Мать Павла Шеремета: Благодарна своим родным и друзьям за поддержку

Спустя два года убийство белорусского журналиста не раскрыто.

Белорусского журналиста убили в Киеве два года назад. Автомобиль, в котором он ехал на работу, взорвали. Расследование убийства президент Украины Пётр Порошенко назвал “делом чести“.

Спустя два года убийство не раскрыто, заказчики не названы, исполнители не найдены. И про дело Шеремета начинают забывать. Журналисты “Громадского” во время расследования выяснили, что за квартирой Павла следили, и к этому был причастен бывший сотрудник Службы безопасности Украины. Но официальных комментариев со стороны СБУ не поступило.

В годовщину смерти Павла Шеремета Еврорадио встретилось в Минске с его матерью, чтобы поговорить о двух годах без Павла, проведённом расследовании, встрече с Петром Порошенко и справедливости.

— Людмила Станиславовна, прошло два года с гибели Павла, как вы себя чувствуете?

— Как в первый день. Ничего не изменилось. Как и в первый день, когда узнала, что он погиб.

— Какие это чувства?

— Какие это могут быть чувства? Чувство огромной потери. Потери твоего самого близкого человека, своего ребёнка.

— Изменилась ли ваша жизнь за эти два года?

— Внешне нет, конечно. Всё осталось прежним. Единственное, я уже ушла с работы, потому что возраст, потому что устала. Хотя очень признательна своим сотрудникам, руководителю, который сделал всё, чтобы я как можно дольше работала. А внутренне, конечно, изменилась. Такое впечатление, что я живу в каком-то вакууме. Всё, что происходит, проходит мимо меня, а я в надутом мыльном пузыре, и только созерцаю идущий поток жизни и людей и то, что вокруг.

— Сейчас есть что-то, что вас поддерживает внутренне? У вас есть какой -то источник радости?

— Не знаю. Мне не хотелось бы, в связи с тем, что у них либо не получается, или есть какие-то другие причины для того, чтобы не раскрывать это дело, мне не хотелось, чтобы пострадал кто-нибудь невинный. Чтобы показать, что вот, мы раскрыли это дело, а на самом деле… Потому что такие прецеденты есть. Не в Украине. Я не верю, что с Немцовым вот так вот, и что заказчик неизвестен.

— А у вас не возникает мысли, что кто-то может быть в этом заинтересован?

— Ну если его взорвали, то, конечно, в этом кто-то заинтересован. Мне просто интересно, кто же этот человек, кто так боялся. Я уже об этом говорила, я живу с этим. Как надо было бояться и ненавидеть моего сына, чтоб взять, и вот так, зверским образом, лишить жизни.

— Как вы думаете, а что нужно сделать Украине, для того, чтобы расследование пошло быстрее и результативнее?

— Я не знаю. Только воля. Мне кажется, что только воля. Точнее, желание раскрыть это дело.

— Как сейчас ваши внуки, как они адаптировались к этой ситуации?

— Разве можно к этой ситуации адаптироваться? Они живут с этой потерей. Им, конечно же, не хватает отца. Они все были очень дружны и любили отца.

— Когда вы собираетесь, что вы о нём вспоминаете? Может быть, есть какое-то самое яркое воспоминание?

— У меня все воспоминания яркие, от рождения его, от того, как он родился: очень красиво, с поднятой рукой, и мне сказали, что он просалютовал этой жизни. С этого момента. Я очень любила его, а как иначе? Родители по-другому не могут.

— Скажите, а какой бы вы хотели справедливости?

— Что значит, “какой справедливости”?

— Если убийц найдут, чего бы вы для них хотели?

— Вы знаете, нет моего сына. И мне не так важно, что с ними там будет. По закону. Если существует закон в этой стране, и если он работает, то согласно закону. Мне чужой жизни не надо.

— А если говорить о признании его заслуг, думали ли вы, может быть, премию учредить? В Беларуси или в Украине.

— Я не знаю, как в Украине. В Беларуси существует его сайт, основателем которого он являлся, “Белорусский партизан”. Это его проект, это дело его, часть его жизни. И это очень хорошо. В Польше основан фонд имени Павла Шеремета в поддержку и защиту журналистов России, Украины, Беларуси и Польши. По-моему, Россия там тоже звучит. Он уже основан, все документы есть, теперь нужно работать. А в Украине, по-моему, в прошлом году вручали какому-то журналисту премию имени Павла Шеремета. Я не знаю конкретно, но мне кажется, я об этом слышала.

— Скажите пожалуйста, вы смотрели расследование, которое делало “Громадское”?

— Да, конечно. Это, я считаю, один из самых… может быть, потому, что я не читала дело… А фильм? Конечно, я очень благодарна создателям. Ребятам, которые проделали огромную, серьезную, я и бы сказала с сегодняшних позиций, небезопасную работу. Но они это сделали откровенно и очень профессионально.

— Но почему журналисты смогли провести такую работу, а люди, которые вели следствие…

— Вот это вопрос не ко мне. Есть такой вопрос, но я на него не отвечу.

— С Петром Порошенко вы встречались после или до?

— И до, и после. И я не говорила об этом фильме.

— И он не упоминал?

— Нет. Я единственное что спросила: “Вы — гарант, говорите о том, что это дело вашей чести, и хотите, чтобы это дело было расследовано. А вот господин Аваков сказал, что это очень серьёзное дело, и оно относится к тем 7% дел, которые вообще не раскрываются”. Вот что это значит, я так и не поняла. То есть, я поняла, что это дело просто не будет раскрыто. Вот и всё.

— Но, если журналисты смогли такого добиться, они даже вычислили номер машины…

— Да, а вот это уже к следователям, к генеральному прокурору, прокуратуре, которые должны были бы ответить на все вопросы. Они говорили: “Да, мы проводили, что вот машина, и тот человек, который там был. Это был охранник кого-то. Но вообще это выглядит несерьёзно. На мой взгляд, хотя, я не профессионал.

— А сейчас у вас есть конкретные вопросы, которые бы вы хотели задать?

— Не хочу вообще! Не хочу вообще больше с ними что-либо обсуждать! Не хочу!

— А почему?

— Потому что не хочу!

— То есть вы уверены, что они просто не раскроют его? Поэтому принципиально?

— Нет, просто теперь уже у меня нет к ним вопросов.

— Почему?

— Ну это риторический вопрос! Почему вы не раскрываете дело моего сына? И что они мне ответят? Что это дело их чести, они стремятся! Но они не могут.