«Ельцин-центр»: Россия вернулась либо к языческим временам, либо к ордынским

Как происходила трансформация церковных и государственных институтов.

Фото, облетевшее мир: священники, уверенно шагающие во главе колонны демонстрантов в Армении. Последние новости из России: общественники попросили патриарха Кирилла распорядиться о написании «Путинской иконы Богоматери» с изображением российского президента; в Коломне полиция скрутила священника, который в одиночку пытался перегородить дорогу мусорной фуре. «Российская византийщина», — привычно прокомментируем мы.

Профессор Андрей Десницкий опровергает: исторически сложившиеся отношения государства и церкви, напротив, попирают византийскую традицию, которой России как раз и не хватает, и восходят скорее к Древнему Риму и Орде. Сайт znak.com ovопубликовал основное содержание лекции Андрея Десницкого в «Ельцин Центре»:

«Сегодня идет спор, какими у нас должны быть отношения между государством и религией. Сейчас мы в полном непонимании ориентиров. Одна точка зрения — государство должно быть атеистическим. Другая — оно должно быть клерикальным. Или оно должно быть светским, как полагается по Конституции. Но что значит светским? Для кого-то светское тождественно атеистическому, а религиозность — сугубо частное дело, которое не нужно выносить на публику. Для других светскость близка к клерикальности: никто не заставляет ходить в церковь, но, уж будьте добры, прослушайте лекцию о духовных основах нашего общества и заполните анкету — насколько вы соответствуете этим основам.

Подозреваю, что в ближайшем будущем нас ждет довольно клерикальное государство, а потом маятник качнется и оно будет довольно атеистическим. Лично мне, скажу честно, не нравится ни то ни другое. Я за Конституцию, за принцип светского государства. Но мне кажется, что для России очень неплохая модель — симфония [государственной и религиозной власти] в византийском понимании. «Симфония» с греческого значит «согласие»: есть государство, есть Церковь, одно начало заботится о телесном, другое — о духовном, и они согласуются.

Фото: Свящ. Игорь Палкин / Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

Концепция симфонии властей предполагала очень важную оговорку: до тех пор пока они ведут себя хорошо и выполняют свое предназначение. Но когда они перестают это делать, на каждую из сторон возлагаются обязательства по вразумлению отступившей стороны. Поэтому на практике в Византии отношения Церкви и государственных структур были не просто напряженными, а очень горячими и враждебными. Преподобный Феодор Студит писал императору Льву V в IX веке: «Тебе, император, вручены политическое правительство и армия. Блюди их и оставь Церковь ее пастырям и учителям, как заповедал Апостол». Можем мы сегодня представить подобный диалог епархиального архиерея и губернатора? «Оставь Церковь нам, не вмешивайся».

И это не единичная история. В византийской истории есть примеры, когда император-иконоборец (был период, когда там боролись с иконами) идет на рождественское богослужение в собор святой Софии — и перед ним захлопывают дверь, не пускают, или когда патриарх требует от императора покаяния за то, что он зашел на престол путем дворцового переворота. Можно себе представить, что в Петербурге XVIII века, когда дворцовые перевороты проходили один за другим, перед монаршей особой захлопываются двери собора и от нее требуют покаяния.

Самая известная история — архиепископа константинопольского Иоанна Златоуста, который был отправлен в ссылку за то, что обращался с проповедями против императрицы и — косвенно — императора (Иоанн встал на защиту вдовы и детей некоего вельможи, которым, по распоряжению императрицы, грозила конфискация собственности. — Ред.). Можно представить, чтобы сегодня епархиальный архиерей, выступая в своем кафедральном соборе, громил губернаторскую чету и бросал ей в лицо жесткое обвинение?

«Ничего византийского здесь нет, осталась только оболочка»

В этом смысле Россия не Византия, и довольно давно. Вспомним историю отношений Ивана Грозного и [митрополита Московского и всея Руси] Филиппа Колычева (за обличение опричного террора митрополит был лишен сана и по приказу царя задушен Малютой Скуратовым. — Ред.). Об этом — прекрасный фильм [Павла Лунгина] «Царь». Линию подчинения церковных структур государству продолжил Петр I (упразднивший патриаршество и учредивший Синод по управлению церковными делами во главе с чиновником, обер-прокурором. — Ред.). Высшая точка — правление Павла I.

Фото: Кадр из фильма "Царь", реж. Павел Лунгин

Как выглядела коронация императора в Византийской империи? Это сложный обряд, в котором император становился как бы иконой Христа, но как человек оставался смертным. Во время церемонии перед императором шел человек, который держал мешочек с землей и говорил: помни, что уйдешь в землю. То есть: как личность ты такой же, как любой из нас. Это еще римская традиция: когда Юлий Цезарь вступает в Рим, перед ним идут шуты и скоморохи и поют про него похабные частушки. Триумф включает в себя момент осмеяния, иначе правитель зазнается.

А вот коронация Павла I. «Его Императорское Величество соизволил указать подать императорскую корону, которую действительный тайный советник первого класса граф Безбородко подал митрополитам, а они поднесли Его Величеству на подушке». Митрополиты — массовка на подтанцовке, на заднем фоне, а главное действующее лицо — Его Императорское Величество, второй герой — граф Безбородко. После этого император входит Царскими вратами в алтарь, что вообще-то не может делать никто, кроме священников, и кладет на алтарь акт о престолонаследии. Более того, известно, что Павел хотел самостоятельно служить литургии, что делают только священники. Он — глава Церкви, что и утверждалось мимоходом в том документе. Это очень резкий контраст по сравнению с византийским ритуалом. В Византии императоры наталкивались на серьезный отпор Церкви, в России конца XVIII века такое невозможно. Ничего византийского здесь нет, в России от симфонии властей осталась только оболочка.

Коронация Павла I и Марии Федоровны
Фото: М.-Ф. Квадаль

Начиная с Ивана Грозного Россия перевернула византийскую идею, оставив только риторику и символику, а фактически подчинила Церковь государству. Византийский василевс, император играет огромную роль в том числе и в церковной жизни, но внешнюю. В России, начиная с первого царя, Ивана Грозного, его роль становится сакральной (то есть священной, религиозной. — Ред.), поскольку, как писал известный исследователь Борис Успенский, сам титул царя, усваиваемый русским великим князем «в результате перенесения на него функций византийского василевса», для традиционного сознания ассоциируется прежде всего с [Царем царей] Христом.

Иван Грозный считал своим предком первого римского императора Августа Октавиана. Сначала Август обладал статусом принцепса, первого в сенате, потом — доминуса, «хозяина дома», его фамилия — это вся империя, он ее полноправный хозяин. Кроме того, по должности он — божественный Август, божество, еще при жизни, а после смерти тем более. А еще Pontifex Maximus — верховный жрец, если переводить буквально — «мостостроитель», то есть строящий мосты между небом и землей. В Римской империи вопрос о соотношении языческих [религиозных] институтов и государства просто не стоит, они — часть государства, религия инкорпорирована в государство: император, он же верховный жрец и одно из божеств.

[Таким образом, в России] византийская оболочка наполнилась во многом другим содержанием, церковная структура стала лишь частью государственного механизма. Россия вернулась либо к языческим римским временам, когда император был верховным жрецом и одновременно богом, либо к ордынским. В любом случае идея симфонии властей в России перестала работать, государство начинает заменять собою все. В связи с сакрализацией государства как голос Церкви стал восприниматься образ юродивого: когда иерархи молчат, или им затыкают рты, как Филиппу Колычеву, начинает говорить юродивый — и его не заткнешь, потому что у него отнять нечего, он ничего не боится.

И это не Византия.

А вот фигура Ельцина очень византийская во многих смыслах. Местный правитель становится императором в противоречие с центральным правительством и осуществляет реформу — на мой взгляд, это совершенно византийская история. Ельцинский стиль руководства — самодержец в диалоге — это тоже очень по-византийски. И гибкая внешняя политика: когда заключаются союзы, которые выгодны на данный момент; потом заключаются другие».