Знаменитая американская лингвистка: У меня было счастливое детство в Беларуси

Американский журнал Utne Reader включил Леру Бородицкую в список 25 человек, чьи идеи меняют мир.

Психолингвистка Лера Бородицкая, которая работала в Стэнфордском университете, а сейчас преподает в университете Калифорнии в Сан-Диего, рассказала «Радыё Свабода» о своих белорусских корнях, о том, чему ее научили диалоги с Далай-ламой и каким образом язык формирует человеческое мышление.

Первые 12 лет своей жизни Лера Бородицкая провела в Минске. Ее семья уехала в США в 1988 году.

– Мои лучшие воспоминания о Беларуси – как мы с папой собирали грибы в лесу. У меня было счастливое детство. В детстве человек не знает, чего, возможно, лишен, поэтому получает радость от того, что есть. Например, один раз за эти 12 лет в Минске появились бананы. Моим родителям удалось купить один. Он был еще зеленый. Родители принесли его мне, я откусила немного, завернула и положила в холодильник. На следующий день откусила еще раз – и так растянула его на целую неделю. Для меня это было настоящим событием и в моей памяти сохранилось как счастливое воспоминание. Сейчас это может показаться смешным – радоваться одному зеленому банану.

После Чернобыля родители Леры волновались и отправили дочь к родственникам в Мариуполь: «Но сама я не волновалась – дети не очень понимают такие вещи».

«Не хочу сидеть с еврейкой»

– В семье мы разговаривали на русском. Мы слышали белорусский и украинский язык по телевизору – например, во время футбольных матчей. Я учила белорусский в школе, но теперь уже почти ничего не помню.

Родным языком моего прадеда был идиш – русский он выучил уже позже. Но для дедушки с бабушкой идиш был вторым языком – секретным, на котором они могли разговаривать друг с другом. Мой отец немного понимал идиш, но я уже нет.

А прадед был очень религиозный – он ежедневно изучал Тору. Остальная семья была совсем не религиозна. Я росла, точно зная, что мы евреи, но не понимала, что это значит.

Мама объяснила, когда я пошла в школу: «У меня для тебя плохая новость – мы евреи. Люди не всегда будут относиться к тебе хорошо. Если хочешь получить “тройку”, тебе надо учиться как на “пятерку”. А если хочешь получить “пятерку”, тебе нужно работать намного больше».

Я тогда приняла ее слова как полезный совет. Не помню, чтобы я в то время думала об этом как о чем-то несправедливом.

Еще была история, которую я почти никому не рассказывала. В Минске мы жили в хрущевке на улице Волгоградской, и во дворе дома стояли старые поломанные качели. Мы играли с другими детьми, и я села на край качелей с одной стороны, а с другой сидели какие-то мальчики – они меня перевешивали. И вдруг один из них сказал: «Не хочу сидеть с еврейкой». Они спрыгнули, и эти качели обрушились так, что я сломала ногу в двух местах. Этот мальчик и сам толком не знал, что такое евреи. Он не хотел мне вреда – просто что-то услышал от взрослых.

Но мне действительно понравилось сидеть дома в гипсе почти полгода, не ходить в школу и читать.

«Если бы я это знал, то был бы очень богатым человеком»

Меня всегда интересовали идеи, и я всегда много спорила с одноклассниками о том, что такое правда, свобода, справедливость. Я заметила, что участники этих споров часто используют слова в разных смыслах. Мы можем употреблять слово «справедливость» и думать, что говорим об одном и том же, но на самом деле мы говорим об очень разных вещах. Тогда я решила, что важно понимать отношение между языком и мыслями.

Когда я только начинала учиться, во время курса введения в лингвистику часто все примеры были только на английском. И я сама себя спрашивала: а на русском так же? Некоторые примеры звучали точно так же, некоторые – иначе. Тогда я спрашивала у нашего преподавателя: «Это верно и для других языков?» А в то время господствовал подход, что языки серьезно не отличаются друг от друга. Идея, которая стала популярной благодаря Ноаму Хомскому. Вопрос про разницу между языками считался незначительным.

Мой преподаватель обычно говорил, что существенных различий между языками не найдено, а на некоторые вопросы отвечал: «Если бы я это знал, то был бы очень богатым человеком». Имелось в виду, что на эти вопросы невозможно найти ответ. А я думала: «Кажется, не так и трудно провести правильные эксперименты». И теперь, когда я сама преподаю подобный курс, я даю студентам ответы.

Несколько примеров, как язык влияет на наше мышление

В ряде языков вместо привычных нам направлений «слева», «справа», «сзади», «спереди» всегда используются геоцентрические координаты (вроде «юг», «север», «восток», «запад»). В результате носители этих языков с детства намного лучше ориентируются в направлениях на местности.

Носители языка, где существует более детальный цветовой раздел (например, на «синий» и «голубой»), могут быстрее определять цветовую разницу, чем носители языка, где такого разделения нет.

Языки отличаются тем, насколько у них приемлемо не называть агента действия. Во время экспериментов носителям английского, японского и испанского языков показывали, как люди делают что-то преднамеренно и случайно (разбивали вазу, разливали воду). Все участники эксперимента приблизительно одинаково запоминали, кто делал умышленные действия. Но случайные действия значительно лучше запоминали носители английского языка, для которых в таких ситуациях нетипичны конструкции типа «ваза разбилась» или «вода разлилась».

– В экспериментах люди по-разному определяли вину и наказание в зависимости от того, какие языковые конструкции использовались. Им показывали одно и то же видео происшествия и описывали его либо конструкциями типа «что-то случилось» или «кто-то что-то сделал». Например, похожая ситуация произошла в перерыве финала Национальной футбольной лиги в США. Во время выступления Джастин Тимберлейк прикоснулся к груди певицы Джанет Джексон, так что платье порвалось. Участники эксперимента собственными глазами видели, что произошло. Но в случае, если это описывалось конструкцией без агента действия – «что-то случилось», – они были менее склонны обвинять Тимберлейка.

Огромная сила самоиронии

Лера Бородицкая участвовала в диалогах ученых с Далай-ламой, объясняя духовному лидеру тибетских буддистов, как современные эксперименты показывают влияние языка на мышление.

– Мне кажется, что главная наука, которую я получила, проведя неделю с Далай-ламой, – это огромная сила самоиронии. Ему прекрасно удавалось успокоить людей и поднять им настроение. Ведь если вы Далай-лама, то люди будут сильно переживать и напрягаться при встрече с вами. А он чрезвычайно хорошо умеет снять это напряжение шуткой, посмеяться над собой, сказать что-то неожиданное. Это помогает людям расслабиться и думать по-новому.

«В языке ничто не зафиксировано навсегда»

В языке ничто не зафиксировано навсегда. Сегодняшние языки – это не те языки, которые были 100 лет назад. Если посмотреть на язык в его нынешнем состоянии, можно увидеть вещи, которые он «заставляет» вас выражать, но с течением времени это может меняться.

Легче добавить в язык новые существительные – например, «селфи». Труднее поменять систему местоимений. К примеру, в современном английском языке нет разделения на неформальное «ты» и более формальное «вы», когда обращаются к одному человеку. Но в свое время такое разделение было – you и thou. Если бы носители английского решили вернуться к такому разделению, это было бы намного сложнее.

Два очень важных вопроса: как что-то появляется в культуре в течение истории, и как что-то появляется в мышлении человека в ходе его развития?

Например, в некоторых языках нет числительных. Когда мы вырастаем, мы уже не помним, как учились считать, – цифры кажутся такими естественными и универсальными. Но если посмотреть, как дети в западных культурах учатся считать, то мы увидим, что вначале они часто запоминают последовательность «раз, два, три, четыре, пять», еще не понимая, что это значит. Вы можете попросить их показать «один» или «два», и они покажут абсолютно случайную цифру.

А потом в какой-то момент они понимают, что значит «один». Через четыре месяца они понимают, что такое «два», еще через пару месяцев «три», через некоторое время «четыре». И в конце концов приходят к пониманию, что каждое следующее слово – это «плюс один».

В принципе, можно сказать, что не обязательно иметь слова для цифр. Можно создать систему цифр без слов, но такие примеры чрезвычайно редки. И если в вашем языке есть слова для цифр, то ваши шансы научиться считать близки к 100%. Если в вашем языке таких слов нет, то ваши шансы близки к нулю.

Через посредничество языка вы получаете в наследство огромное количество культурных знаний. Если что-то встраивается в ваш язык – например, становится частью грамматики, – у вас нет шансов это не выучить.