Во сне и наяву

Это случилось с милицией.

Помимо прочего, это еще конечно сказка, увиденная во сне. Сказка, которую тебе говорят и показывают на телеэкране или на компьютере, от начала до конца, когда прозвучит финальный свисток, хорваты захлебнутся горем и французы умрут от счастья. А потом под проливным дождем погибшие воскреснут для того чтобы президент Путин понавешал на них медалей, президент Макрон потрепал их по загривкам, президентша Грабар-Китарович наобнималась и наплакалась с ними со всеми. Тут сказка кончится, сон навсегда прервется.

Собственно, эту сказку нам так и рассказывали - только с большими паузами, в которые вторгалась реальная жизнь. Сновидение не было беспрерывным. А в минуты тяжких пробуждений нам объясняли, что футбол футболом, но целоваться с иностранными болельщиками русским девушкам западло; половая же связь приравнивалась к супружеской измене Отечеству. Или неожиданно выяснялось, что хорваты - фашисты, и видный российский политолог мучился проблемой выбора, не постигая с ходу, за кого же ему болеть в полуфинальном матче: за фашистов или за англичан, которые вроде бы хуже фашистов, но все-таки не фашисты? Или била электроразрядом, прямо посреди сладкого зрелищного сна, какая-нибудь жуткая мысль, у разных людей своя. Кто внезапно про пенсии вспоминал, с которыми начнется крайне неприятная возня вскоре после мундиаля, а иному виделся какой-то далекий лагерь на краю земли и молодой парень, выдерживающий смертельную голодовку. В общем, кого страх мучил, кого совесть - мы же все такие непохожие.

Ну и под занавес чемпионата, когда мы совсем уж крепко спали и яростно орали во сне, наш солидарный кайф был поломан с особым жестокосердием и цинизмом. Хорваты атаковали, как вдруг на поле выбежали молодые полисмены, дамы преимущественно, оказавшиеся впоследствии, при составлении протокола, активистами группы Pussy Riot. Матч пришлось остановить, и это было еще далеко не все, что предстояло пережить разбуженным.

Главное испытание для нас, все-таки досмотревших сказку до конца, началось после того как мундиаль завершился, антураж резко поменялся и акция прямого действия памяти поэта Дмитрия Александровича Пригова переместилась с футбольного поля в отдел полиции "Лужники". То есть матч в это время, вероятно, продолжался, но таинственные документалисты слили нам данную сцену чуть позже, когда мы уже насмотрелись на счастливых французов и президентов под зонтами и без зонтов и продрали глаза. Причем слили явно в целях воспитательных, чтобы мы немедленно забыли про футбол, обнимашки с иностранцами и столичную Никольскую - улицу русской славы, свободы, песен и плясок. И осознали во всей полноте, что юные забавы исчезли, типа как сон, как утренний туман, что сказка уехала и больше не вернется. Что празднику кранты и наступают будни, которым не видно конца. С их войнами, горячими и холодной, арестами, политзеками и пенсионной реформой, если кто успел подзабыть, увлеченный чудесами дриблинга.

Вежливые, добропорядочные, порой общительные и веселые милицанеры, стерегущие закон и воспетые ушедшим поэтом, тоже отходят в вечность. Они отходят, а на их место водружается до боли родной товарищ майор - с его самобытным мурлом и неповторимыми модуляциями голоса. Мундиаль еще длится, а он уже вернулся и орет: "Наручники мне сюда, на обоих. Ты, тварь, кто такая?" Макрон еще ликует, а он уже безутешен: жалею, говорит, иногда, что сейчас не 37-й год. Москва еще, пуская слюни во сне, упивается последними мгновениями космополитичной волюшки, а он места себе не находит от патриотического негодования: "Обосрали Россию, да?!" Он как бы вопрошает задержанных, но этот заданный им вопрос, сами понимаете, риторический. Ибо товарищ майор заранее знает ответы на все давно выстраданные им вопросы. При царях и генсеках, в 37-м году и в путинские времена ответы звучат одинаково.

Заодно решаются и другие проблемы, которыми иные из нас мучились, погружаясь в рефлексию: мол, как нам правильно смотреть чемпионат и за кого болеть, если родились в России. Открывается, что болеть надо за свою страну, только не на футбольных полях. Но в дальнем и ближнем зарубежье, и в наших забытых богом палестинах и лабытнангах, и в больших городах, где лютует товарищ майор и Родина выставляет себя на позорище. Эта беда куда безысходней, чем проигрыши уругвайцам и хорватам, и как с ней справляться - неведомо.

Это покуда непосильная для нас, граждан РФ, задача: превратить земного милиционера в небесного милиционера, по призыву выбежавших на газон активисток и активиста. Еще непосильней она для российских властей, перед которыми поставлена. Впрочем, смысл акции, насколько мы понимаем, не в том, чтобы мгновенно справиться с задачей, но в том, чтобы точно ее сформулировать. А превращенный милицанер, нет сомнений, и политзеков освободит, и за лайки сажать не станет, и фабриковать уголовные дела не будет, и на митингах никого не задержит, и допустит политическую конкуренцию - короче, решит все попутные задачи, изложенные в видеоролике Pussy Riot.

Заодно, может, и пенсионную реформу отменит. Шутка ли, небесный милицанер. Ему это раз плюнуть.

Это ведь тоже, в сущности, решаемая проблема. Если вывести войска отовсюду, куда ввели, отдать назад все, что наворовали, и освободить всех, кого держим в заложниках, а майора выгнать, то и санкции будут отменены, и инвестиции в страну хлынут, и отток валюты из России резко уменьшится - счет пойдет на сотни миллиардов, а то и триллионы, смотря в какой валюте калькулировать барыши. К слову, это довольно приятное занятие, сравнимое с подсчетом голов, забитых наших героями в чужие ворота. Во сне и наяву, в сказочной проснувшейся стране, где жизнь не кончается после награждения победителей президентами европейских стран.

Илья Мильштейн, «Грани»