Легендарный белорусский диктор Илья Курган: Как только хотел уволиться, получал квартиру

Под его «Гаворыць Мінск!» страна просыпалась сорок с лишним лет.

Илья Курган рассказал kp.by какова была цена ошибки в эфире при Сталине и как его однажды подвел знаменитый Юрий Левитан.

На Белорусское радио Илья Эйдельман (настоящая фамилия Кургана) попал в 1949 году... из-за любви. 23-летний парень окончил театрально-художественный институт у знаменитых режиссеров Евстигнея Мировича, Дмитрия Орлова и Константина Санникова. Молодому человеку предлагали Витебск, солидный театр – теперь национальный имени Якуба Коласа. Вот только Илья не хотел уезжать далеко от своей молодой жены Ирины, а она еще училась.

Однажды Илья услышал по радио объявление о наборе в дикторы-практиканты.

- Не знаю, подвиг ли это ради любви, но конкурс из сотни соискателей я прошел, - улыбается Илья Львович. - Там были серьезные актеры в конкурентах, а я даже не готовился – никаких упражнений никогда не делал. Помню, мне дали политическую сводку, я ее прочел. Но по реакции комиссии сразу понял, что меня отметили из-за голоса. Он у меня от природы: еще одноклассники называли Патефоном.

А Курганом диктор стал через год - после публикации маленькой заметки в «Советской Белоруссии». На радио за это ухватились, деликатно намекнув, что после слов «у эфіры Беларускае радыё» фамилия Курган прозвучит уместнее. Тем более это не просто псевдоним, а девичья фамилия мамы. Семейный совет решение поддержал, и Илья Львович сменил паспорт. Больше, говорит он, печально известная пятая графа в советском паспорте его не тревожила. Разве что литераторы полушутя восхищались: «Ты паглядзі, яўрэй Курган вучыць беларусаў беларускай мове!». А белорусский язык легендарный диктор знал и любил со школы.

Свою работу на радио Илья Львович начал в сталинские годы:

- Сколько раз могли меня посадить, и хорошо, если только посадить! А сколько я людей выручал? Не сосчитать! Хотя почти все читал с листа, без особой подготовки. Это был дикий выброс адреналина, но тогда казалось: у меня есть голос, а остальное –приложится.

Курган вспоминает случай, который едва не закончился трагедией в первый же год работы. Ему принесли текст к юбилею Сталина. На бумагах стоят все необходимые штампы, текст выпустила цензура. Курган начинает читать с листа и видит, что там написано: «Сталін — прычына бяздольнасці савецкай арміі» - букву «а» в слове «баяздольнасці» пропустили. Илья Львович все прочитал правильно, вовремя увидел оплошность.

- А потом позвал редактора, тихонько показал на исправленное место, - говорит знаменитый диктор - Как она меня благодарила: «Ильюша, спасибо тебе за моих деток!» За такую ошибку и меня, и ее точно сгноили бы где-нибудь в тюрьме. Я вообще из таких моментов никогда не устраивал сцен. Понимал, что у стен есть уши. Просто из студии звонил редакторам, просил подняться ко мне и показывал на проблемную строчку.

«Лучше поддатый Курган, чем трезвый кто-то еще»

«Наверное, за такую чуткость к слову меня на радио и ценили, ну и за голос, конечно», - рассуждает Илья Львович. Но добавляет: даже после смерти вождя народов жизнь дикторов не становилась проще. Ведь все ответственные трансляции шли в прямом эфире. А следили за ними начальники, цензоры и чекисты всех мастей, которые в специфике радио и белорусского языка ничего не понимали. Тем не менее, Курган был для них незаменим: он мог работать, что называется, в любом состоянии.

- Однажды меня из отгула срочно вызвали читать сообщение из ЦК КПСС. А я уже расслабился! Но коль приехала машина со словами от начальства «лучше поддатый Курган, чем трезвый кто-то еще», пришлось ехать и читать. Справился, конечно.

Илья Львович признается: ему не однажды вот так, после вчерашнего, доводилось садиться к микрофону. Одна из историй связана со знаменитым голосом сводок Совинформбюро Юрием Левитаном. Еще в советские годы родилась аналогия, мол, Курган – это белорусский Левитан. Но сам Юрий Борисович (ЮрБор для друзей) парировал: «Вам не нужен Левитан – есть у вас Илья Курган». Оказывается, фраза появилась неспроста:

- В 1968 году в Минск приехали лидеры зарубежных компартий, а вместе с ними и Левитан. Перед прямой трансляцией из Дворца спорта договорился с ЮрБором, что он меня подменит - я накануне хорошо отпраздновал звание заслуженного артиста БССР. Но в Москве мне сказали сопровождать Левитана. Во Дворце спорта его перехватили москвичи для интервью, а прорваться после него в дикторскую он не смог – пришла охрана, которую не пробирали ни пропуск, ни аргумент «Я Левитан!». Сказали читать текст мне, но чистовик-то со всеми печатями остался у Юрия Борисовича. Я только спросил, когда взял черновик: «Если что, повезут меня одного или в компании?». Ведь кроме стресса от ситуации в тексте хватало фамилий, которые едва выговоришь.

Когда началось заседание и побледневший Левитан прорвался к нам, сразу спросил, кто читал. Ему говорят, что Курган, и показывают черновик. Тогда он и разродился тем самым афоризмом. Но, добавляет Илья Львович, на зарплате такие стрессы никак не отражались:

- Мы всегда удивлялись, ну, почему получаем столько же, как продавец воды с сиропом на соседнем углу. Единственный плюс – перед утренними эфирами из дома диктора забирала машина.

Как только хотел уволиться, получал квартиру

Курган не скрывает, что после напряженных прямых эфиров и ответственных дикторы любили расслабиться. Как-то он даже попал в вытрезвитель, но там увидели его удостоверение, руку пожали. А однажды на Илью Львовича накатали письмо аж в белорусский ЦК Компартии: пьет на рабочем месте, спаивает сотрудников. Правда, руководство радио отстояло главного диктора страны. А автором письма оказался коллега-диктор, которого Илья Львович в свое время не рекомендовал принимать из-за особенностей голоса – читай: профнепригодности.

Знаменитый диктор общался со многими нашими писателями. Например, тепло отзывался о таланте Кургана Владимир Короткевич. А Аркадий Кулешов позвонил после одного радиоэфира и сказал: «Я і не ведаў, што такія вершы добрыя напісаў!». Самым же большим другом Кургана был народный артист СССР Виктор Тарасов. О знаменитом купаловце он говорит: «Мы были как братья» - и хранит не один его портрет в своей комнате.

- Мы с Витей запросто могли пропасть на несколько дней. Жены волнуются, звонят на радио, а там говорят: «Были, ушли после записи». А мы проснемся спустя пару дней и сами не помним, что же с нами приключилось. В другой раз поднимались к Вите на 5-й этаж, да так и заснули, стоя в подъезде – пришлось его жене нас разъединять, - смеется Илья Львович.

С радио Курган ушел почти в 65 лет: когда ушел из эфиров, работал главным режиссером дикторской группы, актером. После преподавал в Академии искусств и Университете культуры сценическую речь и произношение, консультировал Купаловский театр и Театр белорусской драматургии. А вышел он на пенсию в 87 лет.

- И до сих пор не привык - всю жизнь совмещал по несколько дел. А раз так долго держали, значит, что-то важное доносил. Я ведь профессор! – смеется Курган.- Наверное, потому и на все эти вопросы с повышением пенсионного возраста смотрю с удивлением: какая пенсия в 63 или в 65 может быть?

Кстати, были ситуации, когда и сам Курган хотел уйти с радио в театр. Не потому, что не верил в то, что читал в эфире (на это он многозначительно отвечает: «Я актер, могу любую роль сыграть»). Просто пришла усталость от круговерти. Четыре раза порывался, но его не отпускали, а однажды его супруга дошла аж до министра культуры. Правда, первые две попытки помогли Кургану улучшить жилищные условия: сначала ему дали двушку, а потом - четырехкомнатную. Коллеги даже стали в шутку упрекать, мол, вот зачем ты, Илья, ходишь увольняться.

И в 92 года единственное государственное звание человека, чье «Гаворыць Мінск» стало символом эпохи, - заслуженный артист БССР. «Я не умел выбивать что-то для себя», - словно отмахивается Курган, а потом показывает на стопку грамот высших советских инстанций: «Знаете, сколько их у меня?». А себя ироничный Илья Львович упорно называет «засушенным артистом республики».

Чуть серьезнее Илья Львович становится, когда рассматриваем фото в его книжном шкафу. Любимая супруга, которой давно не стало, педагоги, друзья, Чехов, над кроватью – портрет Хемингуэя. А еще Илья Львович показывает на старенький приемник:

- Проводное радио отключили года полтора как. А я его слушал. Не конкретные передачи, а язык ведущих, их речь. Это привычка, сорок с лишним лет постоянно отвечал и за себя, и за все, что произносили в эфире.