Дед Щукарь и пенсия

Остается уповать на рукотворное чудо.

В России общественность активно обсуждает законопроект о повышении возраста выхода работников на пенсию. Женщин — в 63 года, мужчин — в 65 лет.

Отстроенная в последние годы общественность в большинстве своем поддерживает даже самые непопулярные решения властей. Поскольку в иных странах публика отчаянно сопротивляется подобным правительственным инициативам, можно сказать, что население России свою власть уважает, любит и боится, родимую.

Но уж если ропщут, то получается, что планы властей расходятся с планами народа, который хочет жить, по крайней мере, выжить при любом политическом режиме.

И у нас благородно негодовали

То есть уважение, любовь и даже страх отступают перед более фундаментальными ценностями.

Разумеется, российские власти проведут заманчивую для себя пенсионную реформу, а общество с ней смирится, не по собственной воле, но царским велением. Два года назад эту операцию «на сердце» успешно провели белорусские власти. И послеоперационное восстановление не вызвало видимых осложнений в социальном организме.

Социологи-идеологи утверждают, что от этого рейтинг главы государства даже повысился.

Как некогда в Беларуси, социальные сети в России кипят праведным негодованием к архитекторам пенсионной перестройки и к заказчикам этого социального проекта. И в Беларуси, как сейчас в России, одним из самых главных возражений является низкая средняя продолжительность жизни населения, которая хоть и выросла, но ее величина не отвечает тому пенсионному возрасту, который планируется ввести.

Это на самом деле очень серьезная проблема не потому только, что множество мужчин не доживает даже до 60 лет, а до 65 лет еще больше. Главное обстоятельство, которое должно учитываться всеми, что при любом декретированным правительством пенсионном возрасте, пенсии выплачиваются только тем, кто доживет. Нет человека — нет проблем. Численность пенсионеров объективно должна уменьшиться — вот цель реформы. Но увеличится численность тех, о которых обычно на похоронах говорят представители цехового профсоюзного комитета: «Товарищ был хорошим работником и вовремя сгорел на работе. А мы позаботимся о вдове и детишках товарища…»

Обычно это обещание очень быстро забывается.

Очень важна медианная величина

Я специально не обращаюсь к официальной статистике, согласно которой средняя продолжительность жизни растет. Мне даже трудно с ней спорить, поскольку никакой иной публичной статистики в стране помимо государственной быть не может. Отмечу только, что в демографии оперируют понятием «ожидаемая средняя продолжительность жизни». То есть она адресуется тем, кто родился в момент проведения демографического замера при существующих объективных условиях и трендах, и имеет шансы дожить до этого прогнозируемого возраста.

Это сложно, поэтому в статистике оперируют фактически складывающейся средней продолжительностью жизни. Эта величина, что всем со школы известно, устанавливается совершенно незатейливо, но приводит иногда к парадоксальным результатам. Как в анекдоте: если одни едят только мясо, а вторые — капусту, то получается, что все едят голубцы. Бóльшую содержательность, в отличие от средней, имеет медианная величина, с помощью которой, в данном случае, можно определить, в каком возрасте умрет половина, например, мужчин, а вторая половина будет жить.

Разумеется, медианная продолжительность жизни меньше средней, но она может показать, сколько мужчин умрет до достижения ими пенсионного возраста. И при действующем пенсионном сроке, и при планируемом правительством. Официальные статистики с такими данными должны определиться и обнародовать их.

Это очень пикантная подробность. Десять лет назад российский министр труда и социального развития Михаил Зурабов заявил: «Средств в пенсионном фонде достаточно, если мы считаем, что мужчины у нас будут доживать до 59 лет». Видимо потому, что, как минимум, медианная продолжительность жизни составляет 64 года.

Когда начинается старость?

Таким образом, административным способом устанавливается черта трудоспособного возраста, после которой наступает старость. А в действительности, работники, старея, много теряют в трудоспособности, часто болеют, их увольняют по формальным поводам, хотя главной причиной является естественное старение. Причем есть еще «профессиональная старость», о наступлении которой работодатель может заявить работнику задолго до наступления пенсионного возраста. Могут уволить и в 45-50 лет, а в таком возрасте трудно найти работу, тем более такую, где работодатель платит белую зарплату и производит отчисления в фонд социального страхования.

На сегодня это, вероятно, самая острая социально-экономическая проблема, которую пытается решить общество.

Сторонники повышения пенсионного возраста только разводят руками. Де мол, действующий срок был установлен еще в 1932 году, а с того времени в стране все изменилось, должен изменится и пенсионный возраст.

А что изменилось за это время? На самом деле в прежние времена страна была молодой, большинство семей, если оценивать современными мерками, были многодетным. Что в деревне, что в городе. И в деревне, и в городе дети сызмальства приучались к труду. А по достижению «возраста Ваньки Жукова», девятилетнего мальчика, отданного в ученики городскому сапожнику, для выполнения любой хозяйской работы, ребенок фактически превращался в работника. Ваню Жукова хозяйка почти не кормила. И он просил дедушку забрать его домой. Дед бы и хотел его забрать и держать при себе, но внучок уже достиг того возраста, который позволял прокормить себя, не обременяя своего любимого дедушку своим иждивенческим содержанием, которое тот не мог обеспечить.

Разумеется, «домохозяйство» дедушки Константина Макарыча и внука Ваньки нетипичное. Как сейчас у нас говорят, они попали в тяжелую жизненную ситуацию и, поскольку в стране социальное страхование отсутствует, власти им никакой поддержки не оказывают. Ванька в своем письме сообщает причину: «Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался». Как уточняет сам Чехов, дед служит ночным сторожем у господ Живаревых: «Это маленький, тощенький старикашка лет 65-ти». И читатель понимает, что на такой должности дед не мог много получать. Старикашка, что поделаешь. Однако возникают и более серьезные вопросы. В те времена женщины выходили замуж и обзаводились семьями в очень юном возрасте. Фертильный возраст у большинства реализовывался с 18 лет и длился до 35-ти «с хвостиком». За это время в семье появлялось до 10 и более детей.

Если учесть возраст Вани (9 лет), то окажется, что при появлении его на свет, дедушке исполнилось 59 лет. По всем тогдашним нормам, Константин Макарыч мог завести множество детей, которые родили бы ему десятки внуков, которые женились бы, вышли замуж, родили бы до сотни правнуков. И «старикашка» к 65 годам мог бы стать почтенным главой патриархального семейства.

Многое на самом деле изменилось в жизни. Чехов своего героя назвал «старикашкой», а наши радетели за социальное попечительство народа ровесников Константин Макарыча считают «мужиками, которым нужно еще пахать и пахать».

Типичная крестьянская семья

На самом деле, о чем в свое время подробно рассказал Александр Чаянов, типично крестьянской семьей была такая, в которой хозяйственную деятельность вели несколько супружеских пар, относящихся к двум или даже трем поколениям, объединенных в одну сложную патриархальную семью.

Сложно быть патриархом в такой семье. У Константина Макарыча не получилось.

В патриархальных семьях в принципе не могло быть социальных иждивенцев, и не было их. Они получали единый доход, который делился, по справедливости, на всех. И одинаково заботились о детях, готовя для себя будущих работников. «Старикашки»-патриархи управляли, регулировали и контролировали все стороны жизни семьи.

В начале президентской карьеры для Лукашенко создали имидж «патриарха», который превратился в натуральную карикатуру ввиду вопиющего несовпадения идеального образа с реальностью.

Системы государственных социально-экономических гарантий для наемных работников стали утверждаться в европейских странах на рубеже XIX-XX веков. К этому времени в России только разворачивалась капиталистическая индустриализация, поэтому численность сельского населения, по данным первой всеобщей переписи, составила 85% ко всему населению, и оставалась примерно такой до 1922 года и даже до начала индустриализации и последующей за ней коллективизации. К завершению коллективизации (1940 год) доля сельского населения сократилась до 67%, городского — более чем вдвое выросла.

Иными словами, проблему пенсионного обеспечения наемных работников в царской России требовалось решать, но эта проблема не была первостепенной. Страна оставалась аграрной, патриархальной, в которой не могло быть иждивенчества. А потом началась война империалистическая, гражданская, которую распалили большевики, и победившее в ней государство диктатуры пролетариата в решении социальных вопросов практиковало классовый подход.

То есть победители начали пенсионное обеспечение с себя.

Первоначально только вожди и руководящие работники высокого ранга могли рассчитывать на социальное вспомоществование, потом этот круг расширялся за счет специалистов, военных, низовых партийных и советских работников, рядовых служащих и рабочих.

В 1941 году в СССР при численности населения более 194 млн. человек было всего 4 млн. пенсионеров. Из них – только 200 тыс. пенсионеров по старости. То есть классических пенсионеров, которые не имели никаких иных заслуг перед советской властью, кроме соответствующего трудового стажа, практически не было. Для сравнения: в современной Беларуси при населении в 9,5 млн. человек численность пенсионеров всех категорий составляет 2,6 млн.

В 1928 году в стране подлежало пенсионному страхованию 17,6% классового состава населения (5,2% служащих и 12,4% рабочих), представители остальных классов из системы социального обеспечения исключались: колхозное крестьянство и кооперированные кустари — 2,9%, крестьяне-единоличники и некооперированные кустари — 74,9%, буржуазия, помещики, торговцы и кулаки — 4,6%.

К 1939 году, когда буржуазия, как класс, была ликвидирована, классовая структура общества приобрела классический вид (рабочие, колхозники и между ними прослойка трудовой интеллигенции), которых разделили по отношению к социальному государственному страхованию. Большая часть общества, представленная рабочими и служащими (50,2%) получила право на государственную пенсию, меньшая часть (49,8%), к которым отнесли колхозников, крестьян-единоличников и некооперированных кустарей, этого права не получила.

Дед Щукарь пенсионер?

До середины 50-х годов колхозники имели только почетное право выполнять и перевыполнять государственные поставки, выплачивать налоги от своих подсобных хозяйств, и рассчитывать на пенсию от колхоза, которая утверждалась правлением. В зависимости от того, есть деньги на колхозном счету или денег нет.

Поскольку денег чаще всего не было, старики до самого последнего своего дня считались колхозниками, трудились, кто хуже, кто лучше, но каждый из них походил на шолоховского деда Щукаря.

После Сталина стало очевидным, что колхозы не могут содержать своих пенсионеров. Волевое решение принял Хрущев, а обнародовал его уже Брежнев. В 1965 году на колхозников распространили государственное социальное страхование. Уже в 1966 году количество колхозных пенсионеров с нуля выросло до 8 млн. человек, в том числе 7 млн. по старости. Иными словами, этим миллионам людей никто прежде никакой пенсии не платил. В 1972 году в БССР при численности населения в 9,14 млн. человек имелось 1,66 млн. пенсионеров, в том числе 711 тысяч колхозных пенсионеров.

Представляет интерес структура советского пенсионного обеспечения. Так, в 1972 году в СССР насчитывалось 42 млн. пенсионеров: из них 26 млн. по старости (это те, кто заработал трудовой стаж и достиг пенсионного возраста); 12 млн. человек, получающих пенсии по инвалидности, за выслугу лет, по случаю потери кормильца, персональные и прочие пенсии, выплачиваемые за выдающиеся заслуги перед государством, 4 млн. человек получали пенсии как инвалиды войны и члены их семей.

Разумеется, народ интересовался пенсионным раскладам и персональным составом пенсионеров. Возмущались, например, тем, что в одну категорию отнесли не только инвалидов, но и чиновников, и выдающихся деятелей, которые получали повышенные (персональные) пенсии за свой особый социальный статус, особые заслуги перед государством.

За полвека численность пенсионеров росла за счет преимущественно «более заслуженных» перед государством пенсионеров, а численность пенсионеров по труду постоянно падала. Даже не обращаясь к статистике, можно утверждать, что место в группе инвалидов ВОВ занимают именно чиновники, и молодые пенсионеры из так называемых силовых прочих вертикальных структур.

Что касается пенсионного возраста, он всегда был ниже, чем в большинстве развитых стран. На этом наживался изрядный идеологический капитал. Де мол, наши пенсионеры выходят на заслуженный отдых вполне молодыми и здоровыми, а их зарубежных коллег капиталисты вырабатывают до полного износа. И этим гордились как доказательством несомненного преимущества социализма над капитализмом. В действительности границы пенсионного возраста определялись не средней статистической продолжительностью жизни, а фактическим сроком полной потери трудоспособности работника. Преступив его, работник болел так часто, что оплата больничных листов превышала размер стоимости создаваемого его трудом продукта.

Тогда его отправляли доживать. На пенсию. В общем, при наличии множества подходов к решению проблемы, шансов не много. Все упирается в эффективность экономики, которая отказывается подчиняться действующим государственным менеджерам.

Остается уповать на рукотворное чудо, чтобы все потенциальные пенсионеры уходили из жизни накануне достижения пенсионного возраста. Чтобы, горя на казенной работе, они столь же решительно отказались бы получать и казенную пенсию.

Константин Скуратович, «Белрынок»