Интонация бесстрашного человека

И вот в этом – весь Владимир Войнович.

Для меня Владимир Войнович никогда не был только лишь известным писателем, советским диссидентом, автором бессмертного солдата Ивана Чонкина, чьи книги литературные критики сравнивали с прозой Гоголя и Салтыкова-Щедрина.

Володя Войнович, прежде всего — близкий друг моих родителей. В моем детстве Войнович был всегда. Я знала, что у папы три самых близких друга: Владимир Корнилов, Владимир Войнович, Юрий Левитанский.

В 80-м году власти выдавили Войновича в эмиграцию, мою маму посадили в тюрьму в 82-м, папу в 85-м. В 1987-м родители вернулись из ссылки, Войнович вернулся из-за границы в начале 90-х годов, но родители с ним уже не так часто виделись, жизнь их как-то развела.

Я слышала, что Войнович живет как бы на две страны — то в Москве, то в Германии, а потом он окончательно осел в Москве и мы неожиданно встретились на благотворительной акции в помощь узникам «Болотного дела». И это был тот самый Войнович из детства, нежный, безумно остроумный, внимательный к собеседнику. Совершенно не забронзовевший.

Я для него была частицей его самых близких друзей юности, он — частицей моих ушедших родителей, по которым я безумно скучала. Мы перезванивались, ему всегда было интересно то, чем я занимаюсь. Однажды Войнович позвонил и позвал в гости, чтобы расспросить про Светлану Давыдову, многодетную мать, которую посадили в Лефортовскую тюрьму за госизмену. Его глубоко возмущали случаи судебного произвола, о которых я рассказывала. Он считал необходимым говорить об этом и удивлялся, почему общество столь инертно. Мне кажется, что именно после аннексии Крыма, которая глубоко травмировала всех нас, разделив и интеллигенцию и общество на тех, кто «за» и «против», мы увидели другого Владимира Войновича. Это был не просто всемирно известный писатель-сатирик, это был тот самый Войнович, который не боялся и в самые мрачные времена застоя обличать КГБ и который сегодня, когда наследница КГБ — ФСБ управляет государством, громко говорил обо всех пороках сегодняшней системы власти, как бы от имени того самого поколения, представителей которого уже почти не осталось.

Такого спокойного, мудрого и в то же время непредвзятого взгляда сегодня очень не хватает. И именно поэтому Войновича приглашали все без исключения свободные СМИ, которые еще остались в России — только он мог так точно сформулировать и описать ситуацию, в которой мы оказались. В том, что говорил Войнович, всегда подкупала интонация. Это была интонация человека бесстрашного, бесконечно любящего страну, в которую он вернулся, хотя прекрасно мог бы продолжать жить в эмиграции, человека, страдающего от того бесправия и беспредела, в который эта страна все больше и больше погружается. Но Войнович никогда не терял оптимизма. Даже, когда давал власти самые жесткие и беспощадные оценки.

Он любил рассказывать, как, уезжая из Советского Союза в 1980 году, предсказал, что через пять лет в стране произойдут радикальные перемены к лучшему, и по сути предсказал перестройку. Он всегда смеялся, когда ему напоминали о его пророческом романе «Москва-2042», в котором страной правит КПГБ — Коммунистическая партия государственной безопасности, одного из героев зовут отец Звездоний, а персонаж Сим Симыч, напоминающий Александра Солженицына въезжает на белом коне в Кремль.

Войновича часто спрашивали, когда сменится нынешняя власть и он охотно отвечал. Как-то я приехала к нему и задала тот же самый банальный вопрос. Он засмеялся, но ответил:

«Я думаю, что перемены придут сверху. Перемены обязательно произойдут в результате каких-то политических причин, трагических, физиологических, каких угодно, эти перемены произойдут и следующее руководство обязательно будет исправлять то, что сейчас сделано. Также, как Советский Союз дошел до некоего маразма, так и теперешний режим дошел примерно до того же. Общество взбудоражено, идет холодная гражданская война с отдельными горячими проявлениями — как убийство Немцова. Мы поссорились со всем миром, экономическое положение ухудшается, завязли на Донбассе. Крым — это заноза, которая будет сидеть долго. Была у нас оттепель, потом была перестройка. Я не знаю, как те люди, которые придут к власти, назовут то, что будет после Путина. Они будут вынуждены приступить к исправлению ситуации. Будут предприняты какие-то экстраординарные меры. Реформы. Это будет такое положительное движение. В это время все государственные механизмы, рычаги, государственные скрепы ослабнут и тогда появятся в политике и в экономике новые молодые люди. Но в тоже время появятся и деструктивные силы. То есть, будут те, кто хочет оздоровить российское общество и те, кто захотят разрушить Россию. Мое предсказание на первый этап — положительное, а второй этап — не знаю, может нам грозить разводом, который будет пострашнее, чем развал советского Союза».

Все, кому посчастливилось общаться с Войновичем, знают, каким остроумным он был. Он умел рассказывать очень смешные анекдоты, он умел смеяться над собой.

Владимир Войнович. Фото: Дмитрий Лекай / Коммерсантъ

Два года назад, в 35-летнюю годовщину лишения его советского гражданства, я попросила его рассказать, как это было. Получился очень смешной рассказ:

«Я тогда уже жил в Мюнхене. Утром этого дня мне позвонил журналист Марио Корти с Радио Свобода. Он сообщил, что меня лишили гражданства и хотя я этого ожидал, мне на самом деле стало жутко обидно. До этого меня как только ни ругали и ни проклинали — говорили, что я такой, сякой, враг народа, шакал, таракан. Сравнивали со всеми отвратительными животными и насекомыми, и я это все как-то пропускал мимо ушей, я знал, чего от них можно ожидать. Но тут почему-то сильно обиделся и разозлился. И написал Брежневу письмо: «Господин Брежнев, вы мои заслуги оценили незаслуженно высоко, я не подрывал престиж Советского Союза, потому что у Советского Союза благодаря усилиям его руководителей и вашему личному вкладу никакого престижа нет». И я написал что-то вроде того «нисколько не сомневаюсь, что ваши указы в скором времени будут отменены, но у меня нет уверенности, что также скоро кончится бумажный дефицит и думаю, моим читателям по-прежнему придется сдавать в макулатуру 20 кг ваших произведений, чтобы получить одну мою книгу о Чонкине». Тогда был такой порядок: можно было сдать 20 кг макулатуры и за это получить право купить одну дефицитную книгу. Я отправил письмо Брежневу в газету Süddeutsche Zeitung, мне оттуда позвонили и сказали, что так писать в Германии не принято. Я ведь написал «господин Брежнев», а по немецки это звучит «Хер Брежнев». Нужно написать «очень уважаемый господин Брежнев», «просто уважаемый» у них не положено. Я говорю: «Нет, пусть останется, как есть, хер Брежнев, и даже лучше, если вы напишите русскими буквами «хер».

А в сентябре Войнович отмечал свое 85-летие в Центральном доме литераторов. Единственным от власти, кто поздравил его с юбилеем, оказалась супруга Дмитрия Медведева Светлана. Войнович ответил ей через несколько дней, опубликовав письмо в Facebook:

«Милая Светлана Владимировна!

На днях я отмечал свое 85-летие в Центральном доме литераторов. Разделить этот вечер со мной в ЦДЛ пришло человек, примерно, четыреста. А как раз перед этим я получил письменное поздравление от Вас и решил похвастаться. Я предполагал, что собравшиеся порадуются за меня и мое сообщение о вашем послании встретят аплодисментами. Но зал отреагировал на услышанное непочтительным дружным и громким хохотом. Я удивился.

Достигнув столь преклонного возраста, я пережил разные формы восприятия моих заслуг высокими инстанциями. Было время, когда меня за мое достойное порицания общественное поведение и сомнительные достижения на литературном поприще многократно и разнообразно наказывали. Но потом все изменилось настолько, что в 2000 году президент Российской Федерации удостоил меня государственной премии за книгу, которая в прежние времена тянула бы на солидный тюремный срок.

После этого отношение ко мне официальных структур сильно улучшилось, и прошлые пережитые мной юбилейные даты отмечались устными и письменными поздравлениями не только простых читателей и коллег, но, случалось, и высоких должностных лиц: министров, губернаторов и руководителей отдельных отраслей промышленности. Дважды меня поздравлял президент, и это никому не казалось смешным.

Смешное началось пять лет тому назад, когда на мое восьмидесятилетие Ваш супруг, только что освободивший президентское кресло, прислал мне корзину роскошных роз. Какие-то люди, желая изобразить меня законченным фрондером, пишут в интернете, что я ту корзину отправил обратно. Это неправда. Я корзину обратно не отправлял, но попросил принять ее мою домработницу. Этим я не хотел оскорбить Вашего мужа, но подумал, что если к своим восьмидесяти годам я от высших чинов государства не заслужил ничего лучшего, чем корзина цветов, то ее я тоже не заслужил. Как говорят американцы, брильянт, который стоит сто долларов, не стоит одного цента.

Прошедшее с тех пор пятилетие в жизни нашей страны оказалось исключительно напряженным. Блестящая зимняя Олимпиада на южном курорте, возвращение Крыма в родную гавань, война в Донбассе, в которой мы, не участвуя, несем большие потери, и война в Сирии, которую мы продолжаем, несколько раз успешно закончив. Признаюсь, я, будучи неисправимо плохим патриотом, не очень радовался нашим успехам и потому, естественно, на этот раз теплых слов от первого лица государства не дождался, и Ваш муж не прислал мне ни одного цветочка. Я отнесся к этому с пониманием. Не заслужил, так не заслужил, и не надо.

И вдруг Ваше письмо. Оно меня приятно удивило. Поскольку Ваш муж не счел нужным удостоить меня своим высоким вниманием, я мог бы подумать, что Вы это делаете втайне от него, что было бы мне особенно приятно. Знаете, некоторым мужчинам, особенно, как говорится, сенильного возраста, очень бывает лестно, когда молодые женщины оказывают им знаки внимания, да еще тайком от мужей.

Но обычно в подобных случаях дамы, прибегая к письменной форме, подчеркивают нежность выражаемых чувств, тем, например, что опрыскивают свои послания любимыми духами или вкладывают в конверт засушенную ромашку. Однако ожидаемого запаха я не учуял и ромашку в конверте не нашел. Но заметил, что конверт-то казенный, с надписью большими буквами: «ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», а само письмо адресовано не просто любимому писателю и человеку, а лауреату Государственной премии Российской федерации. Исходящий номер в нижней части письма указывал на то, что письмо продиктовано не искренним чувством, а является видом казенной почести невысокого сорта. И огорчился уже не столько за себя, сколько за Вас.

Светочка, дорогая. Мы лично не знакомы, но я несколько раз видел Вас по телевизору в храме Христа Спасителя, где Вы стоите со свечкой такая набожная, молодая, интеллигентная и красивая. И я подумал, ну зачем Вам нарушать тот обаятельный образ, который возникает при взгляде на Вас со стороны? Зачем Вы пишете или даже подписываете фальшивые письма в казенных конвертах правительства Российской Федерации, в котором, насколько мне известно, в отличие от Вашего мужа, никакой должности не занимаете? Зачем?

Извините, но посмею дать Вам мой стариковский совет. Если Вам впредь захочется выразить кому-то письменно хорошее или плохое свое отношение, обращайтесь к нему как частное лицо, пишите от себя лично, но ни в коем случае не от инстанции, в которой не состоите. Иначе над Вами будут смеяться, а мне за Вас будет больно.

С заботой и желанием уберечь Вас от насмешек,

Ваш Владимир Войнович".

И вот в этом весь Володя Войнович. Только он мог так бесстрашно, безжалостно и в то же время так нежно шутить.

Зоя Светова, «МБХ-медиа»