Минчанин: Выселил «замечательного» соседа — оказывается, это возможно

Есть люди, которые готовы тратить свое время, чтобы исправить то, что они считают неправильным.

Минчанин Виктор Пажиток считает себя неравнодушным горожанином. В интервью onliner.by он рассказывает, почему уверен, что бороться за справедливость можно и нужно хотя бы потому, что хороший пример может стать заразительным:

«Есть люди, которые готовы тратить свое время, нервы, силы, чтобы исправить то, что они считают неправильным, невозможным, просто небезопасным. Вероятно, меня можно отнести именно к таковым. История про «замечательного», но мешающего жить соседа завершилась в первых числах марта. Теперь можно выходить на лестничную клетку без опасений услышать продолжительные тирады нецензурной брани, а под окнами двигаться, не страшась падения на голову различных предметов и бытового мусора.

Для этого потребовалось без малого два года ежедневной борьбы и противостояния. Совершенно незаметно для себя я стал тем самым «неравнодушным горожанином», которому одни говорят спасибо за принципиальную позицию, но большинство до сих пор считает жалобщиком, нытиком и тем, кто не может жить в гармонии с соседями. Хотя лично я уверен, что желание добиваться справедливости — очень важное качество, а обязательное условие гармонии — возможность, чтобы все участники процесса получали удовольствие от жизни, а не терпели.

Как мне удалось сделать то, на что другие люди тратят десятилетия? Думаю, вам эта история может показаться интересной.

На каком-то этапе этой «войны» мне стало совершенно очевидно: обращения в органы правопорядка и прокуратуру приносят мало результатов. Возможно, причина в законодательстве, возможно — в неповоротливости системы. Факт остался фактом: ни участковый, ни периодические рейды милиции — ничего не смогло оказать деятельного воздействия на нарушающего нормы общежития соседа.

Максимум, чего удавалось добиться: сотрудники милиции увозили его — разбушевавшегося, нетрезвого и угрожающего — в отделение, где он проводил ночь. Но уже утром и орущая музыка, и пьяная компании во главе с нарушителем спокойствия возвращались.

Оставалось действовать единственно возможным в данной ситуации способом и строго в правовых рамках. Было известно: срок проживания соседа в выделенной ему в качестве подменного фонда квартире истекает в конце декабря. Поскольку, несмотря на наши с соседями активные протесты, договор с ним уже продлевался полгода назад, исключать вероятность еще одной «пролонгации» было бы опрометчиво.

Действовать надо было решительно и активно: оказаться на личном приеме у одного из руководителей города было непросто, однако чиновники всех прочих уровней не смогли помочь сколь-либо продуктивно.

Страха перед «высокими кабинетами» я не испытываю. Там выслушали мои аргументы, попросили оставить ксерокопии всех полученных ранее из различных ведомств (от прокуратуры до санстанции) документов для детального изучения вопроса. Сказали: ожидайте ответа в сроки и в форме, установленные законодательством.

Параллельно и, собственно, вновь по моей инициативе развивался и судебный процесс: администрация района выступала истцом, стремящимся расторгнуть с соседом договор найма до срока его истечения. Даты судебного заседания переносились в связи с неявкой соседа, а в личных беседах сотрудники ЖЭУ и районной администрации выражали сомнения относительно того, что суд примет решение «о выселении без предоставления иного жилого помещения» в отношении человека, который имеет инвалидность. Так закончился 2017 год.

В начале текущего года я получил письма от руководителей района и города, в которых сообщалось: договор с соседом продлеваться не будет. «Свершилось?» — робко спросил мой внутренний оптимист. «Подожди радоваться!» — возразил ему внутренний пессимист и был прав. Право на проживание в квартире почти в центре Минска Ш. утратил в конце 2017 года, но в январе продолжал там находиться.

В прошлой статье я выражал сомнения относительно того, что суд сможет принять решение о выселении инвалида, пусть и неоднократно судимого, превратившего данную ему квартиру в притон, на улицу. Я ошибался: резолютивная часть постановления суда была именно таковой.

«Ну сейчас-то точно!» — осмелел внутренний оптимист, пессимист же пребывал в свойственном ему состоянии духа. Как вы понимаете, не зря.

Несмотря на принятые всеми инстанциями непротиворечивые решения, сосед продолжал соседствовать с нами до начала весны. Он имел право подать апелляцию, однако не реализовал его. Надо было дожимать.

По истечении всех сроков реализации процессуальных норм и правил, а также после моих звонков в отдел принудительного исполнения была назначена дата выселения (она, к слову, тоже переносилась: Ш., естественно, не получал повестки, высылаемые ему заказными письмами).

В предпраздничный весенний день Ш. выселили. Сам этот процесс занял чуть более часа; родственники, которые, надо отдать им должное, как могли, на протяжении почти двух лет нашего с соседом «сожительства» поддерживали последнего, забрали его к себе. Исходя из того, что я видел в день «великого отъезда», предполагаю, что именно так и закончилась эта история. Вы наверняка скажете, что причина нашей маленькой победы — особенные условия, по которым был прописан сосед, и львиная доля удачи. Я возражу: уверен, что победа в этом деле — результат моей последовательности и поддержки соседей, которые также решили, что не хотят больше терпеть этот беспредел.

В качестве доказательства вот вам еще одна история. «Проблема» с соседом не была единственной все это время. Деятельная натура не давала покоя: когда у тебя появляется свое жилье, ты качественно иным образом относишься к тому, что не упало с неба.

Район, в котором мне и моей семье посчастливилось приобрести квартиру, — это район с «историей» в отдельные годы советского прошлого, даже с историей криминальной. Здесь темно. Везде. Пять пролетов по два дома, в каждом — по двору, по центру — школа. Все это, увы, не освещалось вовсе.

Фасадное освещение — здесь проектами 1960-х годов предусмотрено исключительно таковое — не работало: фонари есть, им лет 30, и почти столько же они, наверное, не работают. Люди многие годы ходят с карманными фонариками, не думаю, что это удобно в частности и допустимо в целом. Однако все привыкли, никто не звонит и не пишет. Я мириться с этим был категорически не готов и не согласен. Купив квартиру, обретя и потеряв «замечательного» соседа, решил, что фонарь над моим подъездом должен гореть непременно.

Один фонарь. Один.

Я стал звонить и писать. Восстановить фонарь фасадного освещения, казалось бы, не задача непосильной сложности, однако ее решение заняло более четырех месяцев. Официальные письма сообщали: планируем провести тендер, закупить лампу, заказать автовышку и… будет свет! Предполагая, что этот процесс затянется, я записался на прием к руководителю профильной городской службы.

Звонки и переписки — настойчивость в этом вопросе, как я убедился, — это один из залогов результативности — заняли период с августа по ноябрь. В конце ноября из своего почтового ящика я достал очередное письмо, в нем, в частности, сообщалось, что и фонарь приобретен, и техника для его установки заказана. Надо — так и написано — подождать. Подождать на этот раз «благоприятных погодных условий». Я взял телефон и начал звонить: ЖЭС, ЖЭУ, администрация района, администрация города. Никто не мог точно сказать, «благоприятные погодные условия» — они какие, случатся ли раньше мая или, может, в середине января?

Видимо, я был достаточно убедителен в своих диалогах с «ответственными за фонарь лицами». Возможно, повлиял тот факт, что, уже закипая, сказал, что если в течение двух часов не будет света, то я поименно назову виновников его отсутствия высокому городскому начальнику, который неоднократно меня уверял, что освещение «обязаны уже были установить». Быть может, этот аргумент стал решающим, не могу утверждать.

Однако есть факт: несмотря на валивший снег и прочие штормовые предупреждения, фонарь над моим подъездом установили в тот же вечер. За полтора часа.

Он светил верой и правдой. Почти год. Потом погас навсегда.

Других фонарей во дворе не было, наступала зима и сопутствующая ей глубокая и ранняя темнота. Что вновь начал делать я? Да, в очередной раз «коммуницировать» с чиновниками как с лицами, принимающими решения.

В этот раз я не мелочился: есть вероятность того, что в обозримом будущем наш ребенок пойдет именно в эту школу, путь к которой пролегает по темным дворам. И я решил для себя: «последний раз» стану «писать и звонить», но постараюсь сделать так, чтобы долгие годы неработающие фасадные фонари вдруг и ярко загорелись.

Не стану утомлять рассказами о переписках и перезвонах, отмечу лишь, что значимой и более чем эффективной инстанцией стал Комитет госконтроля. Но верно и правильно ли это — для того чтобы «восстановить фонари», обращаться в Госконтроль? Думаю, что так быть не должно.

Сегодня фонари восстановлены и горят. Не факт, что наш ребенок пойдет именно в эту школу, но, думаю, всем, кто ее посещает, стало гораздо комфортнее. Для меня совершенно понятно, что и фонари перегорят, и очень скоро в квартиру Ш. заселят нового соседа, и не факт, что он не будет «замечательнее» прежнего.

Для меня совершенно понятно и другое: надо действовать, надо звонить и писать, надо «просто настаивать» на том, на что имеешь право, в особенности если право это точно коррелирует с понятием «безопасность». Пусть я скандалист, пусть имя мое становится притчей во языцех в местных ЖЭС и ЖЭУ, но горят фонари, а моя семья, надеюсь, в относительной (насколько это возможно в большом городе) безопасности.

И ради этого — снова, вновь, опять — я, наверное, готов «и звонить, и писать».