У одного великого поэта это называлось «взять тоном выше».
То есть, столкнувшись с неразрешимой, мучительной проблемой, не унывать, но попытаться решить задачу еще более трудную. Тогда и с прежней мукой будет покончено раз и навсегда.
Силовики российские тоже на свой лад сочинители и максималисты. Только сочинители наоборот - в изобретении страданий для подведомственного им населения, что наилучшим образом выражено в чекистской народной поговорке "был бы человек, а статья найдется". Впрочем, и для сотворения уголовных дел надо быть людьми в высшей степени креативными. И если бы за подобного рода творчество тоже выдавали Нобелевские премии, то наши малюты далеко обошли бы наших поэтов.
По-настоящему посадить с первого раза 62-летнего мемориальца Юрия Дмитриева карельским следователям и прокурорам не удалось. То ли высшая власть не пожелала устраивать лишнего скандала накануне мирового футбольного первенства, то ли засбоила местная человекодробительная машина, то ли протесты наши повлияли, то ли все вместе так сложилось, но судья Марина Носова подсудимого фактически оправдала. Историка признали виновным лишь в "незаконном обороте оружия", уличив в хранении негодной для пальбы ржавой железяки, найденной в лесу. По основным предъявленным статьям, карающим за педофилию, с него вину сняли.
Иными словами, карельские следователи с прокурорами, которых Дмитриев так достал своими раскопками и расследованиями преступлений, совершенных их великими предшественниками, что им захотелось и посадить его, и замарать, полностью провалились. Обозначилось проблема: как бы ему теперь отомстить? А заодно и всем, кто его поддерживал и радовался приговору.
Проблема решалась поэтапно.
Сперва, по-видимому, прокурорские занялись починкой своей забарахлившей машины, произведя ремонт разным там колесикам и винтикам. Потом, вероятно, дождались отмашки из Кремля, где уже убедились в том, что можно на глазах всего мира истязать Олега Сенцова - и ничего, мячик по полю летает как заведенный, иностранные болельщики не нарадуются на красоту российских девушек, и нет для, к примеру, немцев большего горя, чем неудача их национальной сборной. Осторожно взялись за бабушку приемной дочери оправданного, которая в конце концов подала жалобу в Верховный суд Карелии, который отменил приговор низшей инстанции. Поработали и с девочкой, после чего Дмитриев был задержан. Успешно запустили слух о том, что историк собирался бежать в Польшу. Подключили прессу - и тут, конечно, не подкачали великолепно работающие на подхвате корреспонденты НТВ.
Но главное - силовики взяли тоном выше! И ежели машина действительно отремонтирована на совесть и отлажена до блеска, то Дмитриева могу посадить очень надолго.
На 20 годков, как того же Сенцова. Прямо выйдет по сюжету, описанному великим нашим поэтом: "Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит", и судьба историка закольцуется с судьбами тех, чьи массовые убийства он расследовал.
Все вообще повторяется в российской тюремной жизни, из века в век, - о том имеются и документальные письменные свидетельства, и безымянные могилы хранят память, и поэты, кому доведется выжить, печалятся о прошлом, прозревая беспросветное будущее. Но все-таки, как показывает опыт предыдущего процесса над Юрием Дмитриевым, далеко не каждый приговор у нас предопределен и у палачей тоже случаются неудачи. Об этом не надо забывать, наблюдая новое хождение по мукам невиновного человека и отчаиваясь.
Каратели берут тоном выше - и обществу не следует отставать от них. Ломать эту машину, кидаться под нее, мешать ей заглатывать людей, протестуя против очередного дикого беззакония. Силы неравны, если оценивать их нынешнее соотношение, но ведь они почти всегда неравны, и бывали времена гораздо хуже, печальней, безнадежней. Но и тогда случались чудеса, и в ходе какого-нибудь "разберивания" недобитые и недорасстрелянные выходили на свободу, и тот же поэт в иные времена возвращался из деревни, затерянной в болотах, чтобы уехать туда, откуда не хочется возвращаться, и там получить Нобелевскую премию. Всякое бывало.
Значит, будем пытаться вытащить Юрия Алексеевича Дмитриева еще раз. Методика все та же, неизменная в течение многих-многих лет, за вычетом совсем уж чудовищных: гласность, воззвания к своим и к чужим, мирные демонстрации, усилия адвокатов. Шансы на успех, как прежде, невелики. Зато и редкие победы в этом противостоянии столь драгоценны, что ради них стоит и мучиться, и рисковать, и биться с этой тупой машиной. До последнего российского зека, выходящего на волю из зала суда, из тюрьмы, из лагерных ворот.
Илья Мильштейн, «Грани»