председателя горисполкома ко мне!» Две-три минуты беседа продолжалась, как влетает запыхавшийся председатель горисполкома Михаил Ковалев (позже он стал председателем Совета Министров БССР). Машеров его увидел и изумился: «Ты что, за дверью стоял?» А потом снова подчеркнув, что Устинов никогда не обращался, сказал подыскать однокомнатную квартиру для семье его сына. Еще какое-то время мы общались. К примеру, о том, что нашему отделению АПН выделяли автомобиль. Когда зашла беседа о машинах, Машеров посмотрел в потолок и сказал: «Мечтаю построить хороший гараж». И эта мечта сбылась – совминовский многоэтажный (первый в Беларуси) гараж и сейчас стоит.
Вторая встреча была в день 60-летия Машерова - 13 февраля 1978 года. Меня пригласили в кабинет к Петру Мироновичу фотографировать поздравляющих. Гости целыми делегациями приходили с приветственными адресами, сувенирами. Причем Машеров не дослушивал дежурные написанные слова из красных папок, закрывал их и предлагал: «Давайте поговорим». При этом все равно общение было в официальных рамках – все-таки кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, московская номенклатура. Но в какой-то момент я заметил теплоту в его глазах, чуть ли не навернувшуюся слезу. Оказывается, вошли четыре человека – оказалось, это его однополчане. Машеров подошел к ним, каждого обнял и сказал:
- Что же вы так редко ко мне приходите?
Я смотрю на эту сцену и понимаю: все, моя работа пошла. Вдруг вместо чиновника и первого секретаря появляется теплый и душевный человек. Когда они прощались, я сделал, как оказалось, знаменитый кадр Машерова в полный рост – с цветами и адресом. Он облетел все газеты, а затем 2,5-метровый снимок был отпечатан для старого здания Музея истории Великой Отечественной и висел в его постоянной экспозиции.
В тот день со мной там работал известный фотограф Роман Фармер – мы с ним дружили как хорошие коллеги. Его задача была снять большой групповой снимок. Благо и камера у него была уже широкопленочной, когда моя – узкопленочная. Он усаживал всех белорусских чиновников того времени и организовывал кадр: кому-то галстук поправит, кому-то - воротничок. Пока Роман был занят этими приготовлениями к помпезному кадру, я стоял в сторонке и снимал то, что мне хотелось – детали.
В какой-то момент пауза затянулась, и Машеров, чтобы разрядить обстановку, говорит, показывая на Фармера:
- Вот этот делает художественные фотографии.
Все герои снимка покивали головами, пошел одобрительный шумок. А кто-то из секретарей ЦК спрашивает у Машерова, показывая на уголок, где я стою:
- А этот какие?
Машеров посмотрел на меня, как будто только что заметил:
- А этот... Этот для газеты!
«Позвонил член Политбюро и попросил под Новый год 9 тысяч молочных поросят»
Немало историй, связанных с Петром Машеровым вошло в книгу Сергея Шапрана «Беларускі гістарычны анекдот». Вот несколько любопытных зарисовок.
На французскі манер
Уладзімір Караткевіч называў першага сакратара ЦК КПБ Пятра Машэрава на французскі манер: «мон шэр». Гаварыў яму ў вочы:
— Беларускае «ма-шэр», зрусiфiкаванае — Машеров. Вы, хутчэй за ўсё, француз! У вас i пастава, як у Iва Мантана!
(От редакции. Кстати, эту версию подтверждал не раз и секретарь ЦК КПБ Александр Кузьмин, мол, Машеров ему сам говорил, что он, наверное, потомок наполеоновского солдата, что осел в Беларуси.)
Чалавек Машэрава
Узначаліць Дзяржтэлерадыё Генадзя Бураўкіна ўгаворваў Машэраў:
— У мяне трыццаць прэтэндэнтаў, — гаварыў ён Бураўкіну, — а ты прымушаеш сябе ўгаворваць! Я не магу адкрыта выказвацца ў падтрымку беларускай мовы, інакш мяне назавуць нацыяналістам. Я — не магу, а ты — рабі!
Зрэшты, Бураўкін не выключаў, што, кажучы такое, Машэраў мог быць і не да канца шчырым:
— Ён жа ведаў, што я літаратар і магу пра гэта напісаць, — казаў Бураўкін.
Пра Маскву і малочных парсючкоў
Паводле ўспамінаў былога загадчыка аддзела ЦК КПБ Алеся Петрашкевіча, Машэраў аднойчы нечакана прызнаўся:
— Толькі што пазваніў Грышын, член Палітбюро, і папрасіў… вельмі настойліва папрасіў, каб я прыслаў яму пад Новы год дзевяць тысяч малочных, распатрошаных парасятак. І самае гнюснае ў тым, што я пашлю яму гэтых парасятак.
Па сведчанні Петрашкевіча, у тыя гады Масква забірала 40 адсоткаў нацыянальнага даходу Беларусі (10 – 12 мільярдаў долараў штогод). І Машэраў не мог не ўсведамляць гэтага рабаўніцтва «калоніі».
Іх «Евангелле»
Канец 1960-х. Сакратары Саюза пісьменнікаў Янка Брыль, Іван Мележ і Пімен Панчанка напісалі ліст у ЦК КПБ з прапановай, каб кнігі на рускай мове для Беларусі выдавалі маскоўскія выдавецтвы, бо на вялізныя наклады рускамоўных кніг ідзе столькі паперы, што на беларускамоўныя выданні яе амаль не застаецца. І далей адважныя сакратары СП пералічылі кнігі, якія з’ядаюць найбольш паперы. Сярод іх — «Маладая гвардыя» Аляксандра Фадзеева.
Рэакцыя Машэрава была прадказальнай:
— Ды як яны наважыліся?! Глядзі, на што замахнуліся! На наша Евангелле!
Машэраў і тэлефон
Алесь Петрашкевіч пераказваў аповед Петруся Броўкі пра пачатак працы над «БелСЭ»:
— Прыходжу аднойчы на работу, а тэлефона няма, толькі драты са сцяны тырчаць… Пытаюся ў бухгалтаркі, а яна кажа: «Намеснік упраўляючага справамі Акадэміі навук абрэзаў. Абыдзецца, кажа, Броўка і без тэлефона…» І трэба ж было ў той жа дзень з раніцы Пятру Міронавічу шукаць мяне… За дзень да гэтага я яму якраз паперку напісаў, каб нам выдаваць не шэсць тоўстых тамоў, а 12 нармальных… Пакуль мяне знайшлі праз памочніка прэзідэнта акадэміі, дык я і спазніўся. Давялося расказваць пра тэлефон. Пасмяяўшыся, Пётр Міронавіч сказаў: «Я табе, Пётр Усцінавіч, такі тэлефон пастаўлю, што да яго ніхто дакрануцца не пасмее». І паставіў апарат урадавай сувязі.
Кантата для ўрада
Яўген Глебаў распавядаў, як прымалі аднойчы ў Палацы спорту яго «Ленінскую кантату»:
— Шэсць тысяч чалавек, увесь урад у ложы. А ў мяне ў партытуры 8 літаўраў, 2 вялікія барабаны там-тамы, два хоры, два сімфанічныя аркестры — я-а-ак грымнулі фортэ адразу! Усе напалохана прыціхлі, а Машэраў пытаецца:
— Яўген Аляксандравіч, чаму так аглушальна?
А я яму:
— Спрацаваў мой вопыт працы ў ТЮГу: калі гучна пачынае аркестр, дзеці адразу перастаюць шумець.