Какие белорусские предприятия уже не стоит спасать

Экономический суд судит чуть ли не половину экономики страны.

Почему белорусские предприятия попадают в банкротство? Всех ли нужно «спасать любой ценой»? На эти и другие вопросы «Ежедневника» ответил антикризисный управляющий Сергей Пинчук.

– В 2015 -2016 годах наблюдался значительный рост банкротств, как обстоит ситуация сегодня?

– Я бы сказал, что ситуация изменилась в сторону снижения числа заявлений, которые направляются в экономические суды. Примерно на 10-20%. Сейчас в судах около 3500 заявлений об экономической несостоятельности. Из них, как всегда, большинство «пустышек». Настоящих предприятий, с активами, находящихся в процедуре банкротства, где-то около 30-35%.

– Типичные причины, приводящие к банкротству предприятия, сегодня какие?

– Нет одной универсальной причины, одного универсального сценария. Много пустышек, брошенных бизнесов, где вовсе нет предприятия, есть только устав и печать. О них вообще нет смысла говорить. Анализировать в данном случае следует реальные бизнесы, с директорами, контрагентами, активами. И по своему опыту скажу, что, к примеру, в 2016-2017 годах активно заходили в процедуру банкротства предприятия, которые оказались под давлением долговой нагрузки, возникшей ввиду неоплатных кредитов, бравшихся еще в 2011-2012 годах. Ведь когда-то они заходили под ставку в 15% годовых, а потом в 2014 году произошел скачок курса, банки увеличили ставки до 30-40%, не всем рефинансировали валютные обязательства в рублевые. И в то время как твоя выручка в рублях не изменилась, валютное обслуживание кредита поменялось принципиально. То есть предприятия подошли к процедуре банкротства не потому, что вывели активы или неразумно распорядились имуществом, и это не всегда результат какой-то одномоментной сделки. Причина в долговом навесе, возникшем из-за валютных кредитов ввиду изменившихся ставок. Плюс сам экономический спад, повлекший снижение оборотов бизнеса в целом.

– Можно ли еще спасти предприятие, находящееся на пороге банкротства?

– Можно, но нужно ли? Всегда есть точка невозврата. И не надо спекулировать социальными понятиями. Вряд ли мы такие богатые, что можем позволить себе финансировать все убыточные предприятия, которые тянут экономику ко дну.

Ведь у нас как все происходит? Каждое маленькое предприятие кладет свой взнос в общую кубышку. И если оно этот взнос не кладет, то кубышка не наполняется, и все плохо. Если это частное предприятие и ты как его собственник имеешь какой-то другой доход и можешь часть своих денег оттуда перенаправить сюда, то, пожалуйста. Но если это государственное предприятие, то здесь государство должно принимать решение перераспределять ресурсы в пользу таких вот экономических аутсайдеров либо нет.

– В Беларуси руководство страны нередко не хочет «банкротить» госпредприятия в том числе и из-за возможного роста социальной напряженности. Тысячи людей могут в данном случае остаться без работы, что тогда делать?

– Да, есть районы, они часто дотационные, где на предприятиях работает немало людей. И, понятно, это сложная ситуация, когда эти люди вдруг окажутся без работы. Ситуация сложная с точки зрения местного рынка, рынка труда и каждой отдельной семьи, член которой работал в данной организации. Поэтому уже в банкротстве, например, вся концепция плана ликвидации направлена на то, как «не разобрать» по кускам, а как сохранить имущественный комплекс, как этот механизм перезапустить в руках нового будущего собственника. Вот в этом пределы социальной ответственности, которую мы преследуем в том числе в процедуре банкротства.

То есть попытка посмотреть на этот имущественный комплекс если не с точки зрения санации, то потенциального сохранения, продажи и передачи как будущего бизнеса, очень важна и нужна. В этом заинтересованы как кредиторы, так и местные власти, и люди, которые там проживают. Им ведь все равно, кому оно принадлежит, лишь бы оно работало. Банку тоже все равно кого кредитовать, если этот субъект платит.

– Есть ли отличия у нас между тем, как заходят в процедуру банкротства государственные предприятия и обычный частник?

– У государства всегда достаточно механизмом по стимулированию экономической деятельности: отсрочки, рассрочки, директивное кредитование, масса способов поддерживать на плаву то или иное предприятие. И если уже миллионы или триллионы кинули в предприятие и все как в бездонную бочку утопили, то тогда принимается решение о том, что нужно что-то предпринимать, разбираться, ставить точку. Конечно, все это длится гораздо дольше, чем в ситуации с предприятием какого-нибудь частного собственника. Весь процесс принятия непростого решения может растянуться на годы. Госпредприятие будет стагнировать, его будут потихоньку подпитывать, применять разные способы поддержания на плаву. Но нужно ли это?

– Является ли санация действенным механизмом отработки неэффективных предприятий?

– Нужно понимать, что санация, как процедура, направленная на восстановление платежеспособности предприятия-должника – это «оne way ticket». Нельзя зайти и также легко выйти. Зайти можно, а выйти в большинстве случаев уже невозможно. Ты или оздоровился, или умер. Это долгая и дорогая процедура, которая лишает собственника практически всех инструментов влияния на ситуацию. Поэтому не надо думать, что санация это просто.

– То есть по-хорошему санаций много быть не может?

– Да, если их резко становится много, что-то здесь не то. А их резко стало много в один момент. Тогда по указу Лукашенко порядка 400 сельскохозяйственных организаций оказались в процедуре экономической несостоятельности, и в отношении ста из них были приняты решения о санации.

А если мы сегодня посмотрим на дела, рассматриваемые экономическим судом Минска, то увидим, что там всего четыре санации, при этом экономический суд столицы судит половину экономики страны.

Почему так? Когда мне звонят и говорят: вот у меня розничный бизнес, ларек, фирма, не важно, у меня временные трудности и нужна передышка, давайте проведем санацию. Я отвечаю просто: нет.

Надо понимать, таких небольших бизнесов тысячи, они быстро появляются, они должны и умирать быстро, чтобы, скажем так, не засорять экономическую среду. А вот если на предприятии действительно есть коллектив, технологии, где есть перспектива, такие субъекты хозяйствования целесообразно рассматривать как потенциально санируемые. То есть предприятие должно быть технологически перспективным. А если у тебя станки 1948 года, то и санировать кроме стен здесь нечего. Сегодня в поле проще построить и запустить завод, чем это сделать на площадях 70-80 годов постройки, его дешевле и содержать, и отапливать и т.д. Просто стены со станками – это не бизнес, это то, что должно отмирать. И чем быстрее, тем лучше. Это лучше для их контрагентов, для работников, которые не будут ждать чего-то и нищенствовать, пусть лучше они пойдут переучиваться. В общем, это лучше для всех.

– И последний вопрос. Чего стоит ждать в ближайший год? Какой прогноз?

– Думаю, будет динамика на снижение обращений с заявлениями о своей экономической несостоятельности. И это будет вызвано двумя факторами. Стабилизацией на финансовом рынке, снижением банковских ставок, активацией экономической деятельности.

И второе: достаточно много заявлений о банкротстве в прошлом году направлялось из страха не сделать это своевременно, потому что несвоевременная подача заявления несла автоматически субсидиарную ответственность в отношении собственников бизнеса. Сейчас с принятием декрета №7 этот страх будет нивелирован, а значит и в суды никто торопиться не будет.