Санкции навсегда

Мир окончательно перестал понимать Россию.

Недавняя одновременная высылка 139 российских дипломатов из 24 стран — событие неординарное. Особенно если учесть, что предпринята она не в ответ на какие-то провокационные действия в отношении самих этих государств, а в знак солидарности с Великобританией, обвиняющей Россию в покушении на своей территории на жизнь бывшего разведчика Сергея Скрипаля с использованием боевого отравляющего вещества.

Сейчас модно говорить о происходящем как о новой холодной войне — и я давно отмечал, что изменившийся тип отношения России к миру подпадает как раз под это определение. Однако, быть может, события пошли даже еще дальше (или, если быть точнее, несколько в иную сторону).

Запад был крайне обеспокоен происходившим на Украине в 2014–2015 году; вместе с выступлениями Путина 2007–2008 годах в Мюнхене и Бухаресте, пятидневной войной в Грузии, попытками Москвы укрепить свое влияние на территории бывшего Советского Союза и с выстраиванием Кремлем дружеских отношений с некоторыми лидерами стран Центральной Европы агрессивные действия России хорошо вписывались в прежние представления. Понятными выглядели и варианты ответов: сдерживание, помощь союзникам, конкуренция и соперничество на глобальной периферии. Про Путина привычно говорили, что он понимает лишь правила «игры с нулевой суммой»: если у кого-то убыло, то где-то прибыло.

Между тем начиная с середины 2010-х годов ситуация, как мне кажется, начала меняться, хотя это сложно было сразу заметить. Вмешательство России в те же американские выборы (неважно, смогли ли они изменить их результаты или нет), заигрывание с европейскими ультраправыми, открытая поддержка военных преступников типа Асада и государственный терроризм в отношении противников режима, а также тех, кого сам Путин или его окружение могут счесть предателями, — все это, на мой взгляд, стало указывать не только на то, что Кремль вообще перестал признавать всякие правила. Намного более важным мне кажется то, что Москва перестала даже задумываться о собственной выгоде, предпринимая те или иные шаги.

Чего добился Кремль тем, что оставил грязный след в истории выборов 2016 года в Америке? Если говорить о России, то ровным счетом ничего: кто бы ни выиграл те выборы без нашего вмешательства, отношения между странами практически наверняка не были бы хуже, чем сегодня. Единственным последствием стало перенапряжение американской политической системы и обострение внутренней борьбы в вашингтонском истеблишменте. Чего Москва добивается в Европе, финансируя и поддерживая антиевропейские силы? Судя по всему, похожей же дестабилизации. Характерно, что само ее появление, буде таковое случится, России также ничего не даст. ЕС не развалится, но станет менее функциональным — и проевропейским силам будет лишь проще выстраивать свою линию аргументации, доказывая, что странам Старого Света нужно сплотиться не столько для чего-то, сколько против кого-то. И даже если пропутинские силы одержат где-то локальные победы, это не изменит общей картины. Б?льшая часть Европы будет становиться все более антироссийской. Чего добился Путин, убив в Британии, судя по всему, уже более десятка своих личных врагов, которые давно были лишены любой возможности навредить России? Похоже, никому не нужного превращения нашей страны в международного изгоя.

На мой взгляд, реакция Запада в виде высылки российских дипломатов указывает на некую новую реальность, заключающуюся прежде всего в том, что мир окончательно перестал понимать Россию. И это не должно удивлять: сегодня действительно не ясно, чего хочет Путин. Стать диктатором в собственной стране, где не останется даже видимости демократии? Запад ему в этом никак не мешает и даже не очень пытается. Воссоздать Советский Союз? Да ради бога — только не факт, что этого хотят среднеазиатские ханы и баи, с которыми у Москвы пока не очень получается выстроить настоящую интеграцию (Украина — особый случай, но и тут правильнее было бы договариваться с украинским народом, а не с Брюсселем или Вашингтоном). Отмывать украденные в России деньги в Европе и различных офшорах? Я пока не слышал, чтобы кто-то арестовал там какие-то российские капиталы и собственность. Не понимая Россию, Запад начинает посылать некие сигналы, намекающие на то, что Путину следует образумиться: стать пусть даже не менее антизападным, но более рациональным; вернуться с небес на землю и творить беспредел по возможности внутри собственных границ.

Россия продолжает провоцировать, лгать и изворачиваться. Западу сложно ответить на это силовым методом, поэтому знаки нарастающего презрения будут проявляться снова и снова

Кремль делает вид, что не понимает этих сигналов, и предпочитает действовать в рамках «симметричных ответов»; однако то, что было в годы холодной войны нормальным, сейчас таким не выглядит. В 1970-е члены ЦК КПСС не владели виллами на юге Франции и не держали деньги на счетах фирм, зарегистрированных в Люксембурге или Делавэре. Российские предприятия не принадлежали компаниям, закредитованным на Западе. Отечественная промышленность худо-бедно обеспечивала население практически всем необходимым, а чем не могла, то удавалось получить от восточноевропейских сателлитов. Сейчас все изменилось; Россия намного более уязвима не столько для американских ядерных ракет, сколько для европейских экономических санкций.

Симметричные ответы были хороши тогда, когда сторонами двигал интерес; когда одной движет банальная обида, они становятся контрпродуктивными. Москва полагает, что ее «берут на понт», хотя на самом деле сигнал состоит в другом: разговаривать с Кремлем не о чем, к тому же сам этот процесс никому уже не кажется приятным. Зачем в такой ситуации иметь в странах-противниках посольства, по численности превосходящие миссии их самых проверенных друзей?

Если говорить об аналогиях, которые появляются при осмыслении последних шагов Кремля, они напоминают не столько действия Хрущева или Брежнева, сколько эксперименты сталинской поры — когда советские спецслужбы устраняли врагов революции за рубежом, а из Кремля категорически требовали от германских коммунистов не блокироваться с социал-демократами перед лицом фашистской угрозы. Тогда казалось, что максимальная дестабилизация функционирования демократических стран приведет к их коллапсу и поможет установлению всемирной власти пролетариата. История, однако, показала ошибочность тогдашнего курса. От провала Веймарской республики никто не пострадал больше, чем Советский Союз. Если европейская интеграция развалится, Россия также вряд ли будет в выигрыше. Мы, помнится, радовались недавно Брекзиту? Считали, что более самостоятельная Британия нанесет удар евробюрократам? Только пока скорее заметно, что «возросшая самостоятельность» Соединенного Королевства увеличивает его решимость разбираться с Москвой, а Европа (да и не только) склонна поддержать «отщепенца».

Подводя итог, я могу только повторить свое давнее предположение: санкции против России — это практически навсегда. Вместо того, чтобы осмыслить происходящее рациональным образом, взвесить все за и против (в советские времена у партийного руководства хватало ума на то, чтобы продолжать диалог по экономическим, и не только, вопросам даже тогда, когда гонка вооружений была наиболее активной) и принять решения, направленные на снижение напряженности, Россия продолжает провоцировать, лгать и изворачиваться. Западу сложно ответить на это силовым методом, да этого никто и не хочет, поэтому знаки нарастающего презрения будут проявляться снова и снова. И к этому нужно быть готовыми. Или начать меняться — хотя, видимо, ждать этого не приходится.

Владимир Иноземцев, «Сноб»