Профсоюз РЭП защищает работников «Белоруснефти»

Прошло первое судебное заседание по иску «Нефтебурсервиса» к бригаде кладовщиков.

24 апреля в Речицком районном суде прошло первое заседание: «Нефтебурсервис», одно из речицких подразделений «Белоруснефти», требует от уже уволенной бригады кладовщиков выплатить 52 000 долга по недостаче, пишет сайт praca-by.info.

Ответчики не признали иск в полном объеме.

«Запретить покидать Беларусь, чтобы их отсутствие не помешало процессу»

Судебное заседание началось с ходатайства, в котором представитель «Нефтебурсервиса» потребовал запретить ответчикам выезжать из Беларуси – «чтобы их отсутствие не помешало судебному процессу». Наниматель обосновал такое требование тем, что Максим Еренбург, бригадир, по их сведениям, пробовал устроиться на работу в России, Светлана Секач открыла визу в Италию, а у Татьяны Згурской 30 апреля просто заканчивается контракт. По мнению нанимателя, эти факты говорят в пользу того, что кладовщики собираются уехать из Беларуси, и надо принять меры, чтобы им помешать.

Это вызвало возмущение ответчиков. Светлана Секач объяснила, что поездка с мужем в Италию запланирована очень давно, уже куплены билеты:

– Я не собираюсь там оставаться! У меня в Беларуси и старая мать, и дети…

Леонид Судаленко, правовой инспектор профсоюза РЭП, который представляет интересы ответчиков в суде, возразил против ходатайства:

– Нет никакой правовой основы для этого требования. Право свободно покидать Беларусь есть у каждого гражданина. Против моих доверителей нет ни решения суда, которое запрещает им выезжать из страны, не возбуждено уголовное производство…

Суд отклонил ходатайство.

«Вы получили прибыль, и еще хотите, чтобы кладовщики вам заплатили?»

Во время судебного заседания из объяснений истца выяснилось, что недостача в 52 000 рублей образовалась не из-за того, что на складе недосчитались труб, неизвестным образом покинувших его пределы, - а из-за «сфальсифицированных данных бухучета» - а именно, из-за того, что Татьяна Бутюгина, работая во внутренней компьютерной программе учета, 30 октября внесла туда изменения. Программа фиксирует вид трубы и ее количество. Татьяна Бутюгина поменяла местами две позиции: «переместила обсадную трубу из диаметра 245 в трубу обсадную диаметром 248». Она объяснила это тем, что таким образом пыталась исправить несоответствие данных учета, образованное до ее приема на работу, фактическому положению дел.

Все претензии к кладовщикам основаны на этом единственном действии.

В результате образовалась недостача в размере 52 666 рублей 24 копеек. Но кроме недостачи, появились и излишки. Сумма излишков более чем троекратно покрывает сумму недостачи: излишек равен 172 тысячам.

Остальные кладовщики – бригадир Максим Еренбург, Татьяна Згурская, Светлана Секач, а также работавшая на замене несколько дней Ирина Мельникова – стали должниками согласно договору о коллективной материальной ответственности.

Леонид Судаленко, пытаясь разобраться в сути претензии, задал вопрос представителю истца:

– А что в это время произошло с трубами на складе? Они физически переместились? Их стало больше или стало меньше? В чем конкретно заключается ущерб «Нефтебурсервиса», если фактически количество труб не изменилось?

Но главный вопрос касался того, почему наниматель требует вернуть «недостачу», когда излишки образовались в гораздо большем объеме.

Судья Светлана Пырх тоже попросила истца объяснить логику их исковых требований:

– Вы поставили на учет излишки, и еще хотите получить компенсацию в денежном выражении?

На это представители истца объяснили, что не учитывали излишки при выставлении исковых требований:

– Излишки – не предмет сегодняшнего спора. Мы не можем сегодня объяснить, откуда излишки.

«Если нельзя совершать перемещения труб, то почему программа учета это позволяет?»

Кладовщики готовы отстаивать свою правоту:

– Если это подсудное дело – перемещать трубы в программе, то почему программа дает такую возможность? Тем более, что сама программа зафиксировала – и мы принесли распечатки – что такие перемещения не раз бывали и до нас. И если это запрещенная и незаконная операция, то где и кто нам объяснил, что она запрещена? – спросила Татьяна Згурская.

Максим Еренбург высказал суду предположения, что данные в программе о количестве труб изначально вносились с ошибками: еще в то давнее время, когда в компьютер переносили информацию с карточек; а за месяц образовать такие огромные излишки и недостачу невозможно физически.

Светлана Бутюгина ответила на претензии нанимателя о том, что кладовщица не потребовала полной инвентаризации ни при приеме на работу, ни во время ее:

– Я прекрасно знала, что меня никто не возьмет на работу, если я затребую полную инвентаризацию. Я выявила эту пересортицу и исправила ее. Я считала трубы и заметила несоответствие фактического наличия трубы и информации учета. Я уведомила начальство о том, что я делаю, и я даже не подозревала, что делаю что-то незаконное.

Начальство оспаривало претензии:

– Да не выгоняют из-за требований провести инвентаризацию! Назовите хоть одного человека, которого из-за этого уволили! “Белоруснефть” выставляют в таком страшном имидже, как будто тут работников под давлением заставляют подписывать такие важные документы!

Впрочем, любые попытки работников, обвиненных в нанесении огромного ущерба, защитить себя и объяснить, почему они считают себя невиновными, не находили понимания у руководства: «Как вы могли усомниться в действиях вашего, подчеркиваю, нанимателя?» подобные риторические вопросы в разных вариациях представители истца обращали к кладовщикам.

Следующее судебное заседание назначено на 26 апреля. Оно пройдет в Речицком районном суде, начало в 10 часов.