Известный дизайнер вспомнил свою молодость, а также оценил логотипы белорусских клубов.
Известный белорусский художник и дизайнер Владимир Цеслер, участвовавший в разработке «Ё-мобиля», в своем творчестве обращается к совершенно разным темам. Спорт – не исключение. Журналист «Трибуны» Тарас Щирый встретился с Владимиром Яковлевичем и записал на диктофон несколько крутых историй про детский спорт, добродушных минских хипарей и фехтовальщика, который привозил пластинки, а заодно предложил оценить логотипы белорусских клубов. Дизайнеру понравились далеко не все.
* * *
– Владимир Яковлевич, встретиться с вами хотелось давно, но у вас не получалось. Приходится так много ездить?
– Все против моей воли, конечно. Я не люблю никуда ездить. Больше времени, конечно, провожу в Минске, хотя часто отъезжаю. Для меня дорога, перемещение – страшная вещь. И не потому, что я так привязан к месту, а потому, что именно дорога – стрессовая ситуация. Очень много какого-то бестолкового ожидания, бесцельного времени. Оно убегает в очередях, поездках. Это особенно чувствуют люди, которые любят работать.
– И чем вы занимаетесь в дороге: делаете наброски, мыслите?
– Мыслю, наверное. Кто-то берет с собой лэптоп. На нем можно поработать. Он у меня есть, но я им не пользуюсь. Обычно все мысли в башке держишь. Благо хороших не так много, поэтому их легко запомнить.
– Вы ведь из тех людей, которые могут себе позволить работать, когда хотите и во сколько хотите. У вас нет графика среднестатистического белоруса.
– Я, наверное, нахожусь в той стадии творческого человека, для которого работа важнее всего. Так что я не могу себя заставлять. Наоборот. Работа приносит мне удовольствие. И я не могу бежать от нее, отдыхать от нее. Я поэтому и в отпуск никогда не езжу – не люблю.
Я бы, наверное, не смог работать по жесткому графику. Но, думаю, работаю больше среднестатистического белоруса.
– Во сколько ложитесь спать?
– Как захочу.
– В час после полуночи?
– Примерно в это время. Раньше всю ночь работал, а сейчас стал чувствовать, что тяжело так работать. По молодости, кстати, я больше гулял. Гуляния, тусовки были основным родом деятельности.
- Время на то, чтобы включить телевизор, у вас есть?
– Он у меня работает. Но я его не смотрю, а слушаю. Есть великолепные фильмы, мне люди их советуют посмотреть, а я не могу сесть и два часа отдать на кино. Даже если это хороший фильм. Тогда я просто ничего не успею.
- Олимпиада мимо вас прошла?
– Ну да, хотя я наслышан про наших фристайлистов. У нас вообще хороший фристайл в Беларуси. Пожалуй, один из немногих хороших видов спорта в нашей стране. Мне кажется, я лично был знаком с отцом Алексея Гришина. Еще есть один дружок Максим – тренер по фристайлу. Мы с ним когда-то в Гурзуфе отдыхали. Минск – это ведь одна большая тусня. Отец Гришина, если не ошибаюсь в человеке, занимался фотосъемкой, но потом ушел из нее.
- С кем еще из спортсменов жизнь сводила?
– Я знаком со знаменитым борцом Александром Медведем. Нас свел журналист, создатель музея «Дудутки» Евгений Доминикович Будинас. Мы в Крыму отдыхали. Там Медведя Будинас и встретил. Отдыхали вместе немного. Это была встреча на море.
- Было ощущение, что перед вами машина?
– Нет. Я о людях по мозгам сужу, а не по чему-то другому. Медведь оставил впечатление абсолютно нормального человека. Да и с ним дружил Будинас, а Будинас лишь бы с кем не дружил. Потом еще несколько раз пересекались.
Еще знаю лично конькобежца Игоря Железовского. С ним свел музыкант Алексей Шедько. Они друзьями были. О Железовском только хорошее могу сказать. Очень приятный и интеллигентный человек. На самом деле, я многих знал спортсменов. Может, и сейчас с кем-то из них общаюсь. Просто никогда ни у кого не спрашиваю, кто и чем занимается. Для меня это неважно. Я тоже в душу не лезу и свои работы не показываю. Я когда-то выпивал с двумя классными чуваками, и лишь потом узнал, что они хоккеисты. Они об этом не говорили, а я и не спрашивал.
* * *
- Вы ощущаете какую-то значимость такого события, как Олимпиада?
– Раньше так было. А сейчас, как посмотрю, все стало очень политизировано. Короче, бедные спортсмены.
- Почему?
– Они очень много работают. Это, будь здоров, какой труд! Это пахота. Я не имею в виду деньги.
- Но у нас многие считают зарплату спортсменов, заявляют, что они получают ни за что огромные деньги, а результатов нет.
– Это личное дело. Я не люблю считать чужое. Мне как-то сказали, что Артемий Лебедев за создание логотипа Московского метро получил два миллиона долларов. Мне, честно говоря, по барабану. Я ценоопределением не занимаюсь. Но потом посмотрел, что сделала студия Лебедева, и вдруг понял, что все выполнено классно. Дизайнеры взяли советскую букву “М”, “потрогали” ее и сделали классной. Они на основе старого создали новое. После них она запела. Сколько она стоит – это уже третье дело.
Сегодня все приобрело какую-то негативную окраску из-за этого мельдония, всяких анаболиков. Я думаю, что допинг принимают все. На Западе – тоже. Люди принимают современные препараты, иначе ты не дашь результата. Но это уже игра политики и технологий. Допустим, как с самолетами? Вот как заставить нас перейти на «Боинг»? Сказать, что самолеты коптят, дымят и так далее. В результате их просто перестают принимать в аэропортах, и ты волей-неволей вынужден перейти на более новые. Допинг принимает весь мир. Просто кого-то вычислили, а других нет. А потом случится так, что наши научатся принимать препараты, которые не определяют, и будет все нормально. Но, думаю, это все сказывается на здоровье. Бедные спортсмены. Однако я ими всегда восхищался.
- Получается, спорт – это политика. А должен ли он ею быть?
– Это, конечно, неправильно, но он должен быть политикой. Спорт помогает узнавать нашу страну. У меня есть друг из Швеции. Его зовут Мортен. Он мне как-то сказал: “Когда я узнал про Беларусь? Когда ваша сборная выиграла у нашей в хоккей. Я сразу начал искать и интересоваться, что это за страна. Я поехал в Беларусь и мне понравилось. Страна – европейская, а менталитет похож на шведский».
- Это нормально, что правитель оказывает огромное внимание спорту?
– Есть такое, хотя результатов-то почти никаких.
- Нет обиды из-за того, что к спортсменам больше внимания, чем, к примеру, художникам?
– Это все естественно. Ведь спортсмены прославляют страну. А кто такие художники?
- Но ведь, к примеру, благодаря Ван Гогу и Рубенсу многие услышали про Голландию.
– Просто наше общество сейчас находится на таком уровне, что им вообще не нужны художники. А дизайн? Конечно, нет. Люди без него проживут прекрасно и нарожают детей, будут сытыми, машину купят. Но вот в чем дело: когда ты попробовал его, иначе жить не сможешь. Где бы ты ни использовал дизайн, главная его функция – изменить твое мышление, чтобы ты начал относиться к вещам совершенно по-другому и правильно.
***
- Присутствовал ли спорт в вашем слуцком детстве?
– Безусловно. Мы играли во все подвижные игры, какие только были. Они все были основаны на скорости, беготне и ловкости. Жили мы в частном секторе на улице 14 партизан, которая шла в сторону кладбища. К ней примыкали улицы Борисовца и Зеленая. Все друг друга знали. И детские игры проходили в определенном месте. Мы играли в городки, охотники и утку, штандер. Целый день был в бегах. А потом два старших брата одного из наших мальчиков поставили на улице турник. Чтобы пробежать мимо, ты должен был подскочить к турнику, отжаться или подтянуться. И все эти упражнения мы начали делать еще в детстве.
Помню, в детстве бегали кросс в Слуцке по полю, которое было на месте очень старого еврейского кладбища. Нам нужно было прибежать на финиш с бумажкой и кинуть ее в ящик. На ней записывалось время. И я вот эту бумажку потерял. Вернулся, подобрал ее и прибежал еще с хорошим результатом. Все это мне очень пригодилось в армии.
- Где служили?
– В войсках стратегического назначения Часть находилась между Белгородом и Харьковом. Суперрежимная, суперсекретная.
- Сколько подтягивались?
– Не помню. На пятерку нужно было 15 раз подтянуться. И я совершенно спокойно это делал. Когда сержант увидел, спросил: «А еще?» Ответил: «Так вы только 15 попросили. Не надо больше».
Я в армии был чемпионом гарнизона в стометровке два года подряд. Просто супер бегал. С нормами ГТО справлялся спокойно. В прыжках в длину занимал третье место. Они мне хорошо давались. Наверное, потому что хорошо бегал и хорошо разбегался. В армии я был подготовлен физически так, что лучше и не надо.
– Вы за эти успехи хоть увольнения получали?
– А зачем? Режимная часть. Ты никуда не пойдешь. Ближайшая деревня находилась в 14 километрах. Но в самоволку на день рождения в деревню бегал. Дембеля послали. Я тогда принес 18 бутылок вина, причем успел вернуться до отбоя.
После армии поступил в институт. У нас был парень по имени Федор, родом из Сибири. Физрук на нас все время косился, а когда увидел, что мы сдали нормативы ГТО на золотой значок, просто офигел. Говорил: «Как это так?! Я думал, вы раздолбаи!»
– Армия пошла вам на пользу?
– Не знаю. Но я не могу о ней зло вспоминать. Когда рассказываю, мне никто не верит. Когда у нас спросили: «Есть ли художники?», из строя вышло девять человек. Подумал, мол, нифига себе. Я даже не дернулся. Для меня было проще пробежать марш-бросок, чем сидеть и писать какие-то соцобязательства, которые я ненавидел. И целый год так прошаландил. А потом ротный влез в мое дело и все узнал.
* * *
– Культ какой внешности был в Союзе в вашу молодость?
– Так, как выглядели, допустим, музыканты группы Led Zeppelin. Вот такой был культ.
– Джинсы-клеш и длинные волосы?
– Тогда в обиход входила рок-музыка. И ее правильно запрещали.
– Почему?
- Она давала другое отношение к жизни, свободу, чего нельзя было делать. Запрещали по-всякому. К примеру, за увлечение рок-музыкой выгоняли из институтов. Но было понимание, что что-то случится. И этот рок, в хорошем смысле слова, эту систему хорошенько расшатал.
– Хиппи?
– Да. Помню, мы ездили на сейшны в Прибалтику. Я Таллинн знал даже лучше Минска. Там постоянная тусня была, собиралась молодежь со всего Союза. Я однажды познакомился с парнем, которого звали Костя Манго. Он мне рассказывал, что его папа – маршал, а он свой паспорт сжег. Однажды ехал под Лиду. И, смотрю, парнишка к нам на вокзале подходит и говорит: «Привет, меня зовут Звездочка. А где я вообще нахожусь?» Честно говоря, не помню, что это был за населенный пункт. Я ему объяснил, помог выбраться, дал пять рублей. И самое интересное, что в Таллинне я с ним столкнулся нос к носу. Увиделись – и заржали.
– Вы как-то рассказывали, что в вашей компании был фехтовальщик, который привозил из-за рубежа хорошие пластинки.
– Да, Андрей Былинский. Смешной такой – очень высокий. Я слыхал, что датский принц, когда Андрей выступал на соревнованиях в Европе, приезжал и болел лично за него. Он, наверное, выпадал из среды, был свободолюбивым парнишкой, что в Советском Союзе не приветствовалось. Он из Европы привозил очень хорошую музыку. Допустим, первый альбом Black Sabbath привез мне именно он.
– Он фарцевал?
– Былинский не фарцевал, но, слава Богу, были и такие люди. Они были важны. Но я не покупал ничего у фарцовщиков. Они ведь тебе продавали то, что у них есть, а не то, что ты хочешь. У меня были другие возможности. К примеру, друзья-иностранцы. Расскажу, к слову, как я в Минске познакомился с немцами из ФРГ. И они как-то осторожно начали разговаривать с нами о музыке. В моей юности, когда ты с кем-то знакомился, первым вопросом был: «А какую музыку ты слушаешь?» Это позволяло понять, есть ли у нас какое-то общее увлечение, сможем ли мы друг друга понять. И когда мы начали с ними общаться, они были в шоке – мы знали все. Немцы, кстати, интересовались, а вот шведы не очень. У меня один дружок как-то поехал в Швецию, так у него там спросили: «Ты откуда?» Он ответил: «Моя страна – самая большая, самая сильная страна в мире» – «О, так ты американец!» – «Нет, я из Советского Союза». В ответ он услышал: «Советский Союз? А что это такое?» Такое ощущение, что они ничего не знали.
Как я познакомился с немцами? Да они сами в Минске подходили. У меня друг был один. Из тех, кто гонял и бил волосатых. Гопник такой. Сначала вообще не понимал, о чем говорят в неформальной тусовке, но прислушивался, интересовался. И мы как-то по проспекту шли с ним в сторону круглой площади. И вдруг на мосту появились люди с какими-то котомками, с золотистыми длинными волосами. Я тоже был волосатый.
Увидев меня, они расплылись в радостной улыбке и сказали: «Здравствуй, человек!» Мой друг шел рядом, и потом сказал мне: «Видишь, тебя они назвали человеком, но ко мне ведь так не обратились. Почему?» Мне его даже жалко стало. Сильно он тогда задумался.
Андрей Былинский просто исчез. Вывалился. И я не знаю, как сложилась его дальнейшая жизнь. Может, переехал куда-то. Многих людей, с которыми когда-то общался, уже не встречаю. Многие друзья свалили.
– Где в Минске в начале 1970-х была главная концентрация неформалов?
– В сквере Янки Купалы. Это была интересная компания. Там были всякие люди – и творческие, и не только. Обсуждали разные темы.
– И спорт?
– Да. Но я никогда не спрашивал у них, кто и чем занимается. Просто говорили об интересах. Когда я показываю фотографии того времени, люди не верят, что тогда такое было. Просто не верили, что так можно было одеваться.
– Вас прогоняли из сквера, были драки?
– Такое было постоянно. Это же классно!
– Классно?
– Конечно. Раньше все было разграничено по районам. Названия у них были очень интересные. Я даже как-то хотел сделать футболки с символикой районов. Был, к примеру, район Абиссиния. Он начинался вот здесь (улица Первомайская – прим.) и шел к современной гостинице «Пекин», дальше – к Антоновской, к элеватору. Там жили цыгане. На Гвардейской был район Гвардейка. Немига тоже была отдельным районом. Я знал тогда там всех местных хулиганов. У меня в мастерской как-то был юморист Семен Альтов. И он рассказывал, что когда шел возле Октябрьской площади, то увидел хулиганов, каких-то рэкетменов. И он тогда сказал: «Ваши, честно говоря, в сравнении с нашими, питерскими, выглядят как отличники».
– Ваша физическая форма помогала убегать от милиции и хулиганья?
– Конечно. От милиции. Жил какое-то время в так называемом доме масонов. Там сейчас расположен музей театрального искусства. И с обратной стороны дома были ступеньки, по которым ночью мог только я взбежать, а милиционеры все падали. Раньше ведь могли прицепиться по любой причине. Из-за того, что выпивал, из-за того, что волосатый. Но меня нечасто задерживали.
Помню, когда учился в институте, мне пытались дать характеристику для какой-то поездки. Так парторг говорил: «Я не могу его никуда отпустить. Он своим видом всех людей напугает!» А один из преподавателей возразил: «С чего вы взяли? Был я в Западной Европе. И там тоже сидят на улице волосатые. Но если длинные волосы не мешают уличному движению, все нормально». Я не думаю, что хипари тогда несли какую-то опасность. Наоборот. Они были оторваны от всего.
* * *
– Вы считаете себя спортивным человеком? Не только физически, но и по духу.
– Наверное, да. Художник по-настоящему может состояться, если он здоров. Если нет здоровья, художник быстро угасает. Это самая сложная профессия. Можно сказать, что камни дробить тяжелее. Люди, которые работают, используя физический труд, устают. А работа художника – она изнуряющая, одержимая. И ты, если вцепился в нее, то не можешь работать по режиму, как все. Тебе здоровье дает основу, чтобы ты жил и работал.
– Работа художника входит в топ самых стрессовых?
– Думаю, да. Есть такое слово шуфлядка, означающее ящик стола. В России не знают такого слова. Оно польско-белорусское. И я у своего деда-механика всегда хотел залезть в этот ящик, где у него были припрятаны разные штучки. Мужики, как дети, любят разные пряжки, перочинные ножики. Я рылся там и нашел у него сетку для волос, которую используют во время сна, наусники и монокль. Но я никогда не видел, чтобы он его носил. Монокль обычно использовали вместо очков. Но я обнаружил, что в этом монокле стоит обычное стекло – не увеличительное. И я понял, зачем оно нужно было. Люди, которые занимаются умственной деятельностью, сильно подвержены стрессам. И они постоянно должны следить за своим состоянием. А монокль в таком случае становился своеобразным индикатором. Если ты нервничал, он у тебя выпадал. Это тренинг самого себя, чтобы следить за своим состоянием и успокаивать себя.
– На футбол ходите?
– Я однажды в Испании был на футболе. На юге страны, в районе Гибралтара, живет очень много британцев. И играли между собой «Порту» и «Селтик» (наверное, имеется ввиду финал Кубка УЕФА-2003, который принимала Севилья. Поддержать команду в Испанию поехало 80 тысяч болельщиков – прим.). И когда я увидел, что болельщики надели бело-зеленые майки, я понял, что все вокруг – британцы. «Порту» в том матче одержал победу. Думал, болельщики все громить начнут, а нет. Все было нормально. Хороший футбол был.
– Вы никогда не были заядлым болельщиком?
– Нет. А вот мои российские друзья – это хана! Они даже снимают кафе с экраном и идут туда смотреть игру. Один за «Спартак» болеет, раньше постоянно участвовал в каких-то драках, а второй – за «Зенит». И тут однажды приехал друг из Питера и повесил на красно-белый шарфик свой, зенитовский. Пауза была напряженная, но они все-таки не поругались.
– Тема спорта в творчестве вам интересна?
– Я всегда что-нибудь делаю о спорте. Вот, к примеру, недавно из из клюшечек звездочек сделал. Думаю, это шедевр.
– Это, может, проект логотипа к чемпионату мира по хоккею?
– Нет. Это просто для себя. Это мое видение. Кто я такой, чтобы мне предлагали выполнить такую работу?
– Владимир Цеслер – известный дизайнер, художник.
– А кто сказал, что для этого нужно быть известным? Для этого нужен блат. Вы не помните, как нас пугали хоккейным зубром? Ну как не стыдно было республике за такую ерунду?!
– За голову схватились, когда увидели талисман?
– Да я привык уже. Хотя на таком уровне это выглядит странно. Мой друг приехал из России, спрашивает: «А что это у вас за корова?» Говорю: «Не корова это – зубр». Он мне объяснял, что такой символ у нас выбрали из-за того, что с сельским хозяйством все хорошо. Но ему не понравилось, что корова что-то делает на льду. А так, говорит, корова – это прикольно.
– А вам не кажется, что зубр – это символ, который уже засален?
– Не кажется. Все дело в исполнении. Вот, к примеру, американская архитектура – Эмпайр-стейт-билдинг. Если нарисовать его эскиз, подумаешь, какая это гадость. Но когда ты видишь, как он сделан, построен – стоит снять шляпу.
– Вы про себя говорите, кто я такой, чтобы это делать, но ведь сами сделали логотип для «Белтелерадиокомпании».
– Да, но его ведь никто нигде официально не использует. Когда они мне предложили сделать логотип, ответил: «Я не думаю, что у вас плохие художники. Но вы же сами не дадите сделать хорошо. Обязательно буслика туда посадите, поставите красно-зеленый флажочек, добавите лавровую веточку». Так оно и вышло. Видимо, не понравился мой вариант, раз пользуются им на автобусах, а не на экранах.
– Самая ваша известная работа на спортивную тему – таблетки вместо колец. Придумали ее благодаря новостям?
– Конечно, столько разговоров об этом велось. Свое отношение я уже высказал в начале интервью. Бедные спортсмены. Таблетки – это было первое, что пришло в мою голову. Кружочки, кружочки – получается таблетка. Мне нужно было лишь найти изображение таблеток с прорезью. «Выкусил» их, собрал вместе. Вот и все.
– Понял. Кстати, у меня тут есть для вас несколько примеров логотипов белорусских спортивных команд. Хотелось, чтобы вы поделились своим мнением. Вот этот логотип «Цмокаў» раскритиковала дизайн-студия Артемия Лебедева. Сказали, что это дохлый дракон. А как он вам?
– Я не хочу, чтобы моя реакция повлияла на кого-то, но меня никак не цепляет этот логотип. Таких эмблем – тысячи. Думаю, можно было еще поработать, поискать что-нибудь в линиях баскетбольного мяча. Меня не цепляет.
– Это логотип БАТЭ – лучшей команды страны.
– Ух ты, желто-синие. Ничего. Неплохо. Однако можно было лишь как-нибудь флажок сделать подинамичнее.
– Это «Витебск».
– Чувствуется, что Витебск. Как можно совместить мяч и ратушу? Ну, если бы вместо часов поставили мячик, было бы совсем иначе. А так слабая штука.
– «Гомель»?
– Здесь изображен символ города?
– Да, рысь.
– Это рысь? А я думал, что овца. Что-то не цепляет. Когда это вижу, у меня не возникает никаких ассоциаций.
– Хорошо. Один из новейших лого – эмблема брестского «Динамо».
– Это уже более ясная эмблема, но ничего выдающегося здесь не вижу. Так, нормальная эмблема.
– Так выглядит лого могилевского «Днепра».
– Ничего спортивного. Мячик читается как цветочек… Пойми, мне не хочется оценивать устоявшиеся вкусы. Если не нравится мне, это не значит, что не нравится всем. Ведь кому-то не нравится то, что делаю я.
– Футбольный клуб «Ислочь» волка изобразил.
– Если бы мне сказали, что это байкерский клуб – я бы тоже поверил. Не могу сказать, что это шедевр. Я пока ни одной не увидел эмблемы, которая смогла бы цепануть.
– Ну, вот гродненский «Неман».
– Да, вот это хорошо, но над все равно нужно поработать. Это ясный, цельный и лаконичный логотип. Он действительно похож на эмблему футбольного клуба.
– «Слуцк»?
– Слишком много всего.
– Жодинский «Торпедо»?
– Неплохо, но я бы как-то над ним поработал. Лучшее, что я увидел, – это Гродно. Все остальное, скажем так, недотянуто. Это ведь эмблема футбольного клуба. Ее нужно уметь рисовать. Я вам попытаюсь объяснить. Есть у нас художник Толя Байрачный. Он прекрасно разбирается в оружии, наградах, знает все ордена. Но когда кто-то делает проект ордена, к нему никто не приходит. Идут к художнику, который, к примеру, окна раскрашивает. К настоящим специалистам в Беларуси никто не обращается. Востребована самодеятельность.
- Какие из футбольных эмблем вам нравятся больше всего?
– Мне раньше нравились эмблемы «Спартака», «Торпедо». Они мне казались ясными. Они мне нравились до тех пор, пока я не увидел американские клубы, пока не увидел целый цикл университетских маек, по которым понятно, что за ними история. Я увидел, как к этому относится страна, в которой ко всему относятся профессионально. Представляете, какая у них музыка? Какие исполнители? Какого уровня работа за ними стоит? Просто крыша съезжает. Принс, Майкл Джексон… Почему так? Потому что они пашут, а у нас – так себе.
- Что нужно изображать на эмблемах?
– Рецептов не даю. Важно, чтобы она зацепила традицию, чего у нас не любят.
- К вам обращались представители спортивных команд, чтобы создать эмблему?
– Я еще раз спрашиваю: кто я такой? Один из дизайнеров, увидев мою звезду из клюшек, написал: «К сожалению, у них там свои художники». Было бы мне интересно с клубами поработать? Да интересно все! Просто практика показывает: чем интереснее ты что-то делаешь, тем больше войн и «спрэчак» тебе придется выдержать.
- Хорошо. Идем дальше. Самым интересным проектом в белспорте, связанным с имиджем, в последнее время были «Белыя крылы» в футбольной федерации. Тогда поменяли форму сборной, нанесли на игровые майки орнамент.
- А чем она выделяется среди других? Только лишь тем, что здесь есть орнамент? Ну, так сейчас эти орнаменты используют везде, где только можно. Кто так, а кто-то – иначе. Если бы они хотя бы сзади провели красную полосу, а из орнамента сделали крылья, было бы интереснее. А так что тут такого? Да, судя по фото, я понимаю, что это белорусы. А кто они такие? Не знаю. Нет никакого эстетического удовольствия.
- А как вам использование в футбольной форме элементов вышиванки? Сейчас это модно.
– А эта мода уже прошла, и мне эта форма не нравится, потому что я видел много подобного. Тысячи похожих маек. Элементы орнамента, только по-разному расположены. Она ничем не цепляет.
- Хорошо, тогда как можно интересно вкрапить вышиванки в нашу форму? Может, дать его вертикальной полоской?
– Уф, ну это ведь кусок работы. Вы задаете профессиональный вопрос, на который сразу не ответишь. Нужно сесть и хорошенько подумать, покумекать. Но нужно так сделать, чтобы отличаться от всех. Ну, например, в орнаменте можно попытаться найти элементы, которые покрыли бы форму полностью. Как шахматная доска получилось бы. Не знаю. А почему сразу орнамент? Беларусь можно выразить через другие вещи.
- Какое вам сочетание цветов в форме нравится больше – красного с зеленым или красного с белым?
– Дело в том, что это символика флага. И если эти цвета обязаны быть на форме, то так должно быть. А то, что этот флаг притянули за уши за два часа, что над ним никто не думал, об этом не говорят. Я видел красивые красно-зеленые формы. Все зависит от профессионала, который делает дизайн. Но в красно-белом сочетании вижу больше ясности.
- Спортсмены обязаны выступать в форме национального флага?
– Послушайте, спортсмены ничего не обязаны. Спортсмен должен лишь выступать, давать хорошие результаты, а страна обязана позаботиться о том, как ему выглядеть. Форма не может нести случайный характер, быть такой, потому что так кому-то захотелось. Она должна быть абсолютно верной и точной. И одному человеку сделать ее такой не под силу. Мне кажется, здесь должны быть подключены какие-то социологи, специалисты, которые должны будут описать, какие символы могут присутствовать на форме, рассказать о цветах, которые работают, а такие – нет. Дизайн возник в 1920-х в США. И умные люди тогда сели вместе и подумали, почему дорожные знаки должны быть такими, а не другими, почему синее должно лежать на белом? Оказывается, потому что читается лучше всего. Это определили социологи, инженеры, психологи…
Кстати, посмотрите, какие сейчас в Минске начали строить дома. Зачем нужно было сносить прекрасные дома, освобождая место под строительство? Какая-то ерунда. Я не могу шрифт прочесть, разобрать номер здания. А ведь он должен быть ясным, номер и название улицы должны прочитываться издалека. Так что сделать одному человеку такие вещи не под силу. Этим делом должна заниматься креативная команда. А в том, что я только посмотрел, профессионализма не увидел.
- Вы затронули вопрос архитектуры. Вам нравился старый стадион “Динамо”?
– Да, нравился. Но сейчас вижу, что они сохранили арочки, лепнину. Это правильно. Я не знаю, что там получится в итоге, но соединение старого и нового – это нормально. Мне, к примеру, нравилось здание старого вокзала. Ведь могли оставить фасад зданий с колоннами и встроить в него стекляшку, как делают в Прибалтике. Но все это нужно уметь делать. А кому мешал кинотеатр «Беларусь»? Было красивое здание, но его снесли и поставили стекляшку. Вам что, пустырей мало? Жалко, что здание второй больницы снесли. Мне кажется, это было достаточно конструктивное историческое строение. Жалко и Московский автовокзал.
- «Борисов-Арена»?
– Это интересно. Но я ошалел от того, какой стадион сделал в Пекине Ай Вэйвэй. Просто красота. Гениально.
* * *
- Цеслер – это все-таки бренд. Сколько у него стоит заказ?
– Неважно. Меня вот попросили сделать что-то для детского «Евровидения». Получилось три суперэскиза. Их нужно было только доработать. Но мне даже не ответили. Ничего. Тихо – и все. Как у нас положено.
- Если футбольный клуб БАТЭ решит сделать ребрендинг и попросит у вас новый логотип…
– Я, конечно, помогу.
- Это будет стоить больше тысячи долларов?
– Наверное. Мне мастерская обходится в четыреста долларов в месяц. Я плачу больше всех художников в городе. И только из-за того, что у меня на два лишних метра больше.