Анастасия Сорокина – одна из немногих женщин, которые руководят белорусским спортом.
Анастасия Сорокина - в прошлом шахматистка, тренировавшая и игравшая даже за сборную Австралии, сейчас – международный арбитр, директор частной шахматной школы и председатель Белорусской федерации шахмат. Председательский пост Сорокина заняла в прошлом мае и за год в кресле функционера подарила несколько инфоповодов. Во-первых, Минск подал заявку на проведение Всемирной шахматной Олимпиады-2022, а во-вторых, Сорокина с соратниками привезла в РБ гроссмейстера Бориса Гельфанда, который 20 лет назад уехал жить в Израиль, и с тех пор ни разу не был в Беларуси. Теплым апрельским днем журналист «Трибуны» Тарас Щирый встретился с Сорокиной и поговорил о жизни в Австралии, знаменитом дяде-гроссмейстере Викторе Купрейчике, скромности Гельфанда и о том, как она «строит» мужчин на рабочем месте.
* * *
Переговоры об интервью с Сорокиной получились ультракороткими и предельно конкретными. Она сразу очень четко, без раздумий сказала: «Можем поговорить завтра в школе шахмат (21 апреля – прим.) или 1 июня». Через день я уже был школе, которая находится в здании бывшего института физкультуры на площади Якуба Коласа.
– У меня весьма напряженный график, – начинает беседу Анастасия, присаживаясь за белый столик в своем рабочем кабинете. – Сейчас лечу в Ташкент. Там пройдет международный турнир, в котором примет участие наш спортсмен Кирилл Ступак (стал победителем турнира – прим.). Из Узбекистана полечу в Шанхай, где в мае состоится матч первенства мира среди женщин между китаянками Тан Чжунъи и Цзюй Вэньцзюнь. Кроме того, мы подали заявку на проведение в 2022 году Всемирной шахматной Олимпиады в Минске.
И мне хотелось бы на эту тему переговорить с представителями федерации шахмат Китая. Слышала, что китайцы тоже хотят подавать заявку, и мне было бы интересно пообщаться о планах, найти взаимодействие, чтобы в дальнейшем реализовать какие-то совместные идеи.
- Вы будете судить эти соревнования?
– Я хоть и являюсь главой федерации шахмат Беларуси, но основная моя миссия на этих турнирах – судейство. В Ташкенте пройдет просто турнир достаточно сильного уровня, а в Китае – матч за звание чемпионки мира.
- Слушайте, но это ведь почетно – судить такой матч.
– Да. И я без ложной скромности скажу, что на данный момент являюсь одним из ведущих арбитров среди женщин в мире.
- Вы готовитесь к этому финалу?
– Конечно. Со стороны может показаться, что роль арбитра в шахматах невелика. Мол, сидят два человека и играют в шахматы – нет никаких спорных моментов. Но на самом деле спорные моменты происходят. И правила в шахматах тоже меняются. Причем достаточно часто. 1 июля каждого года нас традиционно ждут какие-то изменения.
- А почему 1 июля?
– У меня нет этому логического объяснения. Так сложилось. В подробности вдаваться не буду – долго объяснять. Просто так в этом не разберешься. Это профессиональная тематика, которая связана с шахматными часами, правилами повторений, превращением пешки (замена пешки, достигшей последней горизонтали любой фигурой того же цвета по выбору партнера, совершающего ход – Прим.). Но финал первенства мира судить не так сложно. Сложнее будет обслуживать чемпионат мира среди детей, который в конце июня пройдет в Минске. Все-таки дети делают гораздо больше ошибок. Нужно все контролировать, принимать быстро решения, ведь это блиц. А матч – это встреча между сильнейшими шахматистками мира, в котором встречаются профессионалы. Они играют корректно и и уважают друг друга.
- Но я слышал о разных шахматистах. Кто-то своим поведением прямо во время игры провоцирует соперника – стучит пальцами, ходит вокруг стола.
– Да, и в таких случаях немаловажную роль играет арбитр. Такие моменты нужно обязательно отслеживать. А что касается психологического воздействия… Шахматы – игра, в которой присутствуют фигуры король и королева. И, как мне кажется, многие шахматисты отождествляют себя с ними. Они чувствительные, среди них есть эгоцентрики. Поэтому к каждому нужно иметь свой подход. Вывести их из равновесия психологически очень легко. Я недавно была заместителем главного судьи одних соревнований. В правилах строго прописан дресс-код, и одной из участниц мы сделали, как мне показалось, очень и очень незаметное замечание о том, что она ходит в кроссовках. Все-таки шахматы – интеллектуальный вид спорта, и одежда в правилах прописана. Спортсменка начала спорить, доказывать, что кроссовки – не спортивная обувь, а walking. По итогу она обувь не поменяла. Санкций с нашей стороны не было.
- А как вы относитесь к дресс-коду?
– Очень хорошо. Считаю, он должен быть обязательно. На недавнем чемпионате мира по быстрым шахматам в Саудовской Аравии обязательным условием было, чтобы шахматисты играли в костюмах. Там был очень строгий и деловой стиль, и смотрелось все это красиво. Конечно, шахматисты – люди балованные и привередливые. Они любят комфорт. Им проще прийти на соревнования в джинсах и шлепках. Но, на мой взгляд, это совершенно не соответствует тому, как должны выглядеть профессиональные шахматы.
- Тот турнир в Эр-Рияде получился достаточно скандальным. Украинка Анна Музычук отказалась участвовать и носить абайю – традиционное арабское женское платье. Ее поддержали некоторые спортсмены из других стран.
– Знаете, эта проблема больше раздувалась. В Саудовской Аравии все прошло просто замечательно, организация была на очень высоком уровне. И ущемления прав жещин не было ни в одном аспекте. Все прошло достойно.
Я была на соревнованиях и в Иране (ЧМ среди женщин в 2017-м году – Tribuna.com). Да, там нужно было покрывать голову, однако, считаю, в этом нет ничего плохого. Но никто никого не заставляет туда лететь. Не хочешь – не едь. Ну а если приезжаешь, а потом говоришь, что мне здесь было некомфортно… Не знаю, я считаю, что нужно уважать людей и страну, в которую ты едешь.
– Но ведь страна, которая принимает соревнования, понимает, что к ним приезжают представители совершенно других культур, и в этой связи можно пойти на уступки.
- Да, и организаторы соревнований это понимали. В Иране, в Саудовской Аравии нам раздавали их национальную одежду. Если мы хотели, то могли ее надевать. Если нет, то, пожалуйста, носите любые другие платки. Если падал с головы платок, тебе никто не делал замечание. Наоборот. Все на это реагировали с улыбкой. Мне кажется, все зависит от внутреннего состояния человека. Либо ты ищешь во всем негатив, скандал и подвох, либо относишься к происходящему с пониманием.
- То есть спортсмены просто негативно восприняли национальную арабскую одежду?
– Да. Возможно, у них были на это причины. Я могу лишь говорить о себе. Для меня спорт – вся моя жизнь. И я рада любым спортивным мероприятиям в разных странах мира. И если Саудовская Аравия хочет развиваться в этом направлении, в стране дают возможность играть в шахматы женщинам, то это нужно только приветствовать. Но у кого-то есть и другое мнение на этот счет. Оно имеет право на существование, и я не имею права говорить, что моя точка зрения единственная и правильная. Просто радуюсь, что шахматы есть в жизни людей.
- Вы почти на полтора месяца оставляете федерацию. За это время ничего не произойдет?
– Ну, во-первых, федерация не одна – у нас отличная команда. Все ребята, которые работают у нас, готовы выручить друг друга. Кроме того, я всегда на связи. Серьезные мероприятия у нас будут в июне, а май – достаточно спокойный месяц. Поэтому все будет хорошо. Просто так получилось, что на общественных началах я работаю секретарем женской комиссии ФИДЕ, и моя работа требует постоянных разъездов. От всего этого больше страдает моя дочь, а не федерация :)
. Телефон, компьютер я не выпускаю из рук – мамины разъезды ее не особо радуют. Мне самой хочется больше времени проводить с ребенком, но, как говорится, я замужем за работой.
* * *
- Вы выросли в шахматной семье, ваш дядя – знаменитый гроссмейстер Виктор Купрейчик. Его, к сожалению, не стало в прошлом году. У вас был хоть маленький шанс не попасть в шахматы?
– Был. Мне сначала не хотелось, но бабушка штудировала со мной детскую книжку «Шахматная азбука» и в итоге научила меня играть. Хорошим толчком для увлечения стал приход к тренеру Руслане Ивановне Мочаловой. Я сразу стала выигрывать взрослых мальчиков. Видимо, талант дяди мне передался. И вот в тот момент мне уже захотелось остаться в шахматах.
- Как мог талант передаться от дяди к племяннице?
– На генетическом уровне. Я верю в генетику и считаю, что все это вполне реально. Вот смотрю на дочку и понимаю, что у нее папина походка. Она даже ложится на диван и закидывает ногу за ногу так, как папа. Ее этому никто не учил. Мои командирские черты – от бабушки. Ее даже когда-то называли генеральшей, хотя она никогда не была замужем за генерала. Просто прозвали так из-за того, что она говорила: «Я решила! Я сказала!» Дядя со мной никогда не занимался шахматами, но мой комбинационный стиль напоминал его манеру игры.
- Когда вы поняли, что ваш дядя необычный человек?
– Я всегда это знала. С самого детства – мне было 5-6 лет – он привозил из зарубежных поездок, с турниров жвачку, которой тогда еще ни у кого не было – такие полоски с разноцветными кружочками. Привозил, помню, мне свитера с какими-то вышивками. Ну и самое главное, когда я пошла в школу, он дарил яркие пеналы, которых тоже ни у кого не было.
Он всегда был для меня волшебником. И приезд дяди Вити я ждала особенно. А приезжал он ночью. Мама готовила ему вкусняшки, ехала его встречать в аэропорт, а я ложилась спать лишь с одной мыслью – проснусь, а на моем столе будут лежать подарочки от дяди Вити. И так, конечно, было.
- Круто. На тот момент фамилия Купрейчик была известна исключительно в спортивной среде или гремела на всю Беларусь?
– В большей степени в спортивной среде. Хотя если где-то я говорила, что являюсь его племянницей, чувствовалось, что люди постарше знают его хорошо. Помню чемпионат Союза, который проходил в Минске, наверное, где-то в середине 1980-х. Тогда еще трансляция соревнований не велась на электронных досках, и мальчики-перворазрядники, кэмээсники длинной палкой двигали фигуры на огромной доске. Зал был полон. Люди шли смотреть на игру Купрейчика, называли его Витьком или Купреем.
Он был очень близок к народу. Припоминаю, как мы вышли из Дворца шахмат, встретили каких-то людей, и они сразу заговорили с ним: «О, Витек! Как ты сыграл?» Просто в советские времена шахматы любили, ценили и уважали. И я думаю, что в свое время дядя для многих был кумиром.
- Талантливые и способные люди особенны во многом. Что было особенного в Викторе Купрейчике?
– Он всегда боялся причинить неудобство во всем. Я не знаю, почему так происходило. Возможно, его просто так воспитали родители, время. Он просто не хотел ни у кого ничего попросить, кому-то помешать, причинить вред. Это почувствовала особенно тогда, когда выросла. Он никогда не пользовался своими связями. Попросить что-то – полностью противоречило его жизненным принципам. Дядя Витя не хотел даже просто побеспокоить. Зная о моей занятости, он сначала звонил моей маме: «Спроси у Насти, могу ли я позвонить?», и только потом набирал мне. Для меня это самая запоминающаяся дядина черта.
Он очень любил друзей и своих гостей. Продукты на стол выбирал исключительно сам и никому не позволял готовить. Гостеприимно принять, хорошо накормить – это была его стихия.
- Правда, что незадолго до смерти, находясь в непростом состоянии, он все равно продолжал готовиться к турнирам?
– Да. Это тот человек, который полностью жил шахматами. Последние годы он сильно болел, у дяди начало падать зрение, состояние быстро ухудшалось. Но, несмотря на это, не играть в шахматы для него было смерти подобно.
- И как он играл, если у него были проблемы с глазами?
– Не знаю. Наверное, как-то по памяти. «Вслепую». Ну не мог он без шахмат. Мы ему говорили, может, не стоит ехать на дальние турниры, но для него было важно именно поехать и жить так, как прожил всю свою жизнь. И он играл – играл бескомпромиссно. Планировал принять участие в прошлогоднем чемпионате Европы, но не получилось...
- Если не ошибаюсь, он был против ваших занятий шахматами.
– Да, считал, что шахматы – не женский вид спорта.
- Почему?
– Наверное, потому что это большая многочасовая и напряженная работа. Он никогда не поощрял мое увлечение, но мы с ним ни разу не разговаривали на эту тему. Знаю, что моим родителям он говорил: «Да не женское это дело – играть в шахматы. Отдайте девочку лучше на танцы»
- Тогда почему вы стали шахматисткой?
– Наверное, из-за этого и стала. Характер у меня такой. Повторюсь, я начала выигрывать у мальчиков. А когда ребенок попадает в среду, где у него все получается, ему хочется дальше заниматься этим делом. Я много выигрывала, восемь лет подряд становилась победительницей первенства Беларуси среди девочек. Девушки приходили участвовать в республиканских соревнованиях, заведомо зная, что займут место не выше второго.
- Да ладно. Вы не утрируете?
– Нет, с 12 до 20 лет я победила во всех первенствах в своей возрастной категории. Единственный провал произошел в 18 лет – влюбилась, мне было не до шахмат. Хотя то чувство, думаю, любовью все-таки не было. Наверное, какое-то юношеское увлечение. Я открыла для себя дискотеки, появились какие-то компании. Но все-таки взяла себя в руки, через год мобилизовалась и опять стала побеждать.
А потом, окончив республиканское училище олимпийского резерва, пошла в университет физкультуры. Мама, конечно, была жутко против. До седьмого класса я училась в специализированной школе с изучением французского языка. Родственники хотели, чтобы я стала переводчицей. А мой максимализм уже тогда начал проявляться. Кроме того, у меня не было усидчивости. Мне всегда было сложно высидеть уроки, пары, и я сказала, что хочу нарабатывать жизненный опыт и собираюсь идти работать. Поэтому поступила в БГУФК и устроилась тренером-методистом в министерство спорта и туризма.
- А как же карьера?
–.Талант был, были возможности. Но для того, чтобы выиграть чемпионат мира, нужно полностью отдаться шахматам. Ты не должен ничего кроме них видеть вокруг, должен выстроить четкий режим дня. При совокупности всех этих факторов, наверное, смогла бы чего-то достичь. Но я бы все равно чемпионкой мира не стала, а быть, условно говоря, 185-й мне было неинтересно. Вот и решила реализовывать себя по-другому. Началась функционерская карьера.
- Но работать методистом в министерстве спорта и туризма – это же скучно.
– А мне нравилось. Мне было немного лет, я начинала знакомиться с людьми, узнавала, что такое бумажная работа.
- Ужас.
– Если бы это происходило с незнакомыми людьми, возможно, это был бы ужас, но я работала в шахматах, которым отдала всю жизнь. Знала всех – от директора Дворца шахмат до государственного тренера. Я осталась в шахматах, но посмотрела на них немножко под другим углом. И этот опыт, думаю, был очень интересным. Но закончился достаточно быстро. Я проработала в министерстве год и реализовала свою детскую мечту – уехала в Австралию.
- Вы рассказывали, что уехали туда из-за любви к плюшевой коале, которую потеряли в детстве. Дескать, захотели найти себе такую же. Эта история смахивает на очень красивую легенду.
– Это абсолютно правдивая история. В ней не выдумано ни одно слово. Дядя Витя однажды привез мне из Австралии маленького плюшевого мишку коалу. На первом моем чемпионате мира в Дуйсбурге медвежонок был все время рядом – сидел возле доски, являлся талисманом. А потом мы ехали в гостиницу на автобусе вместе с шумной эквадорской командой, коала болтался у меня на штанишках, и когда я пришла в отель, игрушки уже не было. Для меня это была трагедия. Прорыдала всю ночь. И, всхлипывая, пообещала себе, что завтра не проиграю. А если не проиграю, то обязательно уеду в Австралию и найду себе там точно такого же мишку.
- И кто помог вам уехать на край света?
– Природный авантюризм помог. В начале 2000-х многие уезжали работать за границу. Тогда только-только появился интернет, и я, зная французский, набирала на нем в поисковике английские слова «чез скул ин Оустрэлиа» – шахматные школы в Австралии. В итоге нашла. Моя подружка Оля Терешкова написала за меня резюме и отправила. Нам ответил очень хороший пожилой человек Иэн Мюррэй, который и пригласил меня работать в Брисбен на годичный контракт. Он нанимал тренеров и отправлял их работать в разные частные школы.
Я собралась, родители одолжили у друзей деньги на билет, насобирали тысячу долларов – и полетела. Это был январь. Помню, вышла из аэропорта в кроличьем полушубке и сапогах, а на улице в Австралии было плюс сорок. Мюррэй на меня очень странно тогда посмотрел :).
Английский язык вообще не знала. Могла произнести лишь десять слов и выучила лишь одну фразу: «Ой, а австралийский английский так отличается от ранее изученных мною английских языков. И у вас такой специфический акцент». Та поездка – одна из самых больших авантюр в моей жизни. Но меня спасала любовь к шахматам, и я горела желанием получить новый опыт и исполнить детскую мечту.
Работала в Брисбене с детьми, и как-то заметила, что они очень чувствуют человека. И если ты искренне относишься к детям, готов для них сделать что-то хорошее, они отзываются. Я австралийских детей обучала шахматам, а они учили меня английскому по книжке. Но я даже не могла ничего прочитать, ведь учила английский по правилам французского языка. Что говорить, если даже названия фигур не могла произнести правильно. Но как-то так мы жили, существовали, а через год я уже начала разговаривать.
- Ваш работодатель не офигел от этого?
– Ну, австралийцы вообще очень позитивные люди. Я верю, что в жизни не бывает случайных встреч. Наверное, это была миссия Мюррэя – миссия помочь мне. И я получила огромный опыт в Австралии, в стране, которая отличается от нашей менталитетом.
- И какие отличия вы подметили?
– Я – воспитанница советской шахматной школы. Мой дядя – гроссмейстер, который всю жизнь воспринимал шахматы как работу. У нас тренер сказал – это закон. И у тебя нет ни одного шанса ослушаться или сделать по-своему. А в Австралии дети приходили в школу, кушали на занятиях, строили какие-то башенки и хихикали. Для них это нормально. А я, приехав со своим менталитетом, пыталась с кривым английским реально научить их шахматам. Злилась даже немножко. И в один прекрасный момент директор одной частной школы сказал: «Анастасия, мы очень уважаем все ваши регалии, нам нравится, что дети занимаются шахматами, но, пожалуйста, пересмотрите свой подход. Для нас важно, чтобы дети получали удовольствие от занятий и чувствовали себя чемпионами».
- Как вам работалось в Брисбене?
– Когда я только приехала, сразу же взяла в кредит машину – красный Hyundai. Тогда ведь еще не было навигаторов, и я пользовалась огромной картой Брисбена. Этот город очень растянут, почти все местные жители проживают в частных домах, поэтому искать школы приходилось долго. Я приезжала, час тренировала и ехала в другую школу. О хорошем заработке речь не шла. Ты тратил время, деньги на дорогу и ехал в другое место. В день максимум работала 3-4 часа. Время, конечно, было тяжелое. Одна из школ вообще находилась от меня в 130 километрах – в Голд-Косте. Просыпалась в 6:30 утра и ехала туда, чтобы провести часовое занятие. Повторюсь, было непросто, но я понимала: если хочу чего-то достичь в жизни, этот опыт нужен.
С австралийцами было тяжело. Этот восторг, с которым я туда приехала, через год прошел. Там тебе все улыбаются, спрашивают: «Hi! How are you?», но за этим ничего не стоит. До тебя никому нет дела. Сейчас я бы это оценила как нежелание лезть в душу, но когда тебе чуть больше 20, хочется искренности и общения. А этого не было. И если сначала я радовалась тому, что со мной происходит, то потом просто копила деньги на билет в Минск и летела в Беларусь при первой же возможности, чтобы побыть с родителями и друзьями. Практически все деньги уходили на мои перелеты.
- С кем вы там общались в свободное от работы время?
– Я не могу сказать, что там было много свободного времени. Но я там познакомилась с девочкой из Минска, с какими-то ребятами-акробатами из Витебска, которые приехали туда на гастроли, была русская диаспора. Но не скажу, что в Брисбене с кем-то много общалась. Отработав год, я поняла, что в этом городе совсем глухо. Поэтому поехала в Мельбурн. И этот город я действительно полюбила. Там было легче, интереснее.
Если Брисбен достаточно австралийский город, то в Мельбурне очень много эмигрантов. Там бурлила жизнь. Я приехала туда осенью, надела сапоги, пальто. С деревьев падали листья, ездили трамвайчики. Появилось какое-то ощущение ностальжи по Минску. В Мельбурне была целая польская улица кафешек, где продавали разные пироженки и кофе. И там я себя чувствовала очень хорошо.
- Вы ведь немножко даже поиграли за Австралию в шахматы. Как так вышло?
– Я сыграла за сборную Австралии на одной шахматной Олимпиаде. Команда поехала на соревнования за свой счет – мы сами оплачивали себе билеты. Это была больше туристическая поездка, нежели спортивная. На той Олимпиаде я так и не выполнила норму гроссмейстера, и сейчас понимаю, что слава Богу. Это стало бы моим вторым пришествием в шахматы, а так прорыдала тогда и поняла, что никакой дальнейшей карьеры у меня не будет.
- Шахматы в Австралии – что-то вроде хоккея в Бразилии?
– Когда я туда только приехала, они были очень слабо развиты. Сейчас все совершенно иначе. В Австралии появились свои гроссмейстеры, очень развита программа «Шахматы в школе», проводятся турниры. Просто Австралия находится слишком далеко. И нужно иметь спонсорскую или какую-то другую поддержку, чтобы выезжать на международные турниры.
- Но в местном чемпионате вы, наверное, всех выносили?
– Я не участвовала в этих соревнованиях. Играла лишь в зональном турнире Океании, в котором выступали Австралия, Новая Зеландия, Фиджи. Заняла на нем второе место из-за того, что там был еще один выходец из бывшего СССР – Ирина Березина. Она тоже выступала за Австралию. Видите, все как-то показывало на то, что мне не нужно возвращаться в шахматы.
- У вас был шанс забросить шахматы, встретить в Мельбурне хорошего парня и остаться там на ПМЖ?
– О том, чтобы завязать с шахматами, я вообще не думала. Встретить хорошего парня и остаться там жить – такие варианты были. Бросила я шахматы в 2008-м из-за неблагоприятных событий – смерти моего друга, гроссмейстера из Армении Карена Асряна. Меня к тому времени жизнь занесла в Таиланд. Почему? Встретила хорошего парня – будущего отца своей дочери :)
. Он был приятелем человека, чью дочку мы крестили в Австралии. Я летела в Беларусь через Бангкок, где был будущий муж, у меня было свободное время. Вот так мы и познакомились. Я осталась жить с ним в Таиланде. В 2009-м родилась дочка.
У Карена Асряна по дороге на работу случился инсульт. А человек до этого никогда не болел. Он все время улыбался, был позитивным, и я не помню, чтобы у него даже горло болело. Уже потом мне сообщили, что его перед смертью мучили головные боли. Люди любят говорить и шутить над тем, что шахматы нетравматичный вид спорта. Всех такие шутки веселят, а шахматистов жутко раздражают. Шахматы на самом деле травматичный спорт. И в инсульте Карена я увидела, что вот она – травмоопасность. Огромные умственные нагрузки, которые испытывает спортсмен во время соревнований, вот так негативно повлияли на человека.
- Как вы по итогу вернулись в Беларусь?
– Жизнь такая сложная штука, что люди, у которых есть ребенок, не всегда могут быть семьей и жить вместе. Мы были двумя лидерами. У каждого был свой взгляд на жизнь, твердые убеждения. И мы достаточно быстро поняли, что единственное, что нас связывает, – это ребенок. И в конце 2009-го я вернулась домой. Год занималась исключительно дочкой, а в 2010-м решила окончательно осесть в Минске. Я жуткий патриот, и где бы я ни жила, всегда скучала по Минску.
* * *
- Никогда не думал, что в Беларуси шахматы могут приносить деньги, а вы взяли и открыли шахматную школу. Как вообще пошли на этот шаг?
– Когда родилась моя дочка, сразу начала водить ее по разным развивающим кружкам. И я заметила, что люди заинтересованы в раннем развитии ребенка. Но про открытие школы вообще не думала. И тут мне позвонил приятель-бизнесмен и попросил посоветовать тренера по шахматам для его трехлетнего сына. Мне показалось, что пока рановато для занятий, но обзвонила всех тренеров – никто не соглашался принимать мальчика. Все предлагали записываться с пяти-шести лет. В итоге бизнесмен предложил потренировать его сына, а позже – открыть школу. Помню, спросил у меня, что нужно сделать, чтобы открыть школу, а я взяла и просто ляпнула: «Сайт нужно открыть». Сказала и уехала в Китай.
Проходит время, мне звонят с незнакомого номера и говорят: «Здравствуйте, Анастасия. Сайт уже готов. Посмотрите, пожалуйста, ссылку». Ну, я человек ответственный, посмотрела, объяснила, где и что нужно поправить. Так все началось. После этого мы стали искать помещение, дали объявление, пошли звонки. Мы буквально сразу собрали три группы, и у нас до сих пор занимаются маленькие аксакалы с первого набора.
Сначала все занятия вела я, а потом при содействии моей подруги, художницы Анастасии Балыш, создали программу для самых маленьких «Школа двух полушарий», в рамках которой стали преподавать шахматы и искусство. Все это стало набирать обороты, пришли тренеры. Со временем при содействии НОК и Максима Владимировича Рыженкова мы переехали в здание СОК «Олимпийский», которое раньше являлось институтом физкультуры. Здесь все пропитано духом спорта. И, я думаю, это очень символично.
- Когда школа стала приносить деньги?
– Изначально была школа, в которой занималось 50 или 60 детей, а сейчас – 350. Но по доходу эти периоды равнозначны. Может, в это сложно поверить, но наша школа не приносит больших денег. Мы платим аренду, у нас большой штат, не экономим на детях. Для них, для родителей всегда есть печеньки, чай, распечатанный материал. И у меня не стоит цели заработать здесь огромные деньги. Просто я люблю свое дело, хочу делать его качественно, хорошо и красиво. Все это стоит денег. Но мне действительно приятно потратить средства, которые могла положить себе в карман, на подарки детям, доставив им тем самым удовольствие.
- Школа – это прекрасно, здорово и интересно. Но как вас занесло на должность председателя федерации шахмат? Вы ведь могли жить в свое удовольствие. Есть любимая работа, дочка, мужчина…
- У нас в свое время был отток шахматистов за рубеж. В США, к примеру, живет Анна Шаревич. Не было желания вернуть ее в сборную или пригласить иностранцев?
- Мы стараемся в первую очередь мотивировать игроков, которые сейчас живут в Беларуси. Но думаем о том, чтобы за нашу сборную выступали в том числе легионеры. Фамилии раскрывать не буду, но есть желание усилить нашу женскую сборную. Это было бы хорошо.
Я слышала, что Аня Шаревич играет за сборную университета, ей предлагали играть за США на чемпионате мира в Саудовской Аравии, но она отказалась, мотивируя это своей учебой. Говорят, что она вышла или выходит замуж. Поэтому ничего по поводу Шаревич сказать не могу.
- Хорошо. Знаменитого гроссмейстера Бориса Гельфанда, перебравшегося во второй половине 1990-х жить в Израиль, не было в родной Беларуси 20 лет. Никто за это время не смог его привезти. Это разве не провал?
– Провал.
- Но вы возглавили федерацию – Гельфанд приехал. Ваша заслуга?
– Давайте назовем это заслугой федерации. Нельзя сказать, что я пришла и, оп, на нас посыпалась манна небесная. Это работа большой команды. Просто так получается, что я как руководитель и почести, и шишки принимаю на себя. Да, есть много моих идей, но реализовать их одной нереально.
Гельфанд давно хотел приехать, однако у него действительно был очень плотный график. Мы эту идею подняли на исполкоме год назад, а конкретные переговоры я, тренер Елена Заяц и Борис Абрамович провели осенью прошлого года в Греции. Он нам сказал, что хочет приехать и показать семье Минск. Нам оставалось лишь подобрать дату приезда.
- Какой у него был райдер?
– Пускай это останется тайной.
- Но если говорить не о деньгах?
– Он настолько порядочный человек, что никаких условий не выдвигает. Борис Абрамович может только о чем-то попросить. Он хотел лишь съездить в Смиловичи на кладбище и сводить своих детей в наш цирк.
Родственников у него здесь не осталось, но есть друзья. Поэтому вечера он планировал сам. Лично мы принимали его лишь по шахматной части.
– Хороший вопрос. Мне папа примерно так и сказал: «Зачем тебе это?» Жизнь во многом состоит из каких-то ключевых моментов. И накануне выборов в федерации случилась беда с дядей – он в тяжелом состоянии попал в больницу. И когда были выборы, я поняла, что нужно быть и за себя, и за того парня. Мне всегда хотелось вернуть шахматам ту популярность, которая была в 1980-х, когда шахматисты были кумирами. А в 2000-х жизнь в белорусских шахматах шла плавно, но не активно. Ничего бы не изменилось, если бы я не стала председателем. Все было бы хорошо и стабильно. Но без взрыва, подъема, глобальных идей, чего мне хотелось. И когда с дядей случилась беда, я поняла, что в память о нем на мне лежит большая ответственность. И если что-то делать, то нужно делать это хорошо.
- В нашем спорте не так много женщин, возглавляющих спортивные ведомства. Как отнеслись к вам в федерации?
– В федерации уже давно знали и меня, и про мою новую активность в школе. И я не могу сказать, что был какой-то жесткий негатив. Хотя, конечно, были люди, которые смотрели на ситуацию с моим избранием по-другому.
- Это как?
– Ну, я же говорю, что в нашей федерации все всегда было тихо, спокойно, хорошо, стабильно. Проходили турниры, команды ездили на чемпионаты. Негатива не было, но и не было взрыва. Люди всегда боятся перемен. И я даже слышала такое, что, мол, вот она станет председателем и будет продвигать везде исключительно свою школу. Но ничего подобного. Я очень люблю шахматы, и хочу, чтобы как можно больше детей ими занимались. И когда мы обновляли сайт федерации, разместили на нем информацию обо всех частных школах, которые есть в Минске.
- Вы хватались за голову от того, куда попали?
– Нет. Потому что я вижу отдачу, вижу поддержку, вижу, как много говорят и пишут про шахматы. Я вижу цель, к которой мы идем. Мы замахнулись на шахматную Олимпиаду. А ведь без государственной поддержки мы бы и полшага не сделали. И то, что государство в шахматах видит интеллектуальное будущее нации, – очень важно. Повторюсь, мы чувствуем поддержку Министерства спорта и других государственных структур. И планы, которые у нас есть, пока реализуются. Недавно пригласили нового тренера сборной – украинца Владимира Борисовича Тукмакова (под его руководством сборная Украины дважды выигрывала шахматную Олимпиаду – Tribuna.com). Он уже провел один сбор с нашей национальной командой, после которого Владислав Ковалев выиграл «Аэрофлот Оупен». Победа в нем сродни первому месту в теннисном «Австралия Оупен».
- Вы ему предложили вернуться в нашу сборную?
– Я еще раньше его об этом спрашивала. Ответ был следующий: «В роли игрока – пока нет».
- Понял. Вы создаете впечатление четкой и боевой девушки. Как «строите» мужчин в федерации?
– А они это почитают :)?
- Не знаю.
– Ну, что значит строю... У меня есть свое мнение, и я его отстаиваю на любом уровне. Это факт. Я уважаю людей, и, если моя точка зрения расходится с их взглядами, стараюсь аргументировано доказать свою правоту. И достаточно часто мне удается переубедить.
- У вас масса разных творческих прожектов. Даже участвовали в конкурсе женщин-руководительниц «Леди Босс». А не боитесь, что засосет эта чиновничья рутина, и вы станете обычным «белым воротничком»?
– Знаете, есть человек, который ежедневно поднимает шлагбаум. Он считает себя самым главным, важным и значимым. И он позволяет себе даже кого-то отчитать и еще что-то сделать. Он на своем месте и выполняет работу так, как считает нужным. Ему так комфортно. А я выполняю свою работу с удовольствием. Она мне нравится, чувствую, что нахожусь в своей тарелке. И я не думаю, что рутина засосет, а я превращусь в безэмоциональную особу. Я – человек, который идет по жизни с улыбкой. Думаю, такой я и останусь.