История парня, которого не сломал детдом

Сейчас Виталик Струнец – второкурсник и кандидат в мастера спорта.

Виталик Струнец живет в Бресте, сам обеспечивает свою жизнь и О том, что он вырос в приюте, знают немногие. Парень категорически не согласен, что для неблагополучных детей единственная дорога – в ПТУ. У него характер борца, Но даже по мечтам «достигатора» Виталика видно, что выживание без родителей искажает взгляд на мир, на силу и на агрессию, пишет kyky.org.

«После развода с отчимом мама дома не появлялась»

- Как ты попал в приют?

- Мою маму лишили родительских прав, когда мне было шестнадцать. Лет с семи я, считай, все время был один. Отца нет, изначально не было. После развода с отчимом мы с мамой стали жить в общежитии. Бабушек у меня нет. Я всегда ходил в школу, не прогуливал. Мог позволить себе на один-два урока не прийти, но это было редко. Мне друзья помогали. Иногда мы вместе что-то готовили, иногда они меня кормили, а так – играли в компьютер. Проблемы начались, когда мама перестала за электричество платить. Тогда вскрылось это все. После суда меня отправили в социальный приют.

- А в школе до этого знали о твоей ситуации?

- Никто ничего не знал. Учительница приходила, но она же не так часто ходит. Даже учителя не знали, что и как. Мне было нормально самому, хотя никто особо не занимался моим воспитанием. Я просто хотел жить по-другому, хотел получить высшее образование. Я не считаю престижным какое-то ПТУ.

- А почему из всех университетских дисциплин ты выбрал тренерство?

- Потому что я занимался спортом с шести лет. Первым был хоккей. До шести лет у меня еще был отчим – он и водил на тренировки. Это после развода с ним мама начала пить и дома не появлялась. Я стал жить своими силами, а хоккей тогда бросил. Во втором классе сам записался на легкую атлетику. Стало скучно – бросил. Потом стал заниматься футболом – тоже бросил. Пошел на акробатику, с акробатики опять на легкую атлетику. Потом с друзьями со двора мы решили научиться паркуру. Пару раз упал, сказал «не мое, не буду больше». А друзья занимались, как-то показали сальто – это было «вау»! В итоге с 12 лет я занимаюсь паркуром. А в университете я получил кандидата в мастера спорта. Сейчас занимаюсь бегом на длинные дистанции и спортивной ходьбой. Ходьба – это в два раза тяжелее, чем бег. Что ты десять километров пройдешь, что 20 пробежишь – будет почти одинаково. Это смешно выглядит, но на это очень много сил тратишь.

- Твой тренер знает обстановку дома?

- Сначала не знал. Но у нас же из приюта никого не выпускали.

Мы ходили в школу и со школы, грубо говоря, под ручку с воспитателем – это чтобы не сбежали.

Тренер хотел, чтобы я продолжал тренироваться, потому что видел во мне талант. Я ему всё рассказал. А он поехал, договорился с директором, чтобы я мог спокойно посещать тренировки, и мне написали официальное разрешение. Потом я и в школу ходил сам. А тренер говорил: «Тебе надо тренироваться, думать об учебе, чтобы поступить. Вот пойдешь в университет, там тебе будет легче». Но я еще в школе знал, что буду учиться в университете.

- А у ребят в приюте была мотивация учиться?

- У них были низкие оценки и никакой мотивации их поднять. У меня там был друг, я ему помогал, говорил: «Учись. В университет пойдешь». Его потом определили в Кобрин, в детскую деревню. Сейчас не знаю, что с ним. Больше я никого не тащил.

- Каждый сам за себя?

- В этом мире всегда так. В приюте попадались разные дети. Были отбитые, но они тоже сами по себе.

«Спонсоры оплачивали мне репетиторов и подарили кроссовки»

- С вами там говорили о будущей работе и учебе?

- Всегда и везде говорили, что учиться надо – образование, все дела. Но если ты хочешь в ПТУ, ты пойдешь туда, что бы тебе там ни говорили. Я учусь хорошо – 9, 8, 10. Получаю стипендию повышенную. Но обычно в приюте все думают, что дети в ПТУ пойдут.

- Почему так?

- Все дети, которые поступают в приют, в основном плохо учатся, не ходят в школу. Это просто влияние родителей. Дети, может, и не хотели бы жить так, как родители. Но у них все равно иначе не получается. Я сам на себя повлиял – не захотел такой жизни. Я делаю все наоборот – не так, как у матери.

Кто-то после приюта хотел вернуться домой, кто-то наоборот хотел уйти из дома. Большинство детей с такими проблемами учатся только до девятого класса и идут в техникумы, потому что им уже надо учиться и жить, чтобы отдалиться от воспитателей и родителей. Получается, им нужно раньше повзрослеть. Я доучился, получил аттестат, потому что твердо решил про университет. Мне сразу же нашли спонсоров – они сами меня нашли.

- Как это?

- Все детские дома спонсируются определенными людьми, благотворителями. У меня тоже были такие. Но имен и фамилий не помню. Я даже не знаю, как правильно их назвать. То ли служба, то ли фонд – итальянский вроде бы. Я приходил как-то в посольство, они там были. Наверное, они беларусы, но я точно не знаю.

Спонсоры же видят наши личные дела. Однажды они увидели, что я спортсмен, и решили подарить мне кроссовки и спортивную форму.

Меня подозвали и сказали: «Это тебе». Лиц я не запоминал. Потом они узнали, что я собираюсь в университет, начали оплачивать мне репетиторов по русскому и биологии. Еще весной они меня пригласили к себе в посольство, мы вместе ходили покупать вещи перед университетом.

- Что покупали?

- Они просто сказали выбрать вещи, которые мне хочется. Я выбрал по мелочи то, что реально было необходимо. Они сами меня повели в «фирмовые» магазины на Советской: Мустанг, Спортмастер. Я старался не ехидничать, не наглеть.

- Сейчас ты с ними общаешься?

- Нет. Они не поддерживают общение, я тоже. Формально меня просто упаковали в университет.

- У всех были такие спонсоры или тебе просто повезло?

- Спонсоры смотрят личные дела. А воспитатели говорят им, что там за ребенок. Думаю, не всем так везет.

«Нас в угол не ставили, но могли запретить смотреть телевизор»

- А вас проверяли врачи?

- Да, конечно. Они проверяют, чтобы не было никаких болячек. У меня было все нормально. Но в приюте были даже дети... Как сказать – неодаренные, с отставанием в развитии. Они просто тупят. У них и внешние какие-то особенности, они странные такие. Я с ними не общался, потому что приходил со школы, ел и уходил на тренировку. Приходил, с тренировки – делал уроки и шел спать. Но в целом влияние окружающих там сильное. Дети друг на друга действуют.

- Когда плохо себя вел, были какие-то наказания?

- У меня никаких косяков не было. А вообще максимум с тобой устроят разговор, другого ничего не сделают. Пытаются поставить человека на правильный путь. Но могут и перевести в другое место.

Был один случай с девочкой – у нее какие-то сдвиги были, она убегала постоянно. Ее увезли, но нам не говорили, куда.

- А куда могли перевести? В психушку могут?

- Может быть и такое. Разные случаи бывают. Но это должно быть что-то совсем жесткое, неадекватное – надо сбегать, воровать, постоянно посылать всех куда подальше, матом ругаться. Или с милицией что-то связанное, если доходит до серьезных нарушений.

- Воспитатели вводили какие-то запреты за нарушения дисциплины?

- Могли, например, отправить спать раньше. Нас в угол не ставили – только малышей. Могли запретить телевизор смотреть. А в выходной день телевизор – всё.

- Единственное развлечение?

- Да, считай так. Мы же постарше были. Что нам делать вечером?

- А как еще вы проводили время? Между собой играли во что-то?

- Я не играл вообще. У меня был телефон, старый такой – я в телефоне сидел. Нормальный телефон я себе только в университете купил. На свой первый Новый год решил сделать подарок.

«Я хочу работать на хорошей должности»

- В приюте помогали наладить контакт с родителями?

- Я видел, что некоторые родители приходят в приют. Некоторые ходили для галочки – чтобы отметиться. Я уже был повзрослее других детей, больше понимал. Некоторым родителям действительно хотелось видеть своего ребенка. Их приют стимулировал менять отношение к образу жизни. Когда мне мама звонила, что хочет прийти, я говорил, что меня не будет. Специально так говорил, чтобы не приходила.

- А где ты жил после приюта?

- Я заканчивал учебу, мне оставалась последняя четверть 11 класса. Меня определили в дом семейного типа. Воспитатели в приюте и родители-воспитатели – это разные вещи. Родители добрее, внимательнее. Представь, дома с родителями: иди поешь, иди погуляй... А в приюте ты живешь по режиму дня. Сказали, подъем в 9.00, значит подъем в 9.00. И отбой по расписанию.

- С родителями-воспитателями общаешься?

- Да, я с ними поддерживаю общение. Денег не прошу, своими силами стараюсь. Да там своих детей много – сейчас уже восемь. Они мне помогают скорее духовно: звонки, общение, встречи. Я бы сказал, что они мне как родители. Я доверяю им.

- Получается, ты за несколько месяцев обрел родителей?

- Считай, так.

- А ты не пьешь?

- У меня нет тяги к алкоголю. Даже не пробовал курить, и не собираюсь. Это лишняя трата денег и времени. Если нет настроения, я лучше пойду потренируюсь. Делать нечего – пошел попрыгал.

Надо все спокойно делать, с умом. Злость просто в себе держу и все. Потом как-нибудь вылезет, наверное.

- Значит, какая-то агрессия есть внутри?

- Всегда. Она остается в себе, в спорт не выплескиваю. Если ты на тренировке «агрессируешь», то не прогрессируешь в спорте, стоишь на месте. В таких случаях просто иду гулять по городу. Просто идешь – и всё.

- Кем видишь себя через 10 лет?

- Так… Ну, мне тридцать лет. Я работаю где-нибудь в МЧСе. На хорошей должности. На меня невозможно будет надавить, манипулировать родителями – я сам по себе, независимый. Ну и езжу на хорошей иномарочке.

- А спорт?

- Спортсмены все – калеки. А я хочу высокооплачиваемую должность, чтобы создать и содержать семью. Чтобы у детей не было такого странного детства, как у меня. Чтобы им не приходилось выживать. У меня есть своя философия жизни: человек из приюта или из детского дома чаще добивается большего успеха, чем тот, который жил с родителями. Такие с детства научены выживать и добиваться. Они строят компании, занимают высокие должности. А те, кто зависит от родителей, без них не смогут нигде.