Какие нововведения ждут белорусское образование?
Сергей Касперович, который возглавляет Главное управление профессионального образования Министерства образования Республики Беларусь, ответил на вопросы nn.by, а также анонсировал ряд предстоящих изменений.
— Прежде всего, нас интересует, над какими реформами министерство работает сейчас?
- Из основного, наверное, это внедрение современных методов получения образования, цифровых технологий. Вопросы повышения квалификации преподавателей, совершенствование системы приема в вузы. Словом, работаем над актуальным.
— За последние годы наши университеты выпустили тысячи экономист-юристов и юрист-экономистов, которые не знают, куда им с тем дипломом приткнуться. Тенденция сохранится?
- В 1990-е действительно был такой бум: в технических университетах открывались экономические специальности, в «классических» — юридические.
Это все делалось произвольно, по наитию — тогда менялась структура экономики, нужны были такие люди. Теперь же у нас работает электронная система «Заказ», куда работодатели вносят прогнозную потребность в кадрах.
И ныне реальность такова, что дополнительная потребность в новых экономистах — несколько десятков человек в год!
Больше не нужно, потому что работодатель может брать их не только с университетской скамьи: на рынке много кадров, получивших образование ранее, существует трудовая миграция из фирмы в фирму. А в стране аж под 20 вузов, которые их готовят. Нужно ли это? Наверное нет, это неэффективно.
Поэтому, во-первых, с этого года мы сокращаем наборы во всех непрофильных вузах. Это не затронет региональные университеты, которые готовят специалистов конкретно для своего региона. Но в столице столько экономистов и юристов нам не надо. Это будет происходить постепенно — в этом году бюджетный прием сокращен по экономическим и юридическим специальностям на 10%.
Также приемы сократятся на ряд гуманитарных специальностей: журналистика, историко-философский блок, международные отношения. По технико-технологическим специальностям сокращений не будет, по ИТ даже увеличиваем набор — готовили около 6000 человек, теперь еще будет плюс 300 где-то.
Почему сокращаем прием по гуманитарным специальностям? Мы смотрим в систему «Заказ» и не видим потребности. Конечно, филолог — это прежде всего учитель, историк — учитель. Нужны и историки-ученые, чтобы заниматься исследования и участвовать в формировании государственной идеологии и политики.
Но их нужно не много, они и не выкристаллизовываются сразу после университета, на это нужно время.
Журналистов, как и экономистов, также несколько десятков человек в год нужно, один БГУ с этим справится. Можно было бы просто закрыть пару факультетов, но тогда не будет среды, где смогут «варится» перспективные историки, философы и журналисты.
Кроме того, пришло время готовить межпредметников. Чистый гуманитарий, чистый технарь, с моей точки зрения, — это пережиток прошлого.
Ошибается тот, кто в детстве говорит «вот — это гуманитарий, а это — технарь, надо их направлять, чтобы не мучились». Это же неправильно.
Сегодня и учителю белорусского языка нужны ИТ-компетенции, хотя еще 5—10 лет назад об этом особенно не задумывались. Сейчас мы видим задачу формировать специалистов смешанных, на стыке специальностей.
Например, инженер. Ему нужны «soft skills»? Конечно, как же ему тогда работать в современной команде? А впоследствии, когда ему понадобится умение управлять?
Мы эти задачи видим и закрепляем в программах. Поэтому не прав тот, кто упрекает нас устаревшими планами: мол, специальности те же. Это названия те же!
Содержание меняется — вводятся новые дисциплины, а устаревшие выводятся. Хотя название и то же самое, специалисты выходят другие.
— Часто звучит вот такая критика со стороны студентов: «Пришел дед, пересказал нам старый учебник, а потом уже мы ему этот бред пересказываем». Что делать с устаревшими методиками?
- Это задача ректоров, деканов, заведующих кафедр — анализировать методики преподавания, менять их на современные, если нужно, оптимизировать учебный процесс.
Тех, кто использует устаревшую систему лекций и семинаров, следует постепенно заменять на передовых преподавателей, которые используют современные подходы: деловые игры, выездные занятия, диалоговые формы и прочее. Таких преподавателей, на самом деле, достаточно. Надо их стимулировать и мотивировать, чтобы они подтягивали за собой остальных.
Современный преподаватель — это не ретранслятор, который взял книжку и передал текст студенту. Он — генератор знаний, он должен открывать что-то новое, а потом и свои знания, и знания, которые генерируются по специальности коллегами и зарубежными исследователями, передавать студентам.
Опять же, система не рождается быстро, у зарубежных флагманов — столетия истории. А нашим университетам сколько? При этом мы жили и работали в других условиях, мы жили в Союзе. Многое с тех пор все еще используется, если говорить о методике, но время идет. И теперь инициатива исходит даже не от нас, а от тех самых молодых преподавателей.
Вообще, у нас есть атлас перспективных профессий с учетом тенденций в мировой экономике. Что-то там может показаться смешным, но фактически сегодня специалистов по востребованным в будущем профессиям не готовят не только у нас, но и нигде в мире. Да просто нет преподавателей, например, по специальности «архитектор живых строительных систем».
И нам следует смотреть вперед, готовить таких преподавателей у себя — пусть они идут в магистратуру, аспирантуру, занимаются научными исследованиями по теме, обмениваются опытом с заграницей, и со временем из них вырастут модерновые преподаватели.
— Вы говорили о сокращении наборов, но не распространится ли со временем эта тенденция на сами университеты?
- Мы проводим анализ таких рисков, на сегодня количество университетов — 51 — соответствует оптимальному, но сокращается количество кафедр.
Не исключено, что с течением времени отдельные университеты станут нецелесообразными и закроются из-за того, что не будет абитуриентов или преподавательских кадров.
Отмечу, среди 51 университета четыре — Минсельхозпрода, четыре — медицинские и так далее. Универсальных не так и много, если не считать профильные.
Пока явных претендентов на «вылет» из числа вузов нет, но я думаю, что в случае сокращения университеты перепрофилируются и будут оказывать дополнительные образовательные услуги.
Потому что принцип будущего таков: образование в течение всей жизни, lifelong learning. Сегодня не нужно пять высших образований, хватит и одного.
А дальше — пожалуйста: через курсы, самообразование, переподготовку меняй свою профессиональную траекторию. И некоторые университеты, видимо, с учетом стремительного развития мира и технологий, могут превратиться в структуры по переподготовке и дополнительному образованию взрослых.
— Сегодня складывается ситуация, когда при существующих проходных баллах в университет может поступить и жук и жаба. На некоторых специальностях конкурс отсутствует вообще. Не считаете ли вы, что таким образом девальвируется сам институт высшего образования?
- Вы говорите о престиже. Высшее образование, оно для избранных в любом случае, поскольку есть конкурс. Действительно, на некоторые специальности в отдельных университетах в отдельные годы конкурс может отсутствовать.
Но престиж — это не возможность поступить в вуз одной только интеллектуальной элите.
Дело в том, что абитуриенты выбирают разные траектории — вот теперь кинулись за IT. Но наша задача и в том, чтобы развивались сферы, например, связанные и с лесным, сельским хозяйством, машиностроением… хотя там, возможно, меньше зарплаты. Не вся интеллектуальная элита хочет идти туда работать, как поощрять тогда людей к поступлению?
Но и ошибочно думать, что 15 баллов на ЦТ — это 15% от усвоенного за 11 лет школьного обучения, то есть — двойка. У нас рейтинговая система, задания разные: есть очень тяжелые, олимпиадного уровня, с которыми справляются единицы и получают 100 баллов, но большинство заданий такие, что их выполняют многие.
И потом при исчислении общей суммы алгоритм подсчета насчитывает человеку 20 баллов, хотя он успешно выполнил, условно, около половины теста. Так построена система сейчас и, возможно, она действительно не дает точной картины знаний, которую можно было бы соотнести с успеваемостью в школе.
С 2019 года мы планируем перейти на более понятную систему, когда балл на ЦТ — например, 70 — будет соответствовать 7 баллам в школе.
Тестирование будет не рейтинговым, а показывать абсолютный уровень — долю выполненных заданий. Соответственно, и проходной балл повысится. До скольки? Я пока не могу сказать, может, и до всех 50.
Но опять же не факт, что человек, прошедший порог, поступит. Возможно, он выберет такую специальность, где проиграет конкуренцию.
— С этим ясно. Ладно бы те случайные студенты с 15-ю баллами вылетали, после того как случайность их поступления становится очевидной для преподавателей. И речь не о единичных специалистах лесного хозяйства, а про относительно престижные специальности платной формы. Но в университетах существуют негласные запреты отчислять студентов-платников, какое бы дно они не пробивали в процессе учебы.
- Ситуации, которые вы описываете, действительно деструктивные. От имени Минобразования скажу, что мы таких приказов — «тянуть за уши двоечника» — не высылаем. У нас есть правила аттестации: три двойки — отчисление, комиссию не пересдал — отчисление.
Такие практики необходимо искоренять, проблему надо решать с руководством каждого отдельно взятого вуза. О случаях, когда так закрывают глаза, нужно сообщать нам — нужны сигналы от студентов, родителей.
Но, честно говоря, среди обращений к нам больше всего нареканий на другое — что, мол, несправедливо исключили.
В результате, справедливость здесь отрегулирует рынок: хотел человек диплом, где-то допустил слабину университет… тогда абсолютно ясно, что будет дальше — такого выпускника не возьмут на работу. И я убежден, что следует отчислять и бюджетников, и платников, если они не в состоянии усвоить программу.
— А как быть с завышенными баллами школьных аттестатов?
- Если говорить насчет поступления, то здесь роль аттестата не такая и значительная — всего 1/4, еще 3/4 — это все же ЦТ. Теперь относительно самой школы…
Мы прорабатываем вариант, когда не все смогут получать аттестат, — таким дорога будет в учреждения профтехобразования, где они смогут дошлифовав свои общие знания, получить специальность, в университет сразу поступить они не смогут.
Мы также хотим, чтобы школьники не ошибались с выбором профессии — разрабатывается и будет налажена система профессиональной ориентации, когда во время учебы школьник сможет примерить на себя определенные профессии из взрослой жизни.
— А сколько должен зарабатывать университетский преподаватель?
- Как минимум больше, чем в среднем по отрасли, для которой он готовит кадры. Для некоторых направлений сложно определить, например, в математике. Но, если мы говорим о специалисте, преподающем профессиональные дисциплины, то здесь ориентир такой — зарплата по отрасли. Иначе он просто уйдет, ведь экономика открытая.
Тут уж каждый ректор работает по возможности: существуют гибкие надбавки, премии, доплата за научную деятельность, кураторство и так далее. Но, опять же, как и в других сферах, — расти зарплаты могут только вместе с экономикой.
— Вы упомянули научные публикации, научную деятельность. Но бывают ситуации, когда за науку выдают антинауку, для создания видимости этих самых научных процессов и получения надбавок.
- Здесь уже не совсем моя компетенция, мы не лезем в содержательную сторону науки, мы чиновники. Есть научное сообщество, оно и образует контрольное сито. Под научными публикациями я изначально понимаю серьезные работы, со скопусовским цитированием. [Скопус — реферативная база с возможностью отслеживания научной цитируемости публикаций. — прим.].
— Давайте вернемся к студентам. Тенденции последнего времени таковы, что ощутимый процент выпускников белорусских школ поступает за рубеж. Ладно, при этом, если бы они поступали в Лозанну или Оксфорд. Но они идут в рядовые университеты Польши, Литвы и России, которые вряд ли качественно отличаются от наших. В чем вы видите причину?
- Первая — это недостаточный, наверное, престиж отечественного образования в массовом сознании.
Но, простите, разве выпускники российских вузов создали Wargaming и EPAM? Разве выпускники польских и литовских университетов работали над Вайбером в белорусских офисах?
Я думаю, что дело здесь в ощущении, что «заграница нам спасет». Не конкретно нам, а отдельно взятому человеку, который принимает решение поехать туда в лишь бы какой университет не для того, чтобы потом вернуться и стать конкурентом здешнему выпускнику — они просто считают, что там лучше устроятся, стремятся там жить. Это уже вопрос не из сферы образования.
Также существует мнение, мол, белорусские дипломы не признаются, но это бред. Беларусь — член всех международных процессов о признании дипломов.
Конечно, при принятии на конкретную должность конкретный работодатель например в Испании может решить, что такой диплом ему не подходит.
Но точно так же он может оценить диплом любой другой страны, это его право.
Если же мы говорим про Литву и Польшу, то они действительно проводят глубокую работу по привлечению наших абитуриентов, в том числе на бесплатную форму образования, - заявил Сергей Касперович.