И была любовь в гетто
Cоавтор книги «И была любовь в гетто» Паула Савицкая рассказала, как несколько сотен молодых людей вступили в заведомо проигрышный бой.
Иностранцы, оказавшиеся в Польше 19 апреля, обращают внимание, что многие жители Варшавы и других городов в этот день ходят с прикрепленными к одежде бумажными желтыми нарциссами. Эти цветы — знак памяти о евреях Варшавского гетто, которые в 1943 году оказали вооруженное сопротивление гитлеровцам. Это событие вошло в историю как Восстание в Варшавском гетто. Несколько сотен молодых людей, узнав о том, что немцы решили ликвидировать гетто, вступили в заведомо проигрышный бой. «Они хотели, чтобы мир узнал о кошмарах, которые там происходят, хотели, чтобы о них не забыли», — рассказывает соавтор (совместно с Мареком Эдельманом) книги «И была любовь в гетто» Паула Савицкая.
Евгений Климакин: Вы, наверное, знаете, что очень многие путают Восстание в Варшавском гетто с Варшавским восстанием?
Паула Савицкая: Да, многие не слышали о Восстании в Варшавском гетто. Я уже к этому привыкла. Знаете, мы, люди, не очень любим учиться. В молодости я часто ездила автостопом по Европе. Когда на вопрос французов «откуда вы», я отвечала «Pologne» (Польша), почти все думали, что речь идет о «Cologne» (Кёльн). Польша вообще у многих ассоциировалась тогда с концом света. Это изменилось, сейчас о нашей стране знают. Это наводит на мысль, что стоит рассказывать о Восстании в Варшавском гетто, чтобы эта информация также укреплялась в сознании людей.
ЕК: Восстание в гетто Варшавы стало первым городским восстанием в Европе, оккупированной Третьим Рейхом.
ПС: До войны в Варшаве проживали 350 тысяч евреев. После начала оккупации немцы создали в польской столице и других городах гетто, в которые сгоняли евреев. Потом там начались кошмары, о которых все мы знаем, — голод, болезни, убийства. На вопрос, почему 19 апреля началось восстание, один из его руководителей, Марек Эдельман, с которым мы 30 лет дружили, говорил, что им было легче умирать с оружием в руках, чем с покорно опущенной головой. Необходимо помнить, что люди, которые начали вооруженное сопротивление, были очень молоды.
ЕК: Решительно настроенную молодежь сложно остановить.
ПС: Конечно! Жители гетто старшего возраста, как правило, были осторожны, а молодежь не боялась лезть на рожон. Молодости вообще свойственен максимализм, молодость долго не думает о последствиях — она любит действовать быстро и решительно. Начиная восстание, молодые парни и девушки не верили в его победу. Они прекрасно понимали, что им не удастся освободить Варшаву от оккупантов. Они прекрасно понимали, что погибнут, но не хотели уходить из жизни, стоя на коленях. Восстание было для них не столько попыткой спастись, сколько выбором вида смерти. То, что они сделали, можно назвать самоубийством с целью показать миру, какие ужасы происходят в Варшаве. Они хотели, чтобы о них не забыли. О тихой, покорной смерти ведь легко забывают, а они делали все, чтобы преступления гитлеровцев не были забыты. Интересно, что сами евреи не называли свое сопротивление восстанием. Они ведь и дату его начала особо не выбирали. Узнав, что немцы хотят ликвидировать гетто, уничтожить всех узников, евреи сразу начали свою борьбу.
Бескомпромиссный Эдельман
ЕК: Вы вспомнили об одном из лидеров восстания, Мареке Эдельмане. Он спасся, участвовал потом в Варшавском восстании, после войны стал кардиохирургом. Каким человеком он был?
ПС: Марек первым в Польше решил оперировать пациентов с тяжелыми инфарктами. Тогда это было недопустимо, поэтому коллеги обвиняли Марека в том, что он проводит эксперименты над людьми. Благодаря этим «экспериментам» он многих спас, а оперирование инфарктников в тяжелом состоянии спустя 2-3 года стало нормой. Каким он был? У каждого из нас ведь много лиц, каждый по-разному ведет себя дома, на работе, с незнакомыми людьми. У Марека были очень четко сформулированные идеалы, система ценностей. Марек, как мало кто, был верен им всю свою жизнь. Если в мире происходили страшные вещи, он на это моментально реагировал. Марек не мог спокойно смотреть, как кого-то обижают. Говорил, что наша обязанность — не быть безразличными, защищать слабых. Слова у него не расходились с делом. Он ездил с гуманитарной помощью в охваченную войной Югославию, постоянно помогал тем, кто нуждался в поддержке.
ЕК: Польский эмиссар Ян Карский, который встречался во время войны с Черчиллем и другими мировыми лидерами, рассказывал им о зверствах гитлеровцев, до конца жизни чувствовал себя неудачником, человеком, которому не удалось остановить войну, спасти людей. А Эдельман?
ПС: Он не чувствовал себя неудачником. Его одолевали другие мысли. Марек чувствовал ответственность за каждого, кто был в его подчинении, в его кругу. Ему, как одному из лидеров восстания, ведь необходимо было принимать в этой безнадежной ситуации сложнейшие решения, некоторые из которых приводили к гибели людей. Особенно в конце жизни Эдельман (Марек Эдельман умер в 2009 году — прим. ред.) много думал о том, можно ли было этого избежать, спасти их. Как говорится, эти люди были на его совести.
ЕК: Его способность быстро принимать решения и брать на себя ответственность, наверное, многим помогала?
ПС: Я встречалась с узниками гетто, которым удалось спастись. Все они говорили, что Марек благодаря своей решительности вселял в них спокойствие. Когда-то я разговаривала в Нью-Йорке с девушкой, которая во время восстания с ним встречалась. Она мне сказала: «Он был бескомпромиссным, но мы все благодаря Мареку чувствовали себя безопасно. Вся наша семья сидела голодной, но мы знали, что через час-другой откроется дверь и войдет Эдельман с банкой супа». Как и все вокруг, он не знал, чем закончится день, но имел смелость взять человека за руку и сказать: «Не бойся! Я с тобой, я тебя не брошу». Он умел также принимать нестандартные, но очень правильные решения.
ЕК: Какие?
ПС: Однажды во время восстания он находился в бункере со своими людьми. У них закончились патроны, они не знали, как действовать дальше, а немцы делали подкопы. Гитлеровцы, когда понимали, что в подземных бункерах кто-то есть, сверлили отверстия и пускали туда газ. Знаете, что сделал Марек, услышав, что немцы копают где-то рядом? Лег спать и приказал то же самое сделать своей группе. Какое правильное решение! Благодаря этому в ситуации, когда они ничего не могли предпринять, наступила полная тишина, повстанцы отдохнули и немцы их не услышали. Решение не суетиться, а лечь спать спасло им жизнь.
Навязчивая идея
Фото: Цезары Пецольд/East News
ЕК: В 2009 году вышла книга воспоминаний Марека Эдельмана «И была любовь в гетто», которую вы редактировали. Эдельман рассказывал истории, а вы их записывали.
ПС: Все годы нашей дружбы Марек рассказывал мне, моему мужу, нашим общим друзьям разные истории о жизни в гетто. Когда мы ходили по старой части города, он мог взять меня за руку, отвести в сторону и сказать: «В этом месте была перестрелка, здесь погиб один из наших друзей». Его истории никогда не были цельными повествованиями. Они больше напоминали вспышки памяти. Я долгие годы слушала эти обрывки воспоминаний и, как пазлы, собирала в общую картину, более понятную хронологию событий.
ЕК: Эдельман давал интервью журналистам и потом удивлялся, что за долгие годы не один из них не спросил, была ли в гетто любовь.
ПС: Да. Он очень хотел, чтобы кто-то снял фильм о любви в гетто. Это было его навязчивой идеей. Он уговаривал снять такой фильм Агнешку Холланд, Тадеуша Конвицкого, Романа Полански и многих других известных режиссеров.
ЕК: Никто не хотел?
ПС: Все культурно отказывали. Понимаете, это ведь сложно. Чтобы снять фильм, нужен в первую очередь сценарий. Легко сказать: «Сделай фильм о любви в гетто». А как его сделать? Кто будет собирать эти истории, где искать людей, которые могут что-то рассказать? Марек ведь не мог сам этим заниматься. Но, несмотря на отказы, он продолжал рассказывать режиссерам о своей идее. Добрался до самого Анджея Вайды.
ЕК: Расскажите.
ПС: Это произошло на каком-то банкете в Кракове. Мы сидели за одним столом с Вайдой. Было много вина, у всех было приподнятое настроение. В какой-то момент Марек обратился к Вайде: «Анджей, сделай фильм о любви в гетто!» Кто-то из сидящих рядом тут же прокомментировал: «О любви в гетто? Из этого получится китч». Вайда, услышав это, ответил: «После фильма “Катынь” я могу себе позволить китч». У Марека зажглись глаза! Когда мы выходили из ресторана, он уже просил меня написать для Вайды истории о любви в гетто, которые могли бы войти в такой фильм. Я написала, выслала, а потом наступила тишина. Спустя какое-то время пришел ответ. Вайда всегда писал письма на бумаге, у него был красивый почерк. Его письма похожи на произведения искусства.
ЕК: И как, вам понравилось это произведение?
ПС: Не очень. Из письма было понятно, что Вайда в каком-то смысле разочарован прочитанным. Он надеялся, что мы расскажем какую-то эпическую историю любви, на основании которой сценарист сделает мощный сценарий. Вообщем, Вайда написал, что невозможно снять кино из этих коротких рассказов о разных людях.
Истории любви
ЕК: Но вас это не остановило.
ПС: Да, я и дальше слушала рассказы Марека, но теперь записывала их. Я нашла старые карты довоенной Варшавы моего тестя. На них были улицы, о которых говорил Эдельман, но которых в современной Варшаве уже нет. Все это помогло мне еще четче понять и описать, что, где, когда и как во время восстания происходило. А потом к нам пришла редактор книги Витольда Береся и Кшиштофа Бурнетко об Эдельмане. Я спросила пани Малгожату: «Хотели ли бы вы издать книгу о любви в гетто? У меня уже есть много материалов». Она ответила: «Конечно!» Так мы и издали книгу.
ЕК: Какой был резонанс?
ПС: Начало приходить очень много журналистов. Они наконец-то спрашивали Марека о любви, и он объяснял, почему это чувство было так важно в то нечеловеческое время. Как говорил Эдельман, только любовь позволяла им оставаться людьми. Марек очень хотел, чтобы окружающие знали не только о том, что в гетто людей превращали в животных, но и то, что узники совершали там невероятные, героические поступки, жертвовали собой, заботились друг о друге. Вспоминается история пани Тененбаум.
ЕК: Расскажите.
ПС: Гитлеровцы регулярно сокращали численность узников гетто, отправляли нетрудоспособных, больных, пожилых людей на смерть. На определенном этапе они решили, что в Варшавском гетто должно остаться только 40 тысяч человек. Тогда и начали раздавать на фабриках, предприятиях «талоны на жизнь» — бланки с печатью, которые обеспечивали обладателю такого документа право остаться живым, не быть вывезенным в лагерь смерти. В больнице, в которой работал Марек Эдельман, обязанность раздавать «талоны на жизнь» возложили на главврача. Она должна была принимать решение, кому жить, а кому ехать в газовую камеру.
Фотограф неизвестен. Фото любезно предоставлено DSH
ЕК: Страшная обязанность.
ПС: Да. Один из талонов она дала медсестре по фамилии Тененбаум. Медсестра умоляла дать ей еще один для дочери, но главврач отказала. Тененбаум тогда приняла большую дозу снотворного, написала, чтобы ее талон отдали дочери, легла спать и больше никогда не проснулась.
ЕК: А что произошло с дочерью?
ПС: Благодаря талону матери ее не убили. Потом девушка бежала на арийскую сторону и встретила там парня, в которого влюбилась. Она также вскоре погибла, но три месяца прожила как счастливый, влюбленный человек. Благодаря огромной любви матери стала возможна любовь и счастье дочери. Оно длилось недолго, но оно было, понимаете! Другая история любви связана с Полей Лившиц. Когда девушка узнала, что ее мать повезли в Треблинку, она попросила знакомого подвезти ее. Они догнали эшелон со смертниками, Поля попросила немцев взять и ее. Девушка решила не оставлять мать одну, пошла с ней на смерть.
ЕК: История Поли Лившиц напоминает поступок Януша Корчака, который пошел со своими воспитанниками в газовую камеру, хотя мог спастись.
ПС: Надо помнить о том, что таких героев было много. История Корчака — не единичная ситуация. Часто люди, которые могли спастись, выбирали смерть вместе со своими родными, любимыми людьми, хотели перед смертью с ними обняться, прощаясь с жизнью, держать их за руку.
ЕК: Я слышал, что после выхода вашей книги многие режиссеры все-таки захотели снять кино.
ПС: У нас выстроилась очередь. Разные режиссеры хотели снимать фильмы, ставить спектакли. Приходил, например, Кшиштоф Краузе. Он тогда был занят съемками фильма «Папуша», поэтому предложил Эдельману подписать договор, что максимум через пять лет начнутся съемки фильма, в основе которого будет книга «И была любовь в гетто». Марек тогда сказал: «Я настолько стар, что не могу строить пятилетних планов», на что Кшиштоф ответил: «У меня рак». Так Краузе и не снял этот фильм…
ЕК: Это сделала Иоланта Дылевская.
ПС: Эта документалистка в 90-х годах сняла «Хронику восстания в варшавском гетто по Мареку Эдельману». За эту ленту она получила награды на кинофестивалях в Сан-Франциско, Мюнхене и других городах. Когда Иоланта обратилась к Эдельману с предложением снять фильм о любви в гетто, он сразу же согласился.
Последний фильм Вайды
ЕК: Премьеры ведь еще не было?
ПC: Нет. Иоланта лет десять назад начала снимать, потом сделала паузу, захотела изменить сценарий, концепцию. В конечном итоге она обратилась к Вайде с просьбой, чтобы он поучаствовал в создании картины. Фильм будет состоять из документальной части, которую сняла Дылевская, и художественных историй, режиссером которых был Анджей Вайда. Многие говорят, что последней картиной Вайды были «Послеобразы», однако это неправда. Его последняя работа — это истории о любви в Варшавском гетто, которые нам еще предстоит увидеть.
ЕК: Ваша с Мареком Эдельманом книга уже переведена на многие языки?
ПС: На девять языков. Французский, испанский, чешский, русский, белорусский, немецкий…
ЕК: Как Эдельман относился после войны к немцам?
ПС: Мне сегодня больно смотреть на то, как люди проявляют нетерпимость, ненависть к кому-то по национальному признаку, оправдывая это тем, что представители данной нации когда-то совершили что-то плохое. У Эдельмана не было такого даже в военное время. Однажды он шел с друзьями через какой-то варшавский двор. В одном из домов на первом этаже было открыто окно. В квартире сидели немецкие военные и пили чай. Марек рассказывал спустя годы: «Мы могли через это открытое окно расстрелять их всех, но нельзя стрелять в людей, которые сидят и мирно пьют чай». Была и другая ситуация. Марек и его друг шли по улице с пистолетами в карманах. Впереди — двое немцев. «Мы, конечно же, могли выстрелить, но разве можно стрелять в людей, которые мирно идут по улице и беседуют? Это же не поле битвы», — говорил Марек. Интересно, что эти двое немцев потом обернулись и один из них, улыбаясь, произнес: «Там где-то стреляют. Хорошо, что у нас спокойно».
ЕК: Многие евреи после войны уехали из Польши. Эдельман остался.
ПС: Его часто спрашивали, почему он не уехал. Он отвечал по-разному, в зависимости от настроения и от собеседника. Один из вариантов ответа: «Вы знаете, этим всегда интересуются и наши спецслужбы». Другой: «А вы почему не уехали?» Еще один ответ: «Кто-то должен здесь присматривать за могилами». Мне кажется, это вообще-то некорректный вопрос. Каждый человек волен жить там, где он хочет. Это его право и он не должен никому объяснять, почему он так решил. В этом и есть свобода.
Акция «Нарциссы»
Фото: Якуб Каминский/PAP
ЕК: 19 апреля многие поляки ходят с желтыми нарциссами. Расскажите об этой традиции.
ПС: Очень ее люблю. Многие считают, что возлагать желтые нарциссы возле памятника погибшим в день начала восстания начал Марек Эдельман, но это неправда. Он не носил никаких цветов. Была другая история, которую в своей книге «Опередить Господа Бога» описала Ханна Кралль. Каждый год 19 апреля кто-то анонимно отправлял Мареку букет желтых цветов. Просто приходил человек из цветочного магазина и оставлял букет, я сама это много раз видела. Марек всегда шутил, что это от какой-то женщины. Когда Кралль описала эту историю, букетов начало приходить больше. Видимо, многие хотели таким образом выразить свое уважение. Мы всегда шутливо выбирали, какой из букетов выслала та самая женщина. Однажды, спустя годы, рассыльный не принес Мареку букет 19 апреля. Он решил, что эта женщина умерла. Мы до сих пор так и не знаем, кто на самом деле отправлял букеты.
ЕК: А как возникла традиция?
ПС: Благодаря ситуации, описанной в книге «Опередить Господа Бога», Марек у многих начал ассоциироваться с желтыми цветами. Когда 19 апреля каждый год мы шли к памятнику жертвам восстания в варшавском гетто, несли с собой цветы. В это время года растут нарциссы и тюльпаны. Мы покупали их и оставляли у мемориала. Это делали также другие люди. Так и родилась традиция. Позже сотрудники музея истории польских евреев POLIN предложили сделать из этого акцию. Они придумали бумажный желтый нарцисс, который можно легко прикрепить к верхней одежде. Сейчас каждый год волонтеры раздают их в Варшаве и других городах Польши. Благодаря этой акции люди вспоминают о тех, кто стал заложниками страшных событий прошлого века. Говорят, что человек жив до тех пор, пока жива память о нем. Давайте о них не забывать.
Евгений Климакин, Culture.pl
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]