В чем секрет спектакля «Радзіва Прудок»

На спектакль в Купаловском театре раскуплены все билеты.

Книга Андруся Горвата «Радзіва Прудок» — одно из самых обсуждаемых произведений современной белорусской литературы. Tut.by сходил в Купаловский театр на предпремьерный показ одноименного спектакля и попытался понять, в чем феномен Горвата и почему зрители уже раскупили билеты на ближайшие восемь постановок.

Чтобы получить всеобщее признание, у белорусского писателя есть два надежных способа. Прожить 100 лет, обивая пороги издательств, и отойти в мир иной (после смерти он больше не конкурент другим местным «талантам»). Или получить признание за границей (привет, родной «провинциальный комплекс»!) К счастью, Андрусь Горват не подходит ни под одну из этих категорий.

Наш современник, он еще три года назад работал дворником в Купаловском театре. Летом 2015-го Горват уволился из театра и уехал на ПМЖ в деревню Прудок. Его записи в фейсбуке, которые рассказывали о жизни в Прудке, стали собирать все большую аудиторию. Постепенно из них сложилась книга. Вышедшая в конце 2016 года, она вместе с козой Тетей и другими героями ворвалась в 2017-м в массовую культуру и побила рекорды по скорости продаж: за один день презентации допечатанного тиража разошлось 700 экземпляров, а общий тираж составил 4 тысячи.

К тому же «Радзіва Прудок» — история абсолютно национальная, и ее успех среди белорусов по-своему закономерен. Белорусы, массово уехавшие из деревень в города, нашли в книге то, что искали: и образ потерянного рая, и идеальное место, куда каждый второй соотечественник мечтает переехать (но почти ни у кого не получится). Сдобренная горватовской иронией и яркими, колоритными персонажами, эта история нашла своего читателя. А вскоре и зрителя.

В начале 2018-го актеры Купаловского Роман Подоляко и Михаил Зуй сняли по мотивам этой книги короткометражный фильм. А вскоре Подоляко стал одним из победителей конкурса режиссерских экспликаций, которое объявило Министерство культуры, и получил возможность поставить спектакль на малой сцене Купаловского.

От общего замысла до воплощения идеи на сцене прошло три года, если брать в качестве точки отсчета выход книги, — и вовсе полтора. Фантастические скорости для неторопливой белорусской культуры.

Для Романа Подоляко «Радзіва Прудок» — режиссерский дебют, но приход звезды Купаловского театра в новую профессию по своему закономерен. В своих лучших ролях (к примеру, в спектаклях «Востраў Сахалін» или «Дзікае паляванне караля Стаха») Подоляко заставлял вспомнить героев Смоктуновского, рефлексивных интеллигентов с огромными наивными, а порой и безумными глазами. Для таких актеров нужно создавать отдельный репертуар, но, увы, потенциал и диапазон Подоляко в театре используется не в полную силу. Впрочем, в противном случае его режиссерского дебюта могло и не быть.

Авторы инсценировки (сам Подоляко и исполнитель главной роли, актер Михаил Зуй) уважительно отнеслись к тексту Андруся Горвата, передав дух автора, его ироничность и, что очень важно, самоироничность. При этом Подоляко и Зуй неизбежно сделали акцент на определенных моментах и мотивах (например, космосе). Этот символ используется со всей возможной серьезностью и иногда чрезмерно прямо. Космическая тема находит отражение и в стильных костюмах (художница Катерина Шиманович), стилизованных под скафандры (напомним, что космонавт в скафандре был изображен на обложке книги), и на общем пространстве малой сцены, решенной через звездное космическое небо. Как минимум это просто красиво.

Через космос трактуется и судьба главного героя. Его возвращение в Прудок можно воспринимать как второе рождение. Финал, когда Андрусик Иванович, снова надевает скафандр, символизирует то ли уход в другой мир, то полет в другую Вселенную. А между этими двумя событиями герой успевает прожить в деревне жизнь яркую, насыщенную внутренними событиями.

Возвращение главного героя в родную деревню стало одним из водоразделов спектакля. Начало откровенно настраивало на позитивный лад. Сцены, действие которых непосредственно происходило в Купаловском театре, радовали остроумием и раскованностью. В эпизоде, когда на дворника и его носки приходит посмотреть китайская делегация, режиссер — хочет он того или нет — вслед за автором книги создал ироничную и самоироничную мифологию Купаловского театра, частью которого он является.

Так же остроумно и изобретательно были решены и минский быт героя, и сцена «транспортировки» Андрусика Ивановича в деревню, и его первые шаги дома.

Впрочем, говоря о первых шагах, запущу небольшой камешек в огород художника Катерины Шиманович. Как знают постоянные зрители Купаловского, места на малой сцене располагаются в виде буквы «П». Мое место оказалось на краю. Уже после спектакля случайно узнал, что через колодец на авансцене, в который вглядывался главный герой, некоторые зрители видели интересные проекции.

В них обыгрывались и прошлое Андрусика Ивановича (можно было увидеть деда, в чьей хате он поселился), и настоящее (саму хату изнутри). Понятно, что на большой сцене с последнего ряда балкона можно не увидеть какой-то из элементов сценографии. Но делать сценографию лишь для части малого зала — это непродуманно и слишком большая роскошь (тем более что большинство зрителей все-таки сидит не у основания буквы «П», а по краям). Кстати, о небольшом пространстве: увы, даже небольшое пространство малой сцены не избавило актеров от незначительных проблем со сценической речью.

Символом окончательной акклиматизации Андрусика Ивановича в Прудке становится эпизод, когда он обливается водой из колодца. Обряд инициации произошел: герой снимает скафандр — и начинается земная жизнь.

Ведь до этого он был в Прудке не своим, а приезжим, гостем и даже в сад выходил, словно в открытый космос. А теперь перед режиссером возникает серьезное препятствие: отсутствие действия, заложенное еще в литературном первоисточнике.

Воплотить на сцене события, напрямую не связанные с действием, — тяжелейшая задача даже для маститого режиссера. Что уже говорить о дебютанте! Увы, но вторая часть спектакля начинает откровенно «провисать» и общая атмосферность ее не спасает. Одно из нескольких исключений: остроумно решенная и колоритно выписанная сцена покупки козы, в которой солирует блистательная Светлана Аникей. Но в целом решение сцен, увы, становится весьма предсказуемым.

В таком случае на первый план могут выйти герои — их образы и характеры. Но, что огорчительнее всего, внутренняя биография есть не у каждого героя.

Что я имею в виду? В «Радзіве Прудок» — три исполнителя. Михаил Зуй играет только главного героя, а вот Светлана Аникей и Дмитрий Есеневич меняют роли, словно перчатки, перевоплощаясь то в одного, то в другого персонажа. А вот четвертым персонажем можно назвать «радзіва», которое висит над кроватью главного героя. Участие неодушевленного персонажа и его влияние на действие не всегда равнозначно, но фрагменты, когда из приемника звучит классический текст Ивана Мележа, дорогого стоят: таким образом сразу определяется место действия и создается необходимая атмосфера.

В рейтинге актеров на первое место поставлю Светлану Аникей. «Радзіва» стало ее бенефисом. Красавица на маленьком велосипеде, словно сошедшая с обложки модного журнала, любопытная соседка, бабушка, владеющая козой и другие женские персонажи Аникей отличались друг от друга возрастом, психологией, манерами, но каждую из них актриса воплотила абсолютно убедительно. Это большая удача и один из моих личных фаворитов в номинации «Лучшая женская роль» минского театрального сезона.

На второе место в личном рейтинге поставлю Дмитрия Есеневича, чей потенциал в спектакле не был до конца использован. Перевоплощение Есеневича в переводчика на китайский язык, а затем в специалиста по соблазнению женщин решено достаточно комично. Но позже, уже в «деревенских» сценах, персонажи, которых воплощал актер, стали казаться похожими друг на друга (то ли по воле режиссера, то ли в результате собственной интерпретации Есеневича). В результате его образы казались оттенками какой-то одной роли, из-за чего белорусская деревня выглядела весьма контрастной: с одной стороны, яркая галерея женских образов, а с другой — один и тот же мужской психотип.

А вот образ главного героя для меня не сложился. Главный герой, обаятельный столичный хипстер, каким его обрисовывает Михаил Зуй, к сожалению, практически не менялся на протяжении спектакля. Изменения в его жизни обусловлены внешними, но не внутренними факторами, что обеднило постановку.

Обсуждая в кулуарах спектакль, я услышал от одной театралки со стажем очень важную характеристику «Радзіва Прудок»: «Он теплый». И это правда. Увы, но в последнее время большую сцену Купаловского буквально заполонили постановки в стиле холодного «классицизма». Если сравнить их с живыми людьми, они кажутся упоенными собственным величием. На их фоне постановка «Радзіва», пусть неровного и неидеального, воспринимается как попытка создать что-то простое, теплое и настоящее. Ведь даже космос, который окружает в спектакле главного героя, не холодный, а теплый. Безграничный небосвод не символизирует одиночество человека в холодном мире, а лишь подчеркивает тепло и уют родного дома, к которому обязательно стоит прикоснуться.