Привет, оружие!

Почему возобновилась гонка вооружений?

Чем нынешняя отличается от той, что была в годы холодной войны? Зачем США вышли из договора по ПРО? Почему в Кремле так опасаются американских антиракет в Европе? Когда Китай догонит США и Россию по ракетно-ядерному потенциалу? Об этих и других проблемах противостояния ядерных держав «Новая газета» беседует с академиком Алексеем Арбатовым — ведущим российским и признанным в мире экспертом по проблемам международной безопасности, контроля над вооружениями и разоружением.

— Мы опять ввязались в гонку вооружений?

— Если коротко — да, мы в нее входим. Хотя широко распространенное понятие «гонка вооружений» — это метафора, а реальность много сложнее, чем знакомое всем действо: старт – совместный забег–финиш. У современных стратегических вооружений жизненный цикл длится несколько десятилетий: от разработки, испытаний, развертывания в боевом составе и до вывода из него и утилизации. Эти процессы идут не синхронно для разных систем оружия и тем более в странах-соперницах.

Поэтому об этапах гонки вооружений можно говорить лишь условно. В этом смысле за годы холодной войны прошло четыре раунда беспрецедентной гонки вооружений, которые без перерывов переходили один в другой. В 50-е годы — бомбардировщики и ракеты средней дальности, в 60-е — наземные и морские стратегические баллистические ракеты, в 70-е — стратегические ракеты с разделяющимися головными частями, в 80-е годы — ядерные крылатые ракеты большой дальности и замена баллистических ракет на системы повышенной точности и мощности, которые обладали превосходящей «убойной силой».

Вплоть до конца 80-х годов шло интенсивное количественное наращивание ядерных вооружений наряду с регулярным обновлением систем оружия, инициаторами чего выступали США, которые догонял СССР. То есть имела место и количественная, и качественная гонка вооружений. К началу 90-х мы подошли с огромными ядерными потенциалами, которые насчитывали более 50 тысяч боеголовок на всех видах носителей суммарным мегатоннажем порядка 55 тысяч мегатонн (что эквивалентно трем с лишним миллионам хиросимских бомб!).

После этого закончилась холодная война, начались радикальные сокращения. Был Договор СНВ-1, потом СНВ-2, потом рамочное соглашение СНВ-3, потом, уже в 2002 году, так называемый Договор по стратегическим наступательным потенциалам (СНП), в 2010-м — текущий, Пражский договор — мы называем его СНВ-3, а американцы — «Новый СНВ» (New START). Параллельно были радикально урезаны тактические ядерные вооружения. Начиная с Договора о ракетах средней и меньшей дальности от 1987 года, за последующие 30 лет глобальный ядерный арсенал в количественном отношении уменьшился примерно в семь раз, а по мегатоннажу — в 30 раз. Это явилось большим успехом как переговоров по сокращению вооружений, так и односторонних мер разоружения.

— Это касалось всех ядерных держав?

— Нет, по большей части сокращение шло за счет двух сверхдержав. Но они изначально имели несопоставимо больше вооружений. Ведь 30 лет назад совокупные силы остальных ядерных государств (Британии, Франции, Китая, Израиля, ЮАР) составляли всего около 2% по числу ядерных боезарядов.

— А сейчас?

— Сейчас это ближе к 20%, в зависимости от того, сколько реально имеется у Китая, что он держит в секрете и насчет чего среди специалистов есть большие разногласия. Если Китай считать по максимуму (порядка 900 боеголовок), то сегодня 80% ядерных запасов приходится на Россию и США, если Китай считать по минимуму (около 300 боезарядов), то на две ведущие державы остается примерно 90% глобального ядерного арсенала.

— Прекратилась ли гонка вооружений после окончания холодной войны?

— На фоне глубоких сокращений никаких больших программ ни мы, ни американцы в тот период не осуществляли. Ну понемножку, конечно, модернизировали (мы вводили наземно-мобильные ракеты «Тополь», они заменяли на подлодках ракеты «Трайдент-1» на «Трайдент-2»), улучшались системы управления и информационного обеспечения. Однако интенсивной модернизации и тем более наращивания вооружений в 90-е годы не было. Стороны потихонечку жили на том техническом «капитале», который создали в 80-е годы.

— Это потому что «конец истории»? Война уже не маячила на горизонте?

— Да, конечно, деньги стали перебрасывать на другие, более важные цели. А в ядерных силах осталось то, что вроде бы нужно для взаимного сдерживания, но на гораздо более низких уровнях, чем ранее. По сравнению с годами холодной войны, можно сказать, почти ничего не делалось.

Но при этом у нас в стране из-за экономического кризиса и распада СССР стратегические силы разваливались — физически. Подводные лодки пропускали свой плановый ремонт, их приходилось выводить из боевого состава, у ракет кончался технический ресурс, и их снимали с вооружения без замены. А у американцев все было в порядке, они создавали свои системы «на века», и для поддержания потенциала все делалось по плану, основательно. В результате мы в нулевые годы вошли в ситуацию, когда все деградировало, и если бы мы ничего не предпринимали, у нас сегодня осталось бы в строю несколько подводных лодок и несколько десятков ракет.

— То есть все саморазвалилось?

— Да. Потому что технические системы требуют поддержания, ремонта, обновления. И поэтому с 2011 года в РФ началась широкая программа модернизации стратегических сил.

— Это американцам, видимо, не понравилось?

— Американцы к этой модернизации относились поначалу совершенно спокойно. Ну что мы делали: наземные ракеты «Тополь М», потом стали вводить «Ярс» с разделяющейся головной частью. На море старые подлодки стали заменять на новые (первый ракетоносец — «Юрий Долгорукий») с ракетами «Булава». Вот, собственно, и все.

Но с 2012 года стала ухудшаться политическая ситуация, а в 2014 году начался серьезный кризис в отношениях с США и НАТО из-за Украины. Наша программа стала наращиваться, это уже была не просто замена старых средств на новые примерно такого же класса, мы начали развивать нечто качественно новое. О чем президент Путин достаточно детально и красочно рассказал в своем послании Федеральному собранию 1 марта. Все эти программы будут продолжаться. Причем еще бросили американцам неприкрытый вызов. Мол, мы вас обогнали по этим системам, и хотя вы тоже потом что-то подобное сделаете, но «наши ребята» к тому времени еще что-нибудь придумают.

В США с середины следующего десятилетия и так предполагалась замена систем оружия стратегической триады, которые тоже вырабатывают свой технический ресурс. Сначала пойдут новые системы авиации, потом наземных ракет, потом морских ракетных систем. Но теперь в ответ на наш вызов они добавят немало нового, и это будет уже не просто плановая замена, а реальная гонка вооружений. При этом американцы имеют в 15 раз больший военный бюджет, чем мы.

Таким образом, мы стоим на пороге большого витка гонки вооружений, хотя заметного количественного наращивания вооружений России и США в обозримое время, скорее всего, не будет.

— То есть существующие договоренности нарушаться не будут?

— Есть договор между РФ и США (СНВ-3), который будет действовать до 2021 года. Если его продлят (что можно сделать один раз), то до 2026 года. За эти пределы державы пока выходить не собираются, если договор не будет с большим политическим шумом денонсирован той или другой стороной. В таком случае начнется не только качественная, но и количественная гонка вооружений, что будет увеличивать угрозу ядерной войны. При этом, повторяю, американский военный бюджет в 15 раз больше нашего, и они постараются нас экономически измотать, как делали с СССР.

— В чем же тогда отличие нынешнего этапа гонки вооружений от того, что было в годы холодной войны?

— В годы холодной войны мы в основном гнались за американцами по аналогичным системам: они начинали, а мы с интервалом примерно в 5 лет их догоняли в каждом из упомянутых четырех раундов гонки вооружений. Теперь уже мы открыто бросили им вызов: мол, догоните нас! Второе отличие: ныне, за немногими исключениями (как крылатые ракеты большой дальности с обычными боезарядами, гиперзвуковые планирующие блоки, неядерная система ПРО), нет гонки по аналогичным системам. Каждая сторона развивает свои системы оружия исходя из собственных задач и целей. Еще одно важное отличие: тогда основной упор делался на наступательные ядерные вооружения, ПРО не получалась ни у них, ни у нас. А теперь гонка вооружений станет многоканальной. То есть не только по наступательным ядерным системам, но также по наступательным и оборонительным высокоточным системам в неядерном оснащении, то есть с обычными боезарядами. Также будут создаваться ударные космические средства. Пока еще оружия в космосе нет, но системы, которые могут сбивать спутники обычными боеголовками, уже делаются. Также неизвестно, что принесут средства кибервойны, как они подействуют на все эти вооружения, которые зависят от совершенных информационно-управляющих систем. Скорее всего, дестабилизирующим образом.

И, наконец, последнее. Тогда гонка вооружений шла в основном двусторонняя. Кое-что делали Британия, Франция, Китай, Израиль, ЮАР. Но по сравнению с двумя сверхдержавами это все было мелочью. Сейчас уже практически на равных в эту гонку вступает третья ядерная держава — Китай. Сегодня он, видимо, имеет ядерного оружия больше, чем все остальные шесть третьих стран в совокупности (Британия, Франция, Индия, Пакистан, Израиль, КНДР). Более того, Китай — это единственное государство, которое в случае принятия политического решения за 10–15 лет в состоянии догнать две ведущие ядерные державы, опираясь на свой огромный экономический и технический потенциал. А по некоторым системам Китай уже сейчас идет наравне с нами и американцами, а кое в чем, возможно, даже опережает нас. Например, по гиперзвуковым планирующим блокам, баллистическим ракетам с обычными высокоточными боезарядами, противоспутниковым системам.

Дальше идут Индия и Пакистан. Израиль не ведет гонку вооружений, но, если дела пойдут плохо, он свой потенциал начнет наращивать. Сейчас, по оценкам, у него от 60 до 200 боеголовок, но он способен качественно совершенствовать свое оружие.

— А Северная Корея, Иран?

— Что будет с Северной Кореей — непонятно. Что с Ираном — тем более. После выхода американцев из многосторонней ядерной сделки от 2015 года Иран может возобновить в полном объеме атомную программу, радикально урезанную этим соглашением и поставленную под жесткий международный контроль. А как крайний вариант — приступить к созданию ядерного оружия. Если это произойдет, то за Ираном, несомненно, потянется Саудовская Аравия и, очень вероятно, Турция. На Дальнем Востоке, если не состоятся договоренности с КНДР и там возобновятся ядерные испытания и наращивание ракетного потенциала, рано или поздно Южная Корея и Япония присоединятся к «ядерному клубу». Япония года за три способна сравняться с Индией и Пакистаном, а затем вырваться вперед и быстро догнать Китай. А тот сделает рывок вдогонку России и США.

— Не секрет, что в качестве одной из главных причин нового витка гонки вооружений российские политики и многие эксперты называют отказ США от Договора по ПРО и создание ими системы ЕвроПРО. Действительно ли это столь опасно для стратегических интересов России?

— Нынешняя система ПРО США, которую у нас называют глобальной ПРО, никакой серьезной проблемы для наших наступательных сил ядерного сдерживания не представляет.

— То есть она преодолеваема?

— Да, несомненно. Она ведь рассчитана на отражение ограниченного удара межконтинентальных ракет по территории США (там есть 44 перехватчика на Аляске и в Калифорнии) и на отражение ограниченного удара ракет средней дальности по американским союзникам в Европе и на Дальнем Востоке. Вот на что она рассчитана.

— А что сейчас происходит с нашей ПРО?

— У нас последовательно, начиная с 60-х годов создавалась система ПРО московского района. Сначала это была А-35, поставленная в боевую готовность в середине 70-х годов и способная перехватить несколько боеголовок, направленных на столицу. Потом была А-135, которая обрела оперативный статус в середине 90-х годов. Сейчас она заменяется на А-235. Она включает новые системы, которые будут способны не ядерным взрывом, а кинетическим шрапнельным способом перехватывать боеголовки. Кроме того, к характеристикам ПРО по техническим данным подтягивается и наша ПВО. Например, С-500 сможет перехватывать ракеты средней дальности. Мы не копируем американцев, а идем своим путем. Однако Вашингтон по этому поводу не беспокоится, там уверены в эффективности своего наступательного ядерного потенциала.

— Если, как вы говорите, американская ПРО не является препятствием для российских наступательных средств сдерживания, то почему США так к ней привязаны?

— Люди несведущие, которые на разных уровнях в США делают политику, верят, что все-таки можно создать оборону от ракет, о чем мечтал еще президент Рейган (помните «звездные войны» — СОИ?), которого там любят и почитают. Профессионалы же говорят: мы знаем, что против России мы не способны защититься, но остаются другие ядерные государства, включая Северную Корею, в перспективе — Иран и даже Пакистан, если вдруг талибы там придут к власти. Если перехватив 20–30 ракет из России, США все равно будут уничтожены всем остальным, что до них долетит, то, отразив удар некоторого числа ракет стран, обладающих несравнимо меньшим потенциалом, они ощутимо уменьшат свой ущерб. Они не хотят себя ограничивать в развитии ПРО, потому что не уверены в том, насколько эффективной будет их нынешняя система против Северной Кореи, Ирана или Пакистана.

— А почему наши руководители так зациклились на ЕвроПРО?

— Приближение любых чужих систем оружия к своей границе всегда воспринимается как угроза. В принципе, наступательные средства чем ближе, тем опаснее. Этот подход переносится и на оборонительные системы. В частности, опасаются, что американские антиракеты в Румынии и Польше, а также на кораблях смогут перехватить наши баллистические ракеты на разгонном участке вместе с их разделяющимися головными частями и средствами преодоления ПРО.

— А это не так?

— Не так. Потому что упомянутые системы перехватчиков ПРО не имеют достаточного ускорения, чтобы догнать наши ракеты на взлете — это раз. Они не имеют информационно-управляющей системы, чтобы засечь и успеть перехватить баллистические ракеты за те несколько минут, что они разгоняются, — это два. И не имеют соответствующей системы самонаведения, поскольку оснащены сенсорами для перехвата боеголовок на встречных курсах на фоне холодного космоса. А к перехвату на разгонном участке они не приспособлены и ни разу таким образом не испытывались. Это три.

— У нас еще говорят, что их легко переоборудовать, и тогда они превратятся в наступательное оружие рядом с нашей границей.

— Это уже другая песня. В Польше и в Румынии будет 48 пусковых установок для антиракет. Действительно такие пусковые установки на кораблях могут оснащаться наступательными крылатыми ракетами «Томагавк», которые в варианте морского базирования не запрещены ни нам, ни им, а в наземном варианте запрещены Договором о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД). И если мы не можем различить эти пусковые установки визуально, извне, то мы вправе предъявить им претензию за нарушение этого Договора.

Что касается того, что они могут быть быстро переоборудованы… Быстро не могут, потому что у этих антиракет информационно-управляющая система, система наведения, да и боеголовки совсем другие. Что такое «Стандарт-3» — антиракеты, которые развертываются в Польше и в Румынии? Они несут кинетическую головную часть меньше 40 кг весом, которая должна на встречных курсах попасть (прямо как «пуля в пулю») в ядерную боеголовку противника и ее разрушить. У обеих боеголовок огромная скорость — в 5–7 раз быстрее пули. А что можно сделать 40-килограммовой болванкой против каких-то наземных целей? Даже танк не пробьешь, да и не попадешь, не говоря уже о защищенном, железобетонном объекте. Технологически легче поставить новую ракету, чем взять антиракету «Стандарт-3», заменить боевую часть, систему наведения, и все что связано с информационно-управляющими средствами. Теоретически можно тайно, под покровом ночи, предварительно договорившись с румынами и поляками, подвезти эти «Томагавки» и поставить в установки для антиракет. Правда, возникает вопрос: зачем это делать? Даже 30 лет назад, когда по Договору об РСМД запрещались ракеты средней дальности, они уже тогда были на наземно-мобильных пусковых установках, потому что это повышало их живучесть. Зачем же их теперь в шахты заряжать?

Но технически мы свою претензию правильно заявляем. В области разоружения есть такой термин — «внешне различимые функциональные отличия». Это когда, глядя на пусковую установку, можно сказать: да, в этой пусковой установке технически невозможно разместить «Томагавк». Если этого снаружи не видно, то можно заявлять о нарушении.