Комендантский месяц

Мундиаль в осажденной крепости - явление малоизученное.

Однако кое-какие сведения, основанные на практическом опыте наблюдения, уже получены, и давайте их осмыслим. Разберем этот довольно тяжелый случай.

Прежде всего отметим чисто внешний аспект. Отпираются ворота крепости, и туда, без лишних виз и проволочек, запускаются особого рода иностранцы - болельщики. Среди них и граждане тех стран, которые давно уже объявлены вражескими. Принимают их с тем особенным накалом гостеприимства, который, должно быть, свойственен начальству и жителям осажденной крепости, истосковавшимся по большим спортивным праздникам с участием зарубежных гостей. Самые раскованные из местных девушек даже пьянствуют с ними и дарят им свою любовь, за что подвергаются поношениям в местной молодежной газете. В общем, на время мундиаля осажденная крепость утрачивает зримые черты осажденной крепости, обретая наружность вольного города, жители которого всем рады и всех любят.

Интересен мундиаль и с точки зрения сугубо экономической с упором на ограбление трудящихся. Ибо под шумок, перерастающий в рев заполненных болельщиками трибун, руководство проводит у себя в крепости пенсионную реформу и повышает НДС, и это важный момент в отношениях реформаторов с реформируемыми. С одной стороны, люди недовольны, в связи с чем социологи фиксируют падение рейтинга коменданта осажденной крепости. С другой стороны, мундиаль и прочие олимпиады в эту нашу цитадель так редко завозят, что веселье - по крайней мере в дни чемпионата - вытесняет скорбь и тягостные предчувствия.

Да и поздно уже роптать. Сами выбрали себе и власть, и крепость, и старость. Оттого рейтинг коменданта хоть и снижается, но не обрушивается, и есть веские причины предполагать, что по завершении футбольного первенства свои экономические проблемы за счет населения комендатура решит без труда.

Еще интересней наблюдать, как жители осажденной крепости болеют за свою национальную сборную. Вековечная их тоска по хорошей игре в исполнении земляков-футболистов проявляется в том, что победы в начальной стадии чемпионата над заведомо слабыми саудитами и маломощными египтянами вызывает чувство всенародного ликования. Напротив, поражение от довольно сильных уругвайцев повергает осажденных в траур, смягчаемый мыслями о том, что глупых надежд и раньше не питали, и соединенный с ожиданиями грядущих разгромных поражений. Последнего, в рамках мундиаля, и многих после. В других играх, по уже укоренившейся печальной традиции.

Потому накануне матча с испанцами, одной из лучших команд в мире, крепость замирает в предощущении беды - и тем сильней потрясение зрителей, лицезреющих героическую викторию в серии одиннадцатиметровых. В эти часы "Нога Акинфеева", отбившего пенальти, приравнивается по статусу к святым мощам, а пресс-секретарь коменданта поминает хроники 9 мая 1945 года - дня победы в самой страшной из войн, какие до сих пор вела несокрушимая и легендарная армия крепостных чудо-богатырей. Последний же бой, проигранный хорватам в четвертьфинале чемпионата, воспринимается как подвиг 300 спартанцев, чудом выживших и вернувшихся израненными домой, в какую-то небесную Спарту, и тысячи людей чествуют их, страдальцев, как триумфаторов, чего ни в каком Уругвае, ни в Хорватии, нигде произойти бы не могло. А только здесь, в этой осажденной крепости, у которой свои неповторимые праздники - со слезами на глазах.

Мундиаль в осажденной крепости - явление малоизученное, и все же некоторые выводы по свежим следам увиденного и пережитого сделать рискнем. Известно, что данная крепость нередко работает на выезде, прирастая землями, в связи с чем ее жители в массе своей глухи к чужим несчастьям, страданиям и смертям и всегда полагают себя правыми. Однако смутное чувство вины, невзирая на громадные успехи, достигнутые военной пропагандой, им тоже ведомо. Отсюда и дикий азарт, и стремление любую победу, хоть бы и спортивную, представить как подтверждение собственной правоты - и осознание какого-то трагического непорядка в отечестве, и мечты о другой жизни, и тяга к ней, и счастье братания с иноземцами, которых в иные дни принято чуть ли не всех скопом считать врагами. Гордость, что можем уничтожить этот мир, загнавший нас в штрафную площадку перед подачей углового, - и желание слиться с ним, не отличая поражений от побед.

Тупая ненависть сильна, что говорить, и когда липецкий губернатор у себя в твиттере приплетает к мундиалю души убитых немцами в течение двух мировых войн - это ясный и однозначный диагноз не для него одного. Такие у них мысли иногда проносятся в голове и произносятся вслух, у начальства и его избирателей, когда они смотрят футбол. В осажденной крепости это норма, как и стертый твит с объяснением, что запись в микроблог враги подбросили. Просто у губернатора имеется высшее начальство, которое не добрей, но умней его.

Однако же и крепость людям осточертела, и жизнь в ней в предвидении новых геройских футбольных проигрышей и постыдных политических завоеваний. За которыми, как однозначно показывает исторический опыт, следуют катастрофы, и осажденная крепость рушится под бременем этих бесконечных бесславных побед. Сама собой рушится, и судья в поле только руками разводит, и соперники обескуражены, поскольку не с кем стало играть и некого сдерживать.

Илья Мильштейн, «Грани»