Правила жизни Михаила Громыко.
5 июля суд осудил бывшего сотрудника центра изоляции правонарушителей (ЦИП) на Окрестина Михаила Громыко за участие в акции против ресторана «Поедем поедим». Бывшему прапорщику дали десять суток. Михаил уже на свободе. «Наша нива» поговорила с милиционером и узнала, как его задерживали и увольняли, а заодно задала вопросы про милицейскую и судебную систему. Журналисты kyky.org собрали для вас 12 сильных цитат бывшего беларуского милиционера.
Про самосознание
«Министр Шуневич Игорь Анатольевич. Эти переодевания в форму НКВД, когда он говорит, что это наша история, наше наследие, пятое-десятое… Не знаю, какое у него там наследие. Мое наследие — Беларусь. Я милиционер Беларуси, независимой страны».
Про возможность войти в состав другой страны
«В начале лета ввели новые удостоверения. Похожие на российские, только без двуглавой курицы, а с беларусским президентским гербом. Это что, мы готовимся входит в состав Российской империи?...Я пришел на работу, а коллега, майор, после слов Лукашенко о «войти в состав другого государства» начинает при мне гуглить, сколько майор полиции зарабатывает в России. Он уже сдал страну фактически, ему пофиг, что здесь. Это меня тоже зацепило. Получается, может, действительно скоро войдем в состав России?»
Про суд за участие в акции около ресторана «Подем поедим»
«У меня спрашивала судья, против ли я ресторана. Я не против ресторана, я вообще против застройки Куропат. Это белорусская Голгофа, место скорби. А там строят и строят, нарушают законы».
Про увольнение
«На следующий день [после акции] мне руководство звонит, мол, надо встретиться, подъедем, мол, поговорим, вы знаете о чем. А я сидел дома, пил пиво. И думаю нет, есть же стандартные милицейские методы, пригласят выйти в подъезд, а это же общественное место, ну и заберут меня за нахождение в пьяном виде. Поэтому говорю: нет, давайте завтра. Приехал на работу, написал объяснительную, меня уволили с формулировкой «нарушение условий контракта». Потому что милиционер обязан не высказываться в поддержку партий, движений и объединений. Правда, я и не высказывался в поддержку кого-то, но надо же было меня уволить. Ну думаю, пусть будет так, все равно, найдут другую формулировку, чтобы выкинуть с работы. Да и хватит с меня уже этой системы. Гнилая система».
Про милицейскую и судебную систему
«У нас же и идеологи работают, проводятся идеологические занятия, произносятся слова о чести, достоинстве, все такое… Но где та честь: офицерская, милицейская? Нет. Не присутствует. Должно быть полное подчинение приказам, только «линия партии». Те же лжесвидетельства омоновцев [на судах] – где там честь? Они же знают сами, что лгут. Но это приказ. А мы, белорусы, люди супервысокой исполнительности.
Про милиционеров
«Вообще мы, милиционеры, каждый по отдельности – отличные ребята, а вместе соберешь – получается кусок непонятно чего».
Про задержание
«Ехать к ним я отказался. Говорю, есть вопросы? Прятаться не буду, вызывайте в суд. Тогда предупредили, что будут меня искать, отрабатывать адреса, все как надо. Ну, говорю, это же ваша работа, правильно? Ну и поехал я к другу в деревню, километров 30 от Минска. Переночевал там, утром думаю, поеду домой, придут за мной так придут. Несколько километров от деревни отъехал. Остановился возле леса в туалет. Сделал свои дела, сел в машину, и тут со встречной полосы ко мне красная машинка сворачивает и становится нос к носу. Я собираюсь ехать, мне из машины машут – останавливайся. В машине – сотрудник ЦИПа и и.о. заместителя начальника ЦИПа. Сзади подъезжает «газель», чтобы блокировать задний ход. А из красной машины выбегает человек, мой коллега, уже бывший, летит ко мне. Но я начал съезжать, та красная машина начинает пытаться преградить мне дорогу, слегка бьет в бок, в область бака.
Я поехал дальше, красная машина осталась стоять сзади, «газель» — за мной. Но понимаю, что смысла нет бежать. Смотрю на телефон — пропущенный от того заместителя начальника. Перезвонил, говорю, дай спокойно доехать домой, поставлю там машину и все, берите меня. Позвонил жене по пути, объяснил, что милиция меня забирает. Она покричала на меня немного (улыбается). Припарковался у дома, вышел, мне руки за спину, наручники, и на Окрестина, там оформили — и в камеру».
Про сутки на Окрестина
«Я сидел с теми же фактически, кого недавно охранял. Смотрят, что лицо знакомое, но где видели, вспомнить не могут. Я рассказал, за что меня посадили, правда, о том, что милиционером был, говорить не стал. Подсаживали ко мне «барабашку», чтобы разговорил. Думали, что мне денег заплатили за то, что ездил в Куропаты. Вот так работает и думает система. Система настроена Игорем Шуневичем. Я его даже немного понимаю, так сказать. Он родом из Луганска. Но он украинцем себя не считает. Получается, что и не украинец, но и не белорус, и не русский. Он Homo Soveticus 2.0. Что он здесь делает? Чувствует он эту землю? Нет, это просто наемник, который обязан быть лояльным к власти, большего от него не требуется».
Про отношение родных после суда
«А отец с братом осудили, отец сказал, чтобы я не приезжал к нему. Теща поддержала, кстати. Тесть был настроен отрицательно, но ведь у нас матриархат, всем рулит тёща (смеется)».
Про активистов Северинца и Дашкевича
«Я во время работы в милиции говорил ребятам: «Давайте подумаем. Тот же Северинец, в отличие от нас всех, матом не ругается, не пьет, не курит, в Бога верит, беларускую культуру чтит, за страну переживает. Что еще нужно, чтобы быть достойным гражданином Беларуси? А он здесь чалится». То же и про Дашкевича могу сказать, и про других. А я пью, матерюсь, курю… Я хуже их в несколько раз. Да и все мы хуже, по сути».
Про политических заключенных
«Раньше давали команду сверху, чтобы политическим было непросто. То белье не давали, то кидали в камеру к бомжам. А теперь такого уже нет».
Про «новую» жизнь
«Уже когда сидел на сутках, понял, что почувствовал себя легче, как камень с плеч свалился. Хотя и за решеткой, а было ощущение свободы. Есть же понятие такое — «давление погон». И действительно, вроде как давит что-то на тебя. Ты постоянно держишь себя в рамках, контролируешь каждый шаг…»