Как борисовчанку удочерили в США

До 2004 года белорусских детей могли усыновлять в США, Германию, Израиль, Ирландию и другие страны.

Снимок, который изменил жизнь Наташи, давно и глубоко запрятан в семейный альбом. Когда ей исполнилось 11 лет, к ним в интернат в Борисове приехали миссионеры из Америки, пишет tut.by. Это был последний день перед их отъездом. У дяди Толика, руководителя группы верующих, на пленке оставался всего один кадр. Он предложил сфотографироваться, девочка согласилась. Гости вернулись за океан, просматривали снимки. Дошли до карточки с кареглазым подростком, и Ирина, сестра Анатолия обронила: «Это будет моя дочка». Все посмеялись, но она не пошутила. Вот уже 14 лет Наташа зовет ее мамой.

Сейчас Наташе 25. С мужем Брониславом они живут в небольшом городке Вестбрук рядом с Портлендом. У них два сына — одному 6 лет, второму 7 месяцев. Она не против назвать свое настоящее имя, но от фото отказывается.

До 2004 года белорусских детей могли усыновлять в США, Германию, Израиль, Ирландию и другие страны. Сейчас международное усыновление разрешено лишь в те страны, с которыми согласована процедура усыновления и есть гарантии на уровне правительства. На данный момент такая страна одна — Италия.

«От нашей квартиры до интерната было минут 10, но мама ни разу ко мне не пришла»

— Меня удочерили летом, тогда мне уже было 12 лет, — возвращается в то время Наташа. — Помню, перед отлетом мы с Ириной и ее мужем Двином пошли на базар, и я подумала: как классно — я с родителями, а не с кучей детей и воспитателем. С того дня я стала называть их мамой и папой.

— Так просто?

— Недавно мама рассказывала: ей было очень тяжело обращаться к родителям Двина словами "мама" и "папа". У меня после свадьбы такой проблемы не случилось. Наверное, у детдомовцев нет привязанности к этим словам.

Сейчас Наташе 25. С мужем Брониславом они живут в небольшом городке Вестбрук рядом с Портлендом. У них два сына — одному 6 лет, второму 7 месяцев. Мы общаемся по скайпу. Она не против назвать свое настоящее имя, но от фото отказывается. У Наташи большие глаза, волосы локонами спадают на плечи. Родилась она в Борисове. Ее мама и бабушка выпивали, поэтому в восемь лет девочку забрали в детский дом. Сначала в Воложин, потом в Борисов — поближе к семье. Надеялись, родные одумаются.

— От нашей квартиры до интерната было минут 10 ходьбы, но мама ни разу ко мне не пришла, — возвращается в то время собеседница. — Воспитатели отпускали меня домой проведать бабушку и прабабушку, которых я очень любила.

В интернате Наташа жила в комнате на четверых, хорошо училась и не мечтала, что кто-то когда-нибудь ее удочерит. Все, рассуждала она, хотят грудничков, их можно воспитать по-своему. А кому нужен подросток со сформировавшимся характером?

— В нашем детдоме в основном были ребята с первого класса и старше, поэтому найти новых родителей никто особо не надеялся.

«И это было новое: кто-то заботится обо мне»

Ирина родом из Казахстана. В 1990-х с общиной баптистов она эмигрировала в США. Двин — американец. В церковь Наташа начала ходить еще до знакомства с ними. Когда-то ее впечатлили американские волонтеры, которые организовали лагерь для воспитанников интерната.

— Эти люди показали мне живую веру, — воодушевленно рассказывает она. — Представь, молодые ребята не пожалели каникул и за свои деньги со взрослыми прилетели к нам через океан. Им выделили несколько комнат в общежитии, мы рядом жили и вместе играли.

Девочка периодически стала ходить в баптистскую церковь на собрания. Тут она впервые увидела будущих родителей.

— Ирина и Двин прилетели из Штатов на пару недель, — она и сейчас в деталях помнит тот день. — Во время проповеди они сели рядом и протянули мне нашу с дядей Толиком фотографию. Я удивилась: «Откуда она у вас?», но мы так и не поговорили. Потом они часто заходили в интернат, но не решились сказать, что хотели бы забрать меня с собой.

Поговорить с девочкой взялась тетя Лариса — борисовская знакомая семьи, которая часто бывала в детском доме и дружила со многими воспитанниками.

— Они боялись, я не соглашусь, а я послушала и ответила: «Да». Ответила очень спокойно, хотя внутри всю трясло. Вот так живешь, никому не нужен. И тут появляются чужие люди, которые готовы поделиться с тобой своей любовью. «Как такое возможно?» — не понимала я.

Второй раз Ирина и Двин приехали в Беларусь зимой. Наташа заболела, и они забрали ее к тете Ларисе.

— Помню, как проснулась ночью от сильного кашля, — Наташа возвращается на много лет назад. — Мама встала, нагрела чаю и пришла меня поить. И это было новое: кто-то заботится обо мне. Переживает, тепло ли мне.

Тогда же девочку предупредили: вместе с ней семья хочет усыновить и Андрея — еще одного воспитанника интерната. Он был на три года младше, до этой новости Наташа даже внимания на него не обращала.

— Всегда мечтала, чтобы у меня был кто-то младший. Поэтому, когда узнала про Андрея, приняла роль его старшей сестры, — улыбается Наташа. — Постоянно приставала: «Когда ты последний раз зубы чистил? А носки постирал?». Как-то уже с родителями мы пошли по магазинам, а Андрей маленький, ему все трогать охота. И мне так неловко стало за его поведение, давай бить его по рукам: спрячь в карманы. Ирина остановила меня и говорит: «Давай я буду за ним следить, ведь я его мама». И потихоньку она у меня эту функцию забрала.

— А Андрей что?

— Думаю, ему и самому нравилось мое внимание. Сложно представить, что скоро брату будет 24, в апреле он у нас женится.

А тогда ребята только готовились к жизни в Штатах. Перед вылетом Наташа для себя решила: она не должна разочаровать родителей. Учиться планировала на «отлично», а еще, пока в Беларуси, разобраться с зубами. Тетя Лариса как-то обронила: стоматолог в Америке — это очень дорого. Девочка ужаснулась: «У меня же 10 дырок», стала бегать в поликлинику. Вспоминает: два канала ей делали без всяких заморозок. Она терпела, знала — надо.

— Самое обидное, когда прилетели в Америку, один зуб начал сильно болеть. Меня завезли к врачу, он покачал головой: «Нужно переделывать».

«Тут я впервые почувствовала, что достойна любви»

В Штаты Наташа улетела летом. Бабушка в январе умерла, а с родной мамой они не были близки. Первые дни на новом месте девушка почти не помнит. Родные говорят, это шок.

Иллюстрации: Анастасия Ковалевская.

С новой мамой у Наташи появилась новая жизнь.

— За год до меня миссионеры забрали из интерната Дениса — моего троюродного брата. Мама рассказывает: я, когда его увидела, повисла на нем и разревелась. Странно, ничего из этого не помню.

С мамой, папой и Андреем у девушки появились еще брат и сестра: Рома и Анастэйша — родные дети Ирины и Двина.

— В интернате воспитатели повторяли: в Америке Андрей будет держаться за твою юбку, — возвращается в те дни собеседница. — Но все оказалось совсем не так. Мы с ним очень разные. Я тихая, задумчивая, а он веселый и открытый. С первых дней я сдружилась с Ромкой, ему тогда было два года, а Андрей — с шестилетней Анастэйшей.

— Чувствовали разницу в отношении — они родные, а вы нет?

— Нет, — отвечает Наташа. — Мама всегда говорила, родные дети родились у нее физически, а мы с Андреем — в сердце.

Первое время в новом доме Наташа старалась быть незаметной, боялась помешать.

— Тут я впервые почувствовала, что достойна любви, — делится она переживаниями. — Раньше я считала: если я родилась в семье пьяниц, значит, стану такой же. Некоторые воспитатели, когда злились, говорили девочкам: ты — как мать, не жди в жизни чего-то хорошего, твои дети тоже придут в интернат. Когда ты ребенок, эти слова очень ранят. Но моя новая семья дала мне понять: я не плохая и не виновата, что росла среди алкашей.

А еще Наташа любила, когда мама заходила к ней перед сном «спинку почесать и поболтать». С папой отношения складывались по-другому.

— Дома и в интернате меня воспитывали только женщины, а тут вдруг появился мужчина, — делится она наблюдениями. — Как себя с ним вести, я не знала. Стеснялась, но относилась уважительно. Стала наблюдать, какую роль он играет в семье. Двин очень открытый, мог подойти, приобнять. Русский он знал плохо и, когда говорил, делал кучу ошибок. Я его поправляла, мы начинали смеяться. И это нас очень сблизило.

И только старые страхи о себе напоминали.

— Помню, когда семья собиралась за ужином, мы, дети, быстро ели и убегали играть. А взрослые оставались за столом — сидят, смеются. И у меня сразу паника: наверное, кто-то сейчас напьется. С моей белорусской матерью так было всегда. Если хохочет — значит, пьяная и сейчас мне придется вести ее домой. И я периодически приходила в комнату, где сидели взрослые, и проверяла, что у них на столе. А они — верующие, вообще не пьют. Я долго не могла понять, что такое бывает. Боялась, все повторится.

«Когда у меня родился сын, мне захотелось поехать и сказать родной матери: „Я тебя прощаю“»

В Америке Наташа очень старалась походить на других девочек. Поменяла прическу, гардероб, взялась за иностранный.

— Первый год в школе у меня был всего один урок — английский, — вспоминает она. — Сразу я знала только главные фразы, которые мама выписала нам с Андреем на листочках. Брату язык давался проще, и через шесть месяцев он уже свободно общался.

Наташе потребовалось чуть больше. Кстати, чтобы в следующем году пойти на занятия с ровесниками, все лето каждый день она штудировала программу 7-го класса, учебу в котором временно пришлось отложить.

— К началу учебного года я принесла директору тетрадки с упражнениями, он посмотрел и разрешил пойти сразу в 8-й класс, — вспоминает Наташа. — Учеба мне давалась легко. После школы я хотела стать радиологом или стоматологом, но вышла замуж, и планы поменялись. Мой муж программирует противопожарные системы. Он посчитал: его зарплаты на жизнь нам хватит, и мы решили: я буду дома. Я всегда мечтала заботиться о детях и семье. Хотела доказать себе: в моей жизни все будет хорошо.

Наташа не скрывала от родной матери, что ее хотели удочерить. Та не верила, но позже, когда девочка уехала, стала ей писать.

— Меня не удивило ее первое письмо, я знала: она в тюрьме, трезвая — а значит, был шанс, что подумает обо мне, — рассказывает девушка. — Мать извинялась, пыталась объяснить свои поступки. Говорила: учись хорошо, слушайся родителей. Не знаю, почему она думала, что я приму ее советы.

Мать освободилась, и письма перестали приходить.

— Сначала я на нее злилась, потом мне было все равно. И только когда у меня родился сын, мне захотелось поехать и сказать ей: «Я тебя прощаю».

Они встретились в прошлом октябре. Разговаривать было не о чем. Дочь сказала, что готова к общению, оставила контакты. С тех пор о матери она ничего не слышала.

— Я молюсь о ней, — говорит Наташа. — Часто думаю, почему Ирина и Двин тогда выбрали меня, и не нахожу ответа. Бывает, вечер, муж с детьми играет в зале, я на кухне. Из духовки пахнет едой. И у меня на сердце такая благодать. Думаю, у Бога был на меня план, он дал мне шанс, чтобы начать с меня новое дерево нашей белорусской семьи.