Секретная встреча в Бресте
Как 36 лет назад в Польше вводили военное положение.
В 1981 году внимание Европы было приковано к Польше. К началу года почти треть из миллионов членов Польской рабочей партии вступила в ряды независимого профсоюза «Солидарность». Его численность достигла 10,5 миллион человек. Профсоюз стал влиятельной политической силой.
Движение требовало свободных выборов, контроля организаций трудящихся над экономикой и передачи предприятий в руки рабочего самоуправления. Польская объединенная рабочая партия (ПОРП), в те годы контролировавшая Польшу, тянула с проведением реформ. Власти пытались парализовать работу профсоюза, страну тем временем одна за другой сотрясали забастовки.
В ночь на 13 декабря 1981 года председатель Совета министров Польской Народной Республики, секретарь Центрального комитета ПОРП генерал Войцех Ярузельский ввел в Польше военное положение и объявил «Солидарность» вне закона.
Подготовка к введению военного положения продолжалась более года. Впоследствии Ярузельский и его сторонники утверждали, что военное положение спасло Польшу от советского военного вторжения, братоубийственной войны, от роста конфронтации Востока и Запада.
До 23 декабря силовые структуры подавляли сопротивление в основных оплотах «Солидарности» — на Гданьской судоверфи, Краковском металлургическом заводе, Люблинском автомобильном заводе и других предприятиях. Не обошлось и без жертв.
22 июля 1983 года военное положение было отменено.
Действия генерала Ярузельского получили весьма неоднозначную оценку. Одним из вопросов, который до сих пор вызывает острую полемику, является вопрос о возможном советском вторжении.
События тридцатипятилетней давности сегодня известны многим, не обошли они стороной и наш город. Ночью 3 апреля 1981 года, в Бресте, состоялась секретная встреча Войцеха Ярузельского и первого секретаря ЦК ПОРП Станислава Кани с председателем КГБ СССР генералом армии Юрием Андроповым и министром обороны СССР Маршалом Советского Союза Дмитрием Устиновым. Вот как это было.
К концу марта 1981 года положение в Польше обострилось. Командование Варшавского Договора приняло решение провести на территории Польши новые совместные войсковые учения «Союз-81». В качестве наблюдателей пригласили министров обороны почти всех социалистических стран. Встрече в Бресте предшествовали визиты в Польшу Главнокомандующего Объединенными вооруженными силами стран — участниц Варшавского договора Маршала Советского Союза Виктора Куликова. Как подсчитал адъютант Ярузельского, в 1981 году они встречались с маршалом 22 раза.
Очередная встреча произошла 27 марта, когда после событий в Быдгоще «Солидарность» объявила предупредительную забастовку. Вместе с Куликовым прибыла большая группа представителей штаба Вооруженных сил стран — участниц Варшавского договора: генералы Грибков, Мережко, Титов, Катрич, адмирал Михайлин. По словам Ярузельского, симптоматично было то, что в группе находился генерал-полковник Николаев, который в 1956 году участвовал в событиях в Венгрии, а в 1968-м — в Чехословакии. Он привез и хотел вручить Генеральному штабу Войска Польского проект введения военного положения. Как вспоминал Ярузельский, проект этот был с благодарностью не принят.
Куликов продолжал оказывать давление на Ярузельского и Каню, чтобы ускорить принятие и подписание документов, касающихся введения военного положения. Кане дважды звонил Брежнев, который говорил о том, что «социализм в Польше оказался перед лицом смертельной угрозы». Брежнев говорил о том, что все закончится кровопролитием. В конце концов находившийся в Польше заместитель председателя КГБ Владимир Крючков предложил провести встречу с Андроповым и Устиновым.
Брест — «это город, который связан со множеством разнообразных исторических и политических совпадений», — писал Ярузельский. Встреча была обставлена не без таинственности. Ярузельский и Каня не хотели, чтобы в Польше узнали о подлинном маршруте их поездки. Министр обороны ПНР проинформировал о том, куда они едут, только начальника своего секретариата генерала Михала Янишевского. Каню и Ярузельского сопровождал адъютант министра старший хорунжий Мариан Степновский.
«3 апреля в 17 часов Янишевский вызвал к себе в кабинет в здании управления делами Совета Министров на аллеях Уяздовских старшего хорунжего Степновского и под присягой сообщил, что Станислав Каня и Войцех Ярузельский отправляются в Советский Союз. Нельзя исключать, что там они будут задержаны, а в стране будет введен порядок по образу и подобию того, что уже было. Ярузельский поначалу возражал против поездки адъютанта, но потом согласился. На прощание Янишевский обнял поручика и сказал: «Трудно, но что делать: такую профессию выбрал, надеюсь, что все закончится хорошо».
Вскоре раздался телефонный звонок, и Ярузельский пригласил адъютанта в свой кабинет. Поднялся из-за стола, посмотрел в глаза и спросил: «Ну что? Летим?». Я взял портфель шефа. В дверях тот оглянулся и посмотрел на кабинет. Сев в автомобиль, сказал: «Едем к Кане». В машине все молчали. В аэропорту ждал советский самолет Ту-134. Возле самолета стоял только начальник штаба Варшавского договора генерал Анатолий Грибков, который предложил подняться по трапу. Ярузельский зло сказал: «Может быть, хотя бы проводите меня на борт?». Грибков поднялся вместе с троицей, но в самолет не вошел. Кроме экипажа и стюардессы в салоне никого не было. После взлета адъютант по солнцу определил, что самолет направляется не в Советский Союз, а в сторону Вроцлава и Легницы. Это была попытка обмануть наземные службы. Через некоторое время Ту-134 развернулся и полетел в северо-восточном направлении.
При заходе на посадку пилоты совершили такой маневр, чтобы встать на поле со стороны, откуда даже в бинокль не будет видно, кто прилетел, и кто будет сходить по трапу. К самолету подъехали три «Волги» с закрытыми занавесками окнами. Появилось несколько человек в гражданском, в шляпах и кожаных пальто — типичные кагэбэшные персонажи, как вспоминал адъютант. Шоссе было пустым. Вскоре свернули на другую дорогу, и впереди показался указатель “Брест”. Въехали на железнодорожную станцию и прошли к вагонам, стоявшим на путях. Адъютанта отделили от остальных и провели в отдельное купе, где предложили чай и бутерброды, до которых он не дотронулся. Адъютант слышал разговор, происходивший в соседнем купе, но содержания разобрать не смог. Поначалу были слышны громкие слова по-русски. Потом кто-то стукнул кулаком по столу. Хотя Ярузельский говорил обычно тихо, тут его голос звучал громко. Адъютант вспоминал, что про себя все время шептал, что, если Ярузельский будет говорить громче, может быть, все-таки удастся вернуться».
Ярузельский вспоминал так: «В Бресте нас ждали Андропов и Устинов. Нас пригласили в железнодорожный вагон, который стоял на запасном пути. Переговоры проходили в салоне. И были трудными. Однако пусть никто не ищет сенсаций в моем рассказе. В целом тональность была деловой. Мы тогда были союзниками, друзьями. Это был наш союзник и в хорошем, и в плохом, временами в очень плохом смысле. Но союзник реальный, такой, а не другой. Многим полякам можно поставить пятерку за смелость. Зато многие польские политики, как показывает наша история, заслужили двойку по истории и географии. За это мы не раз платили самую высокую цену. Мы не хотели ее заплатить снова».
По словам Ярузельского, это была продолжительная и чрезвычайно важная беседа. Советское руководство считало развитие событий в Польше очень опасным. Андропов и Устинов прямо спросили: не считаем ли мы, что провокация в Быдгоще является увертюрой к генеральному наступлению на социалистическое государство? Предупреждали, что польское руководство может потерять контроль за развитием ситуации. Устинов все время повторял, что действовать нужно решительно, наступательно. Ссылаясь на предыдущие разговоры, советские собеседники нажимали на то, что, несмотря на обещания польских руководителей, ситуацию не удается взять под контроль. Напоминали, что Каня лично обещал Брежневу: регистрация «Солидарности» крестьян-единоличников не состоится, однако слова не сдержал. Приводились различные примеры, в том числе сообщения посольств и генконсульств СССР, а также воинских частей о том, что польское руководство слишком церемонится с оппозицией. Андропов и Устинов ссылались на обеспокоенность значительной части польского общества развитием событий.
«Мы с Каней пытались понять намерения наших собеседников. Понять их обеспокоенность стабильностью Варшавского договора в свете осложнившейся международной обстановки. Как всегда, мы играли дуэтом. Мне было легче, потому что переводчика у нас не было, а я легко говорю по-русски. В то время как Кане было труднее», — писал Ярузельский в своих воспоминаниях. По его оценке, они с Каней постоянно пытались объяснить собеседникам специфику польских событий. Как вспоминал Ярузельский, хотя речь и шла о необходимости реформирования экономики, реформаторскую риторику использовали крайне осторожно, чтобы не разозлить «хозяев». Говорили о том, что с улучшением экономической ситуации удастся добиться политического решения кризиса. Согласились с тем, что от «Солидарности» исходит серьезная угроза, но говорили и о том, что важно принять объективную реальность течения жизни. Сославшись на свою недавнюю встречу с примасом Польши кардиналом Стефаном Вышиньским, Ярузельский указал на важную стабилизирующую роль Римско-католической церкви и на то, что она может сыграть едва ли не решающую роль в достижении национального согласия.
Руководители ПНР высказали надежду, что в ближайшее время Сейм примет закон о прекращении забастовок хотя бы на два месяца. Более того, Ярузельский выразил готовность уйти в отставку с поста главы правительства, если его уход сможет смягчить позицию некоторых союзников по Варшавскому договору. Как писал Ярузельский, переговоры завершились недовольством с обеих сторон. Но полякам предоставили поле для дальнейших политических маневров, а это Ярузельский считал самым важным результатом встречи в Бресте. Советские руководители сообщили, что масштабные учения «Союз-81» будут завершены 7 апреля.
По воспоминаниям адъютанта, переговоры закончились в 2 часа ночи. На тех же самых черных «Волгах» вернулись в аэропорт. По дороге Каня угостил адъютанта эвкалиптовыми леденцами. Ярузельский и Каня в машине не перекинулись ни словом. Церемонии прощания в аэропорту не было. В темноте не было понятно, куда летит самолет. Только после приземления в Варшаве вздохнули с облегчением. У трапа ждал водитель председателя Совета Министров. Сначала отвезли домой Каню. При подъезде к дому Ярузельского на улице Икара адъютант решил поставить в известность генерала Янишевского, что они вернулись. Было около пяти утра. Ярузельский сказал: передай ему, что все в порядке. Подхорунжий явился в Янишевскому лично, и когда тот увидел адъютанта, то столь стремительно выскочил из-за стола, что чуть не перевернул его. Адъютант подробно доложил, как все происходило, естественно, за исключением содержания переговоров.
Ярузельский вспоминал, что вернулся в Варшаву с облегчением, потому что главным итогом встречи считал предоставленную ему отсрочку. «Хуже всего было понимать, что дальнейшего нажима избежать не удастся», — писал он. По его оценке, разговаривать с Устиновым было труднее. Андропов же был более открыт к аргументам другой стороны и в целом, как вспоминал генерал, был человеком, склонным к размышлениям, обладал обликом и ментальностью интеллигента, спокойствием и культурой. «Я смог это почувствовать и тогда, когда в конце 1982 года он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС», — писал Ярузельский.
В отчёте Политбюро ЦК КПСС Устинов и Андропов сообщили, что польские руководители «нервничают», выступают категорически против ввода советских войск и против введения военного положения. Каня и Ярузельский заверили, что «наведут порядок своими силами».
Иван Чайчиц, «Реальный Брест»
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]